 |
| Правая.Ru | 20.11.2006 |
Что в фильме удивительного: одна треть всего текстового материала — цитаты из Писания. При этом не возникает ни ощущения излишней пафосности, ни слезодавильни. Чудеса, совершаемые о. Анатолием, не фееричны: всего лишь усердная молитва перед иконой — и больше никакой атрибутики, пиротехники. Изгнание беса не выглядит сеансом экзорцизма. В этом эпизоде Мамонов предстаёт иным — воином, чей образ проглядывает сквозь оболочку дряхлеющего старика. Но опять же — ничего, кроме молитвы, монах не использует.
Пётр Мамонов играет великолепно, при всей юродивости образа выглядит совершенно вменяемым. Сухороков неожиданно точен. Дюжев тоже приходится к месту. Во всём, несомненно, заслуга режиссёра, хотя Мамонов здесь — самостоятельная величина, и трудно представить, что Лунгин как-то корректировал его игру.
Сам фильм снят — если можно так сказать — православно, но без слащавости и лубка, без нарочитой или ненарочитой агитации и морализаторства. А старец, которого мы видим, это не хрестоматийный образ благообразного подвижника с белой бородой и чётками в руках, а немытый худой старик со странностями, одетый в ватник и украшенный одной лишь молитвой. До конца жизни, верша чудеса и живя, даже не замечая того, в полнейшей аскезе, он и не мыслит себя подвижником. Здесь становится совершенно очевидным, что святые никогда не мыслили себя святыми, а подвижники не считали свои подвиги таковыми. Смерть такого человека знакова и безупречна: он ложится в гроб в белой рубашке и уходит в назначенный день, когда все долги закрыты.
Иерей Димитрий Карпенко, заместитель главного редактора молодежно-публицистического журнала «Новый Ковчег»:
Русское кино живо… Собственно, это было ясно всегда, но признаки жизни за последнее время были не всегда однозначными. Снять кино на христианскую тематику сегодня, казалось бы, не представляет особого труда. Но кино «на христианскую тематику» и христианское кино — вещи, согласитесь, не всегда одинаковые. «Остров» — это именно христианское кино, которое заставляет всматриваться в то, что является сутью нашей веры.
Фильм П. Лунгина восхитителен и уникален — это первая серьезная игровая художественная картина, которая абсолютно честно и талантливо рассказывает нам о главной цели христианской жизни — покаянии. При чем этот рассказ ведется именно с православной точки зрения, подобного еще не снимал никто. Но, несмотря на свою уникальность и талантливость, этот фильм уже успел вызвать ряд нареканий со стороны нашей православной братии.
А именно. Картина Лунгина якобы показывает нам «хорошего» старца Анатолия и «плохих» Филарета и Иова, тем самым, пытаясь внести разделение в Церкви. Если смотреть фильм внимательно и непредвзято, то это обвинение отпадет само собой. Все герои здесь показаны с любовью, и каждый из них, в меру своих сил, совершает борьбу с собственными немощами. Это не разные церкви — это одна Церковь, которая является лечебницей для больных. Господь дает возможность даже самому страшному грешнику обратиться к Нему, главное понять необходимость Бога в твоей собственной жизни и повернуться к Нему, но не на 30 или 40 градусов, а на все 180, как об этом абсолютно верно подметил Петр Мамонов в одном из своих многочисленных интервью.
Следующая претензия. Финал картины «притянут за уши». Имеется в виду приезд адмирала, и прощение старца Анатолия. Критики обвиняют создателей картины в искусственном хэппи-энде, который якобы выбивается из, в принципе, положительного тона фильма. Здесь важно понять, что фильм «Остров» — это, несомненно, не документальное кино, и даже не кино о реальных прототипах — это, прежде всего, притча. Не важно, произошла ли эта история на самом деле или нет, не важно, где находится этот монастырь, не важно, насколько реальны описываемые события. Фильм не об этом. «Остров» рассказывает о том, как нужно совершать свой христианский подвиг, что нужно ставить во главу угла. И в этом смысле, подобный финал картины был просто неизбежен. Господь долгие годы вел старца Анатолия к Себе, и перед самой его смертью дал ему знак, что этот путь был не напрасен. Это фильм о том, как православному человеку нужно жить и как ему нужно умирать. Если кто-то видит в финале картины некий «хэппи-энд» — пожалуйста, но в православной терминологии это называется блаженной кончиной.
Есть и такие зрители, которые фильм посмотрели, он им понравился, но они считают, что говорить что-то по этому поводу уже не надо, потому что столько всего говорено-переговорено, что любая реплика, на их взгляд, превращается в пошлость. Мол, и так все понятно, зачем слова? Возможно, здесь есть доля правды, потому что опошлить и извратить можно любое, даже самое благое дело. Но это не значит, что нужно молчать, главное, действительно, не превращать свои слова в пошлость.
Денис Ступников, обозреватель православно-аналитического сайта Правая.ру:
Очень ёмким и удачным кажется название фильма — «Остров». Картина действительно производит впечатление светлого оазиса, проникновение в который мигом приводит в порядок мысли и чувства и расставляет приоритеты в сознании зрителя. Всё, показанное в «Острове», не рассчитано на сиюминутный эффект, а поэтому даёт кристальное ощущение сопричастности и даже документальности.
Лунгин опирается на богатую святоотеческую традицию, но особенно его интересуют модели поведения юродивых. Неудивительно, что роль старца Анатолия блестяще сыграл именно Пётр Мамонов, которого журналисты нередко величают «юродивым русского рока». Порою ловишь себя на мысли, что он не играет, а живёт этой ролью.
То, что в обыденном общении с Пером Николаевичем может кому-то показаться диким и алогичным, в работе Лунгина получает высшее оправдание. Можно недоумевать, почему в ответ на очередной вопрос о предстоящем концерте Мамонов вдруг начинает пространно вещать о Входе Христа в Иерусалим. Но в фильме отец Анатолий, разговаривающий с игуменом стихами из псалмов, не вызывает никакого удивления.
Дмитрий Данилов, руководитель отдела культуры православно-аналитического сайта Правая.ру:
На мой взгляд, одним из самых интересных моментов «Острова» является время действия. Основные события происходят не в наше время, а в середине 70-х годов, когда монашеская жизнь в нашей стране была отнюдь не на подъеме. В то время, когда такая история казалась наиболее невероятной. Однако образы главных действующих лиц фильма: о. Анатолия, о. Иова, о. Филарета — носят как бы вневременной характер, выступают проводниками вневременного духа православного монашества.
С другой стороны, тот факт, что действие «Острова» происходит в советское, атеистическое время, позволяет несколько иначе взглянуть на людей, приходящих за помощью к старцу. Пусть даже они обращаются к о. Анатолию как бы неосознанно, в охоте за чудом, все равно эти люди оказываются вовсе не случайными, так как сам факт, что до них дошла молва о том, что где-то на далеком острове живет некий удивительный старец, уже выделяет их из толпы. И девушка, пришедшая за «благословением на аборт», и остальные посетители, они не просто любопытствующие, не часть толпы паломников, как это нередко бывает в наше время. Это люди, которые, пусть и интуитивно, неосознанно, но следуют путями Промысла Божия.
Егор Холмогоров, историк, публицист, постоянный автор «Правой.Ру»:
Фильм сделан очень продуманно и взвешенно. Я бы даже сказал — как конфетка. Лунгина упрекают в конъюнктуре: после «Олигарха» это, кажется, очевидность. И правильно. Большинство великих русских режиссеров — конъюнктурщики, а государство всегда умело задавать им эту правильную конъюнктуру. Так и здесь, «патериковая» реальность (а надо понимать, что жанровая основа фильма — патерик египетско-киевопечерского образца, помноженный на северную повесть 1970-х), так вот, эта реальность взята нарочито без острых углов. В фильме, по большому счету, все друг друга любят, зло выведено за рамки острова, за пределы этого мира куда-то вдаль — к немцам, к бесам и т. д. Все, кто есть здесь, по большому счету, хорошие. И происходят с ними хорошие вещи. Там, где легко было скатиться в сильные картины и сильные чувства, например, в сцене изгнания бесов, нарочито это не сделано, всё покрыто северной сдержанностью, которая не отпугнет зрителя от Православия, не представит веру как ряд малоаппетитных картин и малопонятных эмоций. И эта «конфетность» формы — без слащавости, рассусоливания и оханья (каковые, на самом деле, не способствуют, а мешают удобовосприятию), есть следование заповеди апостола: «Я питал вас молоком, а не пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах» (1 Кор. 3, 2).
Зато качество этого молока весьма высоко. Вера, смирение, простота молитвы, чудо. Последнее особенно важно, поскольку духовное опамятование наших людей надо начинать именно с возвращения веры в чудо, с отказа от секулярной протестантщины, которая отвергает и изгоняет чудо из обычной жизни. Но это чудо должно быть показано как имеющее чистый церковный источник. Прекрасно, что значительная часть диалогов главных действующих лиц — монахов — это слова Писания и молитв. Они говорят на этом особом, возвышенном языке, но этот язык нашему народу, на самом-то деле, понятен и внятен — его надо только вспомнить. То есть и здесь происходит не только «показ», но и обучение и воспоминание.
Актеры играют прекрасно. Особенно поразил Сухоруков, который в образе отца Филарета полностью преобразился, вышел из своего амплуа придурка — совершенно и безоговорочно. О Дюжеве того же сказать нельзя, он и тут сам себя играет. Но, может, это и уместно. Про игру Мамонова я ничего сказать не могу. Я никакого Мамонова не видел. Отца Анатолия — видел, а Мамонова — нет. Монахи получились, надо сказать, довольно убедительные — с поправкою на общую идеализирующую установку фильма. А вот монастырь для предполагаемого 1976 года слишком «современный». И еще для маленького монастыря слишком зашкаливает количество иеромонахов (я насчитал четырех). Вторым несомненным минусом является музыка — такая навязчивая псевдодуховная музыка, а ля фильмы Тарковского, причем в самых патетических сценах она явно лезет на первый план, заглушает все, забивает собой происходящее. Причина опять же понятна — нужно упаковать подоходчивее основной «посыл» фильма, но здесь музыкальная «упаковка» слишком явно опошляет, снижает значимость содержания.
Не берусь судить, насколько годится в качестве завязки сюжета предательство не только человеком человека, но и солдатом Родины, при том, что тема второго предательства, в отличие от первого, совершенно дальше не поднимается. Мне такой ход категорически не нравится. Но все то, что дальше происходит на Острове исполнено и эстетически, и аскетически безупречно. Отец Анатолий юродствует, но ровно столько, сколько и положено юродивому старцу, — это юродство не переходит в антицерковность нигде и никогда. Как и действия «в духе» совершаются спокойно, без аффектации и, я бы сказал, несколько идеализированно — к сожалению, реальных наших старцев очень часто окружали и обкладывали со всех сторон, как богдо-гегенов и далай-лам. Отец Анатолий в этом смысле «старец, который должен быть», — вплоть до того, что по своим грехам старается, чтобы многие его считали лишь за старцева служку… Эта цельность духовного образа о. Анатолия нигде не нарушается. Весьма знаменательно то, что прозорливый старец не знает, что грех, в котором он всю жизнь кается, был гораздо меньшим, — именно это покрывало неведения оказывается для него настоящей защитной броней — он помнит о своем грехе, и эта память уберегает его от гордыни. Примирение приходит к нему лишь перед смертью, и лишь тогда, когда он десятерицей — изгнаниеем беса из дочери, — воздал добро тому, перед кем прежде провинился.
Сцена экзорцизма — кульминация всего фильма. И сыграна великолепно, прежде всего Викторией Исаковой. Упирать на обычные для беснования внешние эффекты в данном случае было нельзя, чтобы не травмировать и отпугивать зрителя. И Исакова выбрала вместе с режиссером безупречный ход. В качестве бесноватой она играет гламурную истеричку, — капризную, с обычными для нашего кино интеллигентско-манерными вывертами. Более всего она напоминает мне героиню «Упасть вверх». Голос, манеры, кукольная улыбка, нездоровая нимфеточная моложавость на лице… В общем — старый знакомый, бес гламура…. И вот — происходит изгнание беса, героиня приходит в себя, и мы видим совсем другую женщину, — не моложавую, уже под тридцать, пережившую страшное горе — гибель мужа, видим действительно человека, а не сотворенную бесом куклу…
Эта заостренная «антигламурность» Острова, при всей второстепенности этой темы — Бог не того хочет, чтобы человек был негламурен, а того, чтобы он был свят, — так вот, эта тема для характеристики эпохи имеет довольно большое значение. Лунгин уже снял «Олигарха». Формально — воспевание торжествующего ворья, фактически — смертный приговор этим «Наполеончикам» без Аустерлица. Сейчас «Остров» — это фильм, взрывающий все устои затхлого нашего огламуренного бытия, чтобы вывести на встречу с Богом. Не слишком высокопарно? Нет. Поскольку в «Острове» нет «разговоров о Боге». Насколько это возможно для кино, где требуются разговоры, это молчаливый, очень спокойный фильм. И Бог в нем выведен за пределы сомнения, обсуждения и «дискурса». Он просто есть, Он творит чудеса и Он обучает главному из искусств, необходимых для человека — искусству хорошо умирать.
P. S. При этом надо понимать, что фильм обречен на ожесточенную истерику нехристей, всех, кто считает, что Православие — суть помеха на пути к превращению России в Эстонию, а русских в чеченцев. Будут находить большие и маленькие огрехи, выдумывать и клеветать. Все это уже мы проходили весной в связи с «Князем Владимиром». Но шибко переживать по этому поводу нечего, поскольку работа по опамятованию русских, возвращению нашей народной души в нормальное состояние, захватывает миллионы, а шуршат — десятки, хотя шуршат противно и небезобидно. Но в масштабе большой истории это шуршание должно потеряться за шумом русского леса, журчанием русской воды, ревом русских медведей, грохотом русских танков и пением русских монахов.
Илья Бражников, главный редактор православно-аналитического сайта «Правая.Ру»:
В одном из интервью, посвященных «Острову», Петр Мамонов сказал:
«Когда Господь въезжал в Иерусалим на ослице, бросали цветы, ветви пальмовые и кричали приветствия. Ослица была в полной уверенности, что ей кричат. Так и мы — ослицы, на которых едет Господь».
Действительно: сделано невозможное.
Павел Лунгин не мог снять такой фильм, не будучи православным человеком. Но он снял его.
Петр Мамонов не мог сыграть святого старца, потому что святость невозможно сыграть. Когда святость играют, всегда получается пародия. Но Мамонов — смог.
Актеры Виктор Сухоруков и Дмитрий Дюжев, с их бьющей через край карнавальностью (вспомним хотя бы знаменитый эпизод со стрельбой из пулемета «Максим» в исполнении Сухорукова в «Брате-2» или образ братка из «Жмурок» в исполнении Дюжева), не могли сыграть суровых иеромонахов. Но они сделали это.
Как же это вышло?
То, что невозможно человеку, возможно Богу.
По-видимому, фильм получился, в значительной степени, не благодаря, а вопреки человеческим усилиям. Кто-то невидимый стоял за спиной режиссёра и снимал «Остров». Петр Мамонов сформулировал эту мысль так: «Мы — ослицы, на которых едет Господь».
И все же, несмотря на очевидную благодатность фильма, он не получился бы без человеческих усилий. И, прежде всего, без участия Петра Мамонова. «Остров» добротно сделан, но без Мамонова он бы развалился. Каким образом Петр Мамонов смог сыграть святого? Думаю, он смог это сделать потому, что играл не святого, а самого себя. Точнее, был самим собой. Этот образ в Мамонове был различим ещё очень давно — теми, кто любил его.
И мне поэтому хотелось бы поговорить не столько о фильме «Остров» — о нём уже сказано и ещё будет сказано много хороших и правильных слов — но о самом Петре Николаевиче. Он и всё, что он делает в течение последних двадцати лет, заслуживает отдельного разговора.
