Русская линия
Православие.Ru Евдокия Позднякова20.11.2006 

Из воспоминаний об иеромонахе Рафаиле (Огородникове)
18 ноября — годовщина смерти иеромонаха Рафаила (Огородникова; + 1988)

Иеромонах Рафаил (Огородников)
Иеромонах Рафаил (Огородников)
Восприятие отца Иоанна (Крестьянкина) как старца произошло благодаря отцу Рафаилу. Архимандрит Иоанн был духовником иеромонаха Рафаила после схиархимандрита Агапия (Афиногена).

Опыт духовного общения отца Рафаила с отцом Иоанном был таким, что отец Рафаил принимал его безоговорочно. Отец Рафаил знал его силу молитвы, и говорил нам — отец Иоанн не проповедник, а молитвенник.

Мать отца Рафаила, Маргарита, рассказывала такой случай. Она умирала, а потом ей стало легче, и она стала поправляться. И оказалось, что в тот час, когда она умирала, в 5 часов утра, в келью к отцу Рафаилу пришел отец Иоанн и сказал: «Рафаил, твоя мать умирает. Вставай, давай молиться». И они встали на колени и молились. А время потом уже сопоставили.

Нас посылал отец Рафаил к отцу Иоанну очень часто — как напоминание о себе. Он был одним из тех монахов, которые были изгнаны в конце 1970-х годов из Псково-Печерского монастыря. В монастырь он не мог явиться, в ворота никого из них не пропускали. И отец Рафаил мог передавать только через других людей весточки о себе и просьбы помолиться о нем.

У нас проблем особых не было — обычные для молодежи проблемы: за кого выйти замуж и кем работать.

Отец Рафаил нас довольно жесткою рукой выставлял к старцу. Ему как бы и не важны были наши проблемы и наше самоопределение.

Он посылал нас за другим — ему нужен был опыт духовного общения, чтобы мы получили этот опыт.

А мы как попадем к отцу — помнишь только, что попадаешь в облако благодати. Он что-то говорит, а слова становятся неважными. Хочется все время здесь находиться, и слова все забываешь. Один священник знал это, что слова забываются, он тогда положил в карман диктофон. И у него записался стук сердца: тук-тук, тук-тук.

В то же время отец Рафаил нас ориентировал на восприятие слов отца Иоанна. И учил, что если вы из слов старца что-нибудь не поняли, надо переспрашивать до тех пор, пока не станет понятно.

К сожалению, пока был жив отец Рафаил и проблемы были маленькими, было все понятно. Но через несколько лет, когда отца Рафаила уже не было в живых, а с приходским духовником тоже возникли проблемы, и не с кем было посоветоваться, то уже забылась эта установка — про выспрашивание до понимания.

Были недоумения от каких-то неправильно понятых слов, от неточных ответных писем, которые заставляли страдать. От недоуменных слов шли совершенно фантастические, по-женски логические построения.

Только после преставления отца Иоанна, с опросом круга людей, которые одновременно со мной ездили к отцу Иоанну, эти недоуменные слова наконец-то приобрели контекст и ситуация прояснилась.

А вот если бы я пользовалась тем, чему учил нас отец Рафаил — «если из слов старца вы чего-нибудь не поняли, нужно переспрашивать, пока не будет понятно», — этого бы не было, недоумений и последствий.

Но по юности и по глупости необычайной и сами эти слова трактовались по-другому: что батюшку нужно все время о чем-нибудь спрашивать. Так поступала Н., чем вызывала постоянно гнев келейницы, которая обобщала свой гнев на всю нашу компанию.

* * *

Первый раз нас отправил отец Рафаил к отцу Иоанну благословиться, когда отец Иоанн служил на праздник пророка Илии в селе Юшкове. Это было традицией, отец Иоанн приезжал туда каждый год к отцу Паисию.

Я впервые оказалась на деревенском престольном празднике — таком, как описывались престольные праздники в дореволюционной литературе.

В село на службу съезжается народ со всех окрестных деревень, после службы устраиваются столы на зеленых лужайках, и обед для всех: щи, картошка, огурцы, сметана — все деревенское, простое и чрезвычайно вкусное.

Нас, московских, было машины три. Отец Иоанн нас благословил, и после этого нас пригласили к столу. Это было удивительно после московской обособленности — такое благожелательство, единение, спокойствие, безмятежность.

Отец Рафаил отправил нас с целью «благословиться к старцу». И вот, после службы я пошла «благословиться», но отец Иоанн был окружен толпой так плотно, что протиснуться не было никакой возможности. Я заплакала в сторонке, а отец Иоанн так замедлил, все замолчали, а он немного отстранил толпу и направился прямо ко мне.

— А это кто тут у нас?

Я сказала как меня зовут и что нас послал отец Рафаил.

— А сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Ах ты, цыпленочек, цветочек.

Конечно, я была полна впечатлений от этого дня и от такого внимания и благословения.

* * *

Через некоторое время отец Рафаил послал нас с одной женщиной к отцу Иоанну (это на Бориса и Глеба, в 1986 году).

Он нас принял. Тогда он часто принимал в 5 часов вечера внизу, в приемной. Слов, сказанных мне, я не помню совершено. Мы сидели на диванчике, батюшка нас мазал маслицем, поил святой водой, гладил все время, и казалось, что в глазах все расплывается.

А слов я не помнила. Мы с этой женщиной созванивались спустя 20 лет, чтобы вспомнить, что же нам говорил тогда батюшка. Я запомнила, что он спросил ее про работу и сказал устроиться на какую-нибудь работу, хотя бы рублей за сто. А она запомнила, что батюшка сказал про меня:

— Ты розовый бутон, и хорошо бы ты так и оставалась подольше.

Этот опыт общения, он был так важен, не как слова даже, а как присутствие внутри того облака благодати, которое окружало старца.

Я-то думала все время, что такой опыт есть у каждого, кто ходит в церковь, что это так естественно, что и говорить об этом не приходиться.

И проходит 20 лет, когда оказывается, что такой опыт переживали единицы, и они сразу понимают, о чем идет речь, а остальные не понимают о чем идет речь. Только поэтому, чтобы засвидетельствовать о реально осязаемой, видимой и переживаемой благодати, я все это записываю.

Надо заметить, что восприятие и переживание благодати не зависело от свойств самого присутствующего человека. Хороший он, плохой, благочестивый, заблуждающийся — это не имело значения.

И, главное, человек сам не менялся, его свойства. А впечатление было, что ты уже другой, какой-то не такой. Но по поступкам — ты сам еще оставался прежним, отвратительным.

Но здесь главное было не резкое и радикальное изменение жизни, как хотелось бы. А то, что ты приобретал опыт, знание реального присутствия Божия. И потом его все время жаждешь, хочешь опять переживать эти ощущения. Но нигде не можешь его добыть, и ничего не удовлетворяет. А самому меняться приходилось не во мгновение ока, а в течение лет и лет.

Еще надо заметить, что это нахождение в благодати рядом со старцем было не всегда. Это были первые разы, первые приезды. А потом, когда на этом опыте становилось возможным строить свой личный опыт, этого уже не происходило. Ты мог приезжать и привозить с собой родственников и знакомых, они, приехав впервые, получали эту благодать, а ты — ты должен был уже работать.

* * *

Один раз мы приехали с Н., причем он и прежде приезжал и разговаривал с отцом Иоанном. Но восприятие, переживание и видение благодати получил лишь только в тот раз.

Мы были на ранней службе в Успенском храме, причастились, и пошли в город. А потом нам стало в городе невообразимо тоскливо, и мы прямо побежали обратно в монастырь, и прямиком в Михайловский собор. А там во время евхаристического канона служил и молился отец Иоанн с отверстыми царскими вратами. И мы встали как вкопанные, как оцепенелые.

Н. сказал потом: «Если меня спросят: видел ли ты, как служат Богу?» — я скажу: «Я видел как служит отец Иоанн».

Это 1997 год.

* * *

Вот один раз приехали.

Нас послал отец Рафаил, перед смертью, с просьбой помолиться о нем.

А мы-то…

Встретили в Печорах своих московских друзей. Обрадовались, болтали, работали на послушании. Это было прекрасное послушание для молодежи. Большими лопатами чистили снег, а монастырь — на горках. И мы, счищая снег, с этих горок сбегали вниз, очень весело.

И когда пришли к отцу Иоанну, мы, умные девицы, выставили молодых людей за дверь, чтобы они не слушали наших разговоров.

Отец Иоанн спросил или нет, не помню, о том, что нам хочется. Я сказала, что хочу выйти замуж.

Он спросил: «А тебе есть за кого?» Я сказала, что нет. Он сказал: «Тебе же духовный нужен».

Самое смешное было то, что тот, за кого я вышла замуж спустя лет пять, в это время стоял за дверью.

* * *

Потом, когда я встретила отца Рафаила в Москве, дней за пять или шесть до его смерти, он меня выспрашивал — что сказал отец Иоанн.

Про него отец Иоанн сказал тогда: «Ну как, летает ангел Рафаил? Что-то быстро он летает». Но я-то все забыла на тот момент, что сказал отец Иоанн, а помнила только слова, обращенные ко мне. Я носила тогда украшение, свитое из рядов нитей золотого бисера. И отец Иоанн сказал, комплимент: «А, все в золоте ко мне приехали».

И сколько ни выпытывал у меня отец Рафаил, что же сказал отец Иоанн, я только помнила про «в золоте к нам приехали».

* * *

Когда отец Рафаил умер, было такое письмо.

«Дорогая о Господе…

Божие благословение Вам на возвращение домой.

У Господа нет мертвых, у Господа все живы, и Он один знает, когда и кого позвать из жизни сей.

Путь странствия отца Рафаила кончился, Ваш же путь продолжается, и забота Ваша вся должна быть направлена на сохранение души своей и воспитания ее для Царства Небесного. А еще Господь есть Любовь, а люди только могут носить в себе отсвет этой Божественной Любви в большей или меньшей мере. Главное же для всех — Любовь Господь.

И вот будьте очень внимательны, чтобы никогда и ни один человек, даже и священник, и духовник, не заслонил собой этот Образ Любви. Господь с Вами.

Об отце же Рафаиле долг Ваш сохранять память и молиться, ибо он, как всякий человек, отшедший теперь, в этом нуждается особо.

Молитесь Господу, и Он со временем пошлет Вам и нужных людей для вас, и духовника.

Божие благословение Вам.

А. И.»

(Это 1988 год, 22 ноября.)

* * *

И вот это время, конец 80-х, было удивительным и прекрасным — так было все реально, близко. Батюшка отец Иоанн был доступен, все проблемы решались непосредственно, посредников не было, и никто не уходил обиженным, все попадали под внимание, под утешение.

А потом сразу многое изменилось. Разбился отец Рафаил, приходской священник в Москве перешел в раскол, а встречи с отцом Иоанном стали недоступными.

И от опосредованного общения возникло много обид и недоумений.

Мы-то для отца Иоанна были «Рафаиловскими», он нас и принимал как «Рафаиловских». Теперь на нас стояло клеймо «Н-новских», по фамилии священника, ушедшего в раскол. Эта тонкость была неизвестна келейникам, и в письмах попадались такие недоумения, вроде «вспомни свою первую любовь и покайся», относящиеся к тому духовнику, который не был тем, чем был для нас отец Рафаил. То есть тут выстраивались недоумения.

Письма были не точны, к батюшке попасть было невозможно, и мы перестали ездить в Печоры вообще.

* * *

После замужества, года через четыре, я приехала с тем, чтобы узнать, писать ли про отца Рафаила, как мы у него жили, или нет.

Это желание — восстановить все по крупицам — было естественным. Когда находишься внутри духовной жизни, то это и не нужно — собирать мелкие штришки, черточки и складывать это в черты, заново переживать все. Но когда оказываешься в вынужденном затворе с детьми, кастрюлями и без церковных служб, то относишься ко всему по-другому, как к большой ценности.

И я написала письмо, а вложила его в другое письмо, одного влиятельного лица, и так передала.

Поехала в Печоры. Но как! Я купила билет на поезд и опоздала на него.

Поехала на следующий день. И попала на Благовещение, когда батюшка служил, а он долгое время никого не принимал. А так, мы приехали — и встречаем отца Иоанна, идущего на службу. Мы с супругом подходим к нему, а он останавливался на дороге и разговаривал с теми, кто оказывался на пути.

Я говорю:

— Помолитесь о моих детях.

— Как имена?

— С. и С.

— А мать кто?

Я говорю:

— Мать — я.

Отец Филарет повторяет за мной громко:

— Мать — я!

Я тогда называю имена — свое и мужа.

Отец Филарет:

— Вас сколько! Нужно записку писать.

Я сказала, что написала имена в письме. Про отца Рафаила задала свои вопросы. Отец Иоанн велел поехать в епархию и взять там личное дело и автобиографию.

На другой день мы точно также встретили по дороге отца Иоанна. Он, увидев нас, сказал: — Дети ваши — С. и С. Помню. И вас помню.

Потом я писем уже не писала, как-то все уже определилось.

К отцу Иоанну я попала на 40 дней совершенно невозможным образом. Я опаздывала на поезд, но кто-то нажал стоп-кран, поезд задержался — и я оказалась в Печорах. Эта поездка была милостью и утешением.

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/61 117 142 699


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика