Санкт-Петербургские ведомости | Альберт Аспидов | 06.11.2006 |
Вместе с выпавшими на его долю военными лаврами (орденами, звездами) Куропаткину пришлось в полной мере испить и горькую чашу упреков и осуждений — из-за отступлений в большой войне с японцами. Такова уж, наверное, судьба военного человека, деятельность которого высоко оценивается лишь по достигнутой победе… Фельдмаршалу М. И. Кутузову воздвигли памятник на главном проспекте столицы. Но что бы было, если бы Александр I согласился принять мир, предложенный ему Наполеоном из оставленной Москвы? Помнили бы о Михаиле Илларионовиче тогда, наверное, лишь как о генерале, проигравшем судьбоносные сражения под Аустерлицем и Бородино.
Именно так и стали отзываться о генерале Куропаткине после мира, отдавшего японцам половину Сахалина, — как о главном виновнике русских поражений в минувшей войне. Один из иностранных военных наблюдателей при русской армии, барон фон Теттау, посчитал деятельность генерала Куропаткина «важнейшей и даже единственной причиной неожиданного хода и исхода этой войны» — печального для русских. И что война, которая «неминуемо была бы для России победоносной с самого начала», была проиграна из-за «отсутствия инициативы и самодеятельности в русских военачальниках». Книги Теттау, посвященные злободневной теме, были быстро переведены на русский язык и широко распространились.
С репутацией «козла отпущения» — нерешительного полководца, не сумевшего победить противника, уступавшему ему по численности войск, и остался Алексей Николаевич вплоть до наших дней. Однако постепенно приходит и более объективная и взвешенная оценка роли генерала Куропаткина на войне, минувшей сто лет назад и судьбоносной для России.
Каков же был А. Н. Куропаткин на самом деле?
В офицеры он был произведен после окончания Павловского училища — и сразу же восемнадцатилетним подпоручиком уехал служить в далекий Ташкент. В последовавшем затем Зеравшанском походе на Самарканд и Бухару Алексей Куропаткин принял свое боевое крещение. Затем молодой офицер поступил в Николаевскую академию генерального штаба. После выпуска из академии с отличием (первый в выпуске) Куропаткин был командирован во Францию, в Алжир и принял участие во французских военных экспедициях в Сахаре. В войне 1877 — 1878 годов он состоял начальником штаба скобелевской 16-й дивизии. Под Плевной Алексей Николаевич был контужен, а во время зимнего перехода через Балканы у Шейново тяжело ранен.
Судьба породнила Скобелева и Куропаткина. Боевое братство их продолжилось в 1880 году, когда полковник Куропаткин привел свою стрелковую бригаду через пески пустыни к «Белому генералу», осаждавшему крепость Геок-Тепе под Ашхабадом. Штурмовой колонной, взявшей сильную крепость, командовал Куропаткин. Колонна ворвалась в пролом, проделанный взрывом под стеной. Она прокладывала себе путь штыками, знамена были развернуты, звучала музыка. Командир был впереди.
Так что Алексей Николаевич вполне на деле освоил значение «быстроты и натиска» — по суворовской науке побеждать.
Многие рукописи А. Н. Куропаткина, сохраняемые в архиве, поражают разнообразием интересов генерала от инфантерии. Он изучал историю и современное военное искусство. Старался больше узнать о возможных противниках России и еще глубже постигнуть свое военное ремесло.
К войне с Россией Япония напряженно и интенсивно стала готовиться с 1895 года. Это после того как наша страна не только лишила Страну восходящего солнца Порт-Артура (завоеванного в войне с Китаем), но и сама устроила здесь свою военную базу. В короткое время в Японии был создан мощный высококачественный броненосный военный флот. Армия получила современное вооружение и научилась в совершенстве владеть им. Были организованы и обучены значительные резервы. При мобилизации должно было немедля выставить 520.000 бойцов.
Если новый флот Японии помогали устроить англичане, то ее новая армия прошла через немецкую военную школу, считавшуюся тогда лучшей в мире. Японцы планировали в Южной Маньчжурии устроить для русской армии новый Седан (наподобие того, что устроили немцы в 1870 году для армии Наполеона III) и тем самым быстро и победоносно завершить войну.
Куропаткин побывал в 1903 году на больших осенних маневрах японской армии. На него произвели впечатление войска возможного противника: «солдаты выглядели, как наши юнкера». Познакомился он тогда и с генералами представленной ему армии. Вскоре им вновь пришлось встретиться, уже на полях сражений…
Война началась для русских неожиданно. Ослабленный Тихоокеанский флот оказался в блокаде и уже не мог, как это раньше предполагалось, помешать переброске японских армий на материк. В далекой Маньчжурии у русской армии были около 90.000 человек, разбросанных по югу этой страны. Только тонкая ниточка еще недостроенной железной дороги (разорванной у озера Байкал) связывала ее с центральными губерниями.
Около четверти века Россия не воевала, и непросто было избрать командующего для воюющей армии. Наиболее известным из тогдашних отцов-командиров был А. Н. Куропаткин, на него и обратились всеобщие надежды; эта должность была предложена ему. Алексей Николаевич оставил пост военного министра, для того чтобы принять на себя полную ответственности, забот и волнений роль командующего Маньчжурской армией.
Суворов в своей «Науке побеждать» прежде быстроты и натиска ставил глазомер. Слово это обнимает всю умственную работу полководца, при которой он принимает взвешенное решение, отвечающее положению вещей. Глазомер помогает решить, что в данной обстановке кидаться вперед без оглядки невыгодно, а надо применить другие меры и маневры, предшествующие победоносному натиску.
Куропаткин тоже начал с глазомера. Перед отъездом на Дальний Восток он доложил царю о своем плане ведения предстоящей кампании: «На первой стадии кампании нашей главной задачей должно быть предотвращение уничтожения наших сил по частям. Очевидная важность того или иного пункта или позиции (за исключением крепостей) не должна приводить нас к существенной, большой ошибке удержания этого места недостаточными по численности войсками, что приведет нас к результату, который мы стремимся избежать. Постепенно наращивая силы и готовясь к наступлению, мы должны осуществлять наступательные действия только тогда, когда будем достаточно сильны».
Николай II согласился с предложенным планом ведения войны и разрешил при проведении такого оборонительного маневра оставить Южную Маньчжурию вплоть до Харбина.
В марте Куропаткин отправился к месту своей новой службы — в долгий путь по недавно проложенной великой сибирской железнодорожной магистрали. На станциях его с надеждой и восторженно встречали. В пути он писал министру финансов Коковцову: «Меня носят на руках, мне дарят прекрасных лошадей, предлагают все виды подарков, я вынужден выслушивать приветственные речи, на меня смотрят как на спасителя Отечества. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не прибуду к своим войскам; моя звезда будет подниматься все выше. А затем, когда я достигну места своего назначения и отдам приказы своим войскам отступить на север и отведу войска до прибытия подкреплений из России, те же самые газеты, которые сегодня поют мне гимны, будут задавать недоуменные вопросы, почему я задерживаюсь с битьем „макак“. Моя звезда падет ниже и ниже, а когда я потерплю даже малые и неизбежные поражения, моя звезда, падая, достигнет горизонта. Вот здесь я и попрошу о помощи, ибо именно тогда я и начну наступление, в ходе которого я без жалости разобью японцев».
Однако в Маньчжурии Алексею Николаевичу пришлось сражаться не только с японцами. Главнокомандующим на Дальнем Востоке Николай II назначил адмирала Е. И. Алексеева. Внебрачный сын Александра II Евгений Иванович был весьма влиятелен и обладал большими амбициями. Он настаивал на немедленном наступлении на дерзкого неприятеля и разгроме его, дабы проучить «макак» как следует. Куропаткину пришлось осуществлять свой план, преодолевая некомпетентные приказы адмирала, приводящие армию в подготовленные неприятелем ловушки. В оборонительных и вынужденных наступательных операциях он изматывал неприятеля, наносил ему большие потери, а при прорывах на своих флангах умело отходил, не давая себя окружить. Война для японцев затягивалась и уже не была молниеносной. Время работало на русских, постепенно подвозивших с запада все новые части. А в октябре Куропаткин обрел всю полноту власти — принял от Алексеева должность главнокомандующего вооруженными силами на Дальнем Востоке.
Сражение, которое должно было принудить русских начать переговоры и признать себя побежденными, японцы решили дать под Мукденом. После того как ими был взят Порт-Артур. Для двойного охвата русских позиций были задействованы — с запада армия генерала Ноги (освободившаяся после осады Порт-Артура), а с востока вновь сформированная армия генерала Кавамуры. Мукденское сражение длилось с 21 февраля по 10 марта 1905 года. Однако маршалу Ояма (японскому главнокомандующему) устроить здесь новый Седан не удалось. Обескровленные в многодневных яростных сражениях армии японцев не смогли прорваться на пути отхода русских.
В создавшийся критический момент Куропаткин сумел искусно избежать готовившейся катастрофы. Русские снова отошли к северу и там после нескольких переходов закрепились на новых, Сыпингайских, позициях. Большие потери понесли обе стороны (до ста тысяч). Но русские потери восполнялись. Если под Мукденом с русской стороны сражались около 300 тысяч человек, то через несколько месяцев на Сыпингайских позициях их было уже в три раза больше. У японцев же резервы были уже исчерпаны. Стратегическая инициатива переходила к русским.
Бывший русский военный атташе в Париже граф Игнатьев вспоминал о своей беседе уже после окончания войны со своим японским коллегой. Последний сказал: «Не скрою, что мы не ожидали такого затяжного характера войны. Еще меньше мы могли предвидеть, что, сохранив армию, вы сумеете довести ее численность к концу войны до миллиона людей…».
Подобно Наполеону в Москве, с марта 1905 года японцы стали искать мира. Посредником просили стать американского президента. 25 мая 1905 года, в день рождения императрицы Александры Федоровны, в царскосельский дворец прибыл американский посол Мейер с таковыми мирными предложениями. А в августе в курортном городке Портсмут на атлантическом побережье США открылась мирная конференция. В секретных инструкциях, привезенных японцами в Портсмут, Сахалин не значился в числе требований абсолютно обязательных. Так что приобретение половины этого острова для японской стороны было победой скорее дипломатического плана, чем военного. Николаю II следовало настоять на своей инструкции Витте «не отдавать не пяди русской земли"…
Куропаткин писал об этом времени: «С глубоким уважением к делам армии воспоминаю, с какой горестью была встречена всеми чинами весть о мире. Биваки войск как бы вымерли. У всех, от мала до велика, была одна тяжелая мысль: война кончена ранее достижения победы над врагом». За первым этапом намеченного плана ведения кампании не последовал второй.
Закончилась война, солдаты на прощальном смотре-параде прокричали Куропаткину многократное и громогласное «ура!». В армии Куропаткина любили. Каким видели своего генерала на позициях солдаты в минувшей войне? Вот воспоминания: «От его сутуловатой фигуры веяло спокойствием. Думалось: этот человек хорошо рассчитал свою игру и уверен в успехе. Куропаткин являлся перед войсками неизменно спокойный, всегда хладнокровный».
В Петербурге Алексей Николаевич был определен в Государственный совет. Большую часть времени он теперь жил в своем имении Шешурино Холмского уезда Псковской губернии в окружении книг своей огромной библиотеки. Часть книг он выделил для народной библиотеки, созданной им в селе, и был в ней библиотекарем. Много писал. Построил и опекал сельскохозяйственную школу, преподавал в ней. Попечением генерала была устроена здесь и больница.
Когда вновь разразилась война, Куропаткин, уже будучи далеко не в призывном возрасте, настойчиво просил определить его в действующую армию. Был командиром Гренадерского корпуса, затем командовал Северным фронтом. В связи с волнениями в Туркестане в июле 1916 года вновь оказался в знакомых с начала службы местах — стал туркестанским генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа. А после февраля 1917 года стал работать в «Александровском комитете о раненых», вернулся в свое Шешурино.
Наступившие годы больших потрясений принесли и большие утраты. В 1919 году был расстрелян сын Алексея Николаевича — по делу «Петроградского национального центра».
Куропаткина в родном селе любили. Поместье его, библиотеку и дом не спалили и барина своего крестьяне не выгнали. Советовались с ним — обстоятельства вокруг складывались не простые. Кругом были банды «зеленых», которые заставляли присоединиться к ним, «к восстанию». Генерал же посоветовал своим мужикам сдать оружие, а самим вступить в Красную армию. Совет этот приняли. Наверное, это не понравилось руководителям банд, и у генерала возникли крупные неприятности. Власти даже выдали Куропаткину для самозащиты наган за N 34 078. Мы видели в начале нашего рассказа, что в своеобразной интерпретации эта история дошла и до Москвы…
Однако слухи о смерти «бывшего начальника штаба Скобелева» оказались преувеличены. Бандиты Куропаткина не убили. Алексей Николаевич мирно отошел в мир иной лишь через год после того, как началась публикация его дневников. Гроб c его останками крестьяне несли на своих плечах до церкви, а затем на старое деревенское кладбище…
Могила генерала долгое время была заброшена. Восстановили ее в 1964 году. Сделали это по велению своего сердца выпускники сельскохозяйственной школы. На памятнике написали: «Куропаткин Алексей Николаевич. 1848 — 1925. Основатель сельскохозяйственной Наговской школы. Высокая честь любить землю и уметь научно трудиться на ней». Последние слова, наверное, от сказанного Алексеем Николаевичем на уроках и запомнившегося.
Много мусора разного рода за минувшие годы было нанесено на его могилу, поросшую травой забвения. Но ветер истории развеивает его.
http://www.spbvedomosti.ru/print.htm?id=10 239 365@SV_Articles