 |
| Правая.Ru | Егор Холмогоров | 16.11.2006 |
То, что российская интеллигенция не любит российскую власть — факт общеизвестный. Гораздо менее известен тот факт, что в некоторых случаях нелюбовь к власти прямо доходит у некоторых представителей этой интеллигенции до желания несчастий своей стране.
Вот, например, сценка из мемуаров об эпохе Крымской войны. В осаде Севастополь, под огнем гибнут лучшие адмиралы и офицеры, отважные матросы и самоотверженные медсестры. А в это время в Петербурге: «Когда сделалось известным, что нас разбили под Черной, я встретил Пекарского. В глазах его светилась плохо скрытая радость. Он пожал мне руку и шепнул таинственно в самое ухо: «Нас разбили!». Провалилась последняя попытка деблокировать Севастополь, погибли 8 тысяч человек, простых солдат, а у человека вот радость.
Впрочем, в тот момент возможностей посодействовать поражениям власти у интеллигенции было немного. Ситуация изменилась в начале ХХ века, появилась Государственная Дума, в которой признанный лидер оппозиции Павел Николаевич Милюков атаковал правительство при каждом удобном случае. Причем делал это достаточно умно — мол это не он хочет поражения России, а наоборот власть, неспособная войну выиграть.
Так была построена и знаменитая речь Милюкова 1 (14) ноября 1916. Набор непроверенных фактов, грубые оскорбления в адрес министров, и рефрен «глупость или измена» про любое действие власти. В 1916 году России удалось укрепить армию, создать достаточные запасы оружия и снарядов, которых хватило потом на всю Гражданскую войну, и Германия в 1917 была обречена. Произошло это, кстати, во многом благодаря тому, что царские власти всерьез взялись за жуликов-военных промышленников, друзей Милюкова, до тех пор, попросту обкрадывавших армию.
Конечно, еще Владимир Ульянов говорил о том, что царское самодержавие это «гнилая стена, ткни — развалится». С какого-то момента, когда царская власть во многом отступила от принципов русской цивилизации, положение государства и в самом деле стало непрочным, разорвана была великая цепь самодержавия, дворянства и основного народа, русского крестьянства. Но обреченность на Революцию еще не означала её неотвратимости. Неотрватимость создавалась именно теми, кто рвался поскорее «ткнуть». Именно под «тычками» Милюкова сотоварищи, в том числе и под прямым воздействием этой самой речи, самодержавие рухнуло, а новое правительство, где Павел Николаевич был министром иностранных дел, не смогло заставить армию сражаться. Государство распалось, страна погрузилась в пучину гражданской войны, по Брестскому миру немцы получили треть европейской России, сам Милюков уехал в Англию…
Но и по сей день многие представители интеллигенции, причем не только либералы, но и те, кто называет себя «националистом», любят выражаться совсем по-милюковски, хотя автор высказывания и носит звучную фамилию Петр Хомяков: «Наша цель демонтаж российской государственной машины; развал России с обязательным отделением Северного Кавказа; отказ от антизападной имперской политики; отказ от православия и возвращение к язычеству». Это не Новодворская, это человек себя «националистом» считает. Задавать вопрос — «ты дурак или шпион» таким авторам не хочется, поскольку, как совершенно справедливо высказался тот же Милюков: «Разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменой».
Подлинный русский национализм не может быть связан с «интеллигентской болезнью», не может строиться на разрушении основ русского государства и русской истории. Он может заниматься только обратным — «восстановлением» государственности и национальности из руин. Как высказался один человек в ответ на высказывание «новых милюковцев»: «Наша цель — восстановление российской государственной машины; возвращение всех утраченных территорий России с обязательным присоединением Кавказа; антизападная имперская политика; возвращение к Православию и искоренение язычества».
