 |
| Правая.Ru | Петр Сергеев | 14.11.2006 |
Прошло уже больше недели после митингов, посвященных празднованию 4 ноября. Страсти, едва разгоревшись, заметно улеглись. У тех, кто был в состоянии проанализировать, что собственно произошло, уже наступил момент ясного осознания. В принципе, все стало понятно и довольно скучно. Политика не баловала нас на прошлой неделе потрясениями, намекая, что год подходит к концу. Время подводить итоги. В связи с этим как-то буднично и незаметно прошли три события. Каждое по отдельности рассматривать нельзя — они довольно взаимосвязаны, учитывая их перспективное наполнение.
Творцом двух событий стал Патриарх Алексий II. Его протокольные речи и послания зачастую пропускают, отдавая им должное лишь в официальных СМИ. Сколько их наберется — сотни, тысячи?
Однако, за каждым из них стоит не только опыт проповедника и Предстоятеля, но и важные социально-политические смыслы. Например, в интервью французскому «Paris Match» и в послании к участникам конференции, посвященной 60-летию Нюрнбергского процесса. В этих двух документах Патриарх коротко и ясно пояснил, что в войне с фашизмом победила наша страна, что какой бы ни была в ней власть, Россия остается нашей страной и ее дальнейшее развитие зависит от сохранения истории, преемственности и веры в нашу страну. Удар, если вдуматься, сокрушительной силы по всевозможным «национал-оранжистам», «эрзац-русским» и всевозможным «западникам».
Оказывается, Церковь не оппозиция правящему режиму, но она и не параллельная ветвь управления. Первое — это заблуждение или надежда тех, кто хотел бы видеть в России постоянные революции, кружки диссидентов и «чудом сохранившиеся памятники церковного искусства XVII века». Однако, Церковь не есть институт отверженных, более того — Церковь вообще не институт.
Второе — это заблуждения тех, кто постоянно обвиняет Церковь в странном грехе «cервилизма», в уподоблении власти, в непропорциональном телосложении «попов» на «мерседесах», в «освящении построенных на наворованные деньги коттеджей» и «сотрудничестве с КГБ». Однако, Церковь не есть группа властвующих людей. Церковь вообще не есть группа людей.
Патриарх развеял все эти заблуждения. Он четко и ясно сказал, что власть сотрудничает с Церковью. Но сотрудничество это основано не на дележе управленческих ресурсов, а на понимании истории России, которую творили отнюдь не «боги в Кремле», а русские люди.
«Со времени своего крещения русский народ осознал красоту своей веры, укорененной в тысячелетней традиции православного христианства. Ничто не смогло уничтожить ни это чувство, ни его культурную основу», — сказал Алексий II. Поэтому для Церкви, как хранительнице истории, не столь важно, кто в данный момент у власти. Для нее это те же люди, со своими грехами, ошибками, но со своей особой ответственностью. Они пришли, но они уйдут — Церковь пребудет вечно. И если эти люди из «высоких кабинетов» выступают против Церкви, то они выступают против самой истории, предавая дело миллиардов русских людей. И наоборот. Этих чиновников можно попросить, образумить, обвинить. Они лишь часть истории. Поэтому Патриарх и говорит, что президент «учитывает роль Церкви при принятии многих решений», а иногда «с официальными властями у нас бывают и разногласия». Церковь не различает человека и его дело, она печется о спасении души.
Но, с другой стороны, являясь организмом праведников, живущих здесь и пребывающих там, она несет в себе смысл человеческой истории, в данном случае — русской истории. Поэтому она всегда будет стремиться сохранить то государство, в котором пребывает русский народ.
Это подчеркивает и другой документ за авторством Патриарха. В послании к участникам конференции, посвященной Нюрнбергскому процессу, Алексий II настаивает на невозможности пересмотра итогов войны. Почему? Потому что погибли миллионы наших людей, но гибли они не власть и не за идею, а за государство. Они шли в бой за свою землю, и Церковь молится об их упокоении. Забыть это, поддаться сиюминутной политической конъюнктуре, значит, предать их память. Церковь, где у престола Вседержителя молятся за Россию такие государственники, как преподобный Сергий, святой Александр Невский, святой царь Николай II, не позволит себе этого. Она не институт, Церковь — вечный организм, где у Бога все живы: все поколения людей, строивших, строящих и будущих строителей нашего государства.
Поэтому не важен даже определенный курс сегодняшней власти — важно лишь то, ради чего он проводится. Ради сохранения России или ради ее разрушения. В зависимости от этого можно определить — чтится ли память предков или уничтожается история.
Как тут не вспомнить некоего персонажа по фамилии Севастьянов, заявившего, что Патриарх не может выступать от имени русских. Как раз наоброт — от имени русских может выступать только Церковь. Могла бы и история, если бы обладала голосом. Никакой человек, даже самый великий, не может выступать от имени народа. И уж тем более, не может это делать тот же Севастьянов, который себе в заслугу ставит 15-летний стаж в «русском патриотическом движении». Это довольно провокационный лозунг. Роль человека в истории нашего государства в принципе не поддается измерению. Не во славу гибли и гибнут русские люди, а ради сохранения своей земли. Никогда они не начинали «маленьких победоносных войн». Это чуждо русским, это чуждо России.
Странно, но во многом именно эти соображения легли в основу еще одного события. Главный редактор АПН Борис Межуев в своем сетевом дневнике выступил на стороне одного из идейных оппонентов — политолога Егора Холмогорова. Последний известен всем, и нашим читателям, в частности, своими прогосударственными, консервативными взглядами. Тогда как АПН с недавнего времени по воле своего основателя Белковского заняло сугубо антигосударственную политику, прозванную в среде интеллигентов-интеллектуалов «национал-оранжизмом» — эдакой смесью антироссийско-русского бунта. Впрочем, такие парадоксы — конек политтехнолога Белковского, чей личный взгляд всегда тяготел к смене объекта. И вдруг такой поворот да еще на таком уровне.
Межуев (кстати, весьма утонченный и честный политический философ) не мог не уловить происходящего. А, значит, не мог об этом не написать.
По его мнению, основная идея Холмогорова в том, что «советская цивилизация в ее лучших достижениях есть закономерная часть и закономерный этап развития цивилизации православной. Вот эту нехитрую мысль он (Холмогоров — прим. П.С.) и обозначил по-видимому не очень удачным наименованием „атомное православие“». Межуев попал в точку, только не закончил мысль. Вся история России, история нашего государства немыслима вне Церкви, вне Православия.
Соответственно, вывод Межуева предельно просто: «Сковырни это трижды высмеиваемое „атомное православие“ и патриотическое движение в конце концов рано или поздно сведется к той программе, которую выставил г-н Петр Хомяков в статье о Русском марше в качестве манифеста „новой оппозиции“». Межуев приводит выдержки из этого «манифеста», которые сводятся однозначно к уничтожению нашего государства.
Таким образом, не последний представитель оппозиционного интеллектуального движения заявляет, что без Церкви и Православия России не будет. И он даже уточняет, что против такой позиции следует бунт не кого-нибудь, а «духовного маргиналитета». Учитывая, что большинство организаторов «Русского марша» есть часть этого «маргиналитета», главный редактор АПН выступает против них, а значит, против своего непосредственного начальника.
Это и есть позиция независимо мыслящего интеллектуала. Как она отразится на его карьере, сказать трудно, но ясно одно — как ученый Межуев сделал шаг вперед. Это не касается чьей-то там защиты, это касается понимания объективных вещей. А они таковы, какие есть — Православие сделало это государство великим, за него и веру отцов гибли и гибнут русские люди. Поэтому только осознание этой роли, все время отнимаемое у нас, возможно вообще развитие России. И это должен знать каждый — и стар и млад. Но если взрослые имеют возможность это понять самостоятельно, подчас после ошибок и заблуждений, то детям это надо давать, начиная со школьной скамьи. Государство, оставляющее потомков слепыми, не имеет право существовать. И не будет. Вывод очевиден.
