Какой праздник мы объявляем национальным, так и начинает развиваться история отечества.

Андрей Борисович, скоро день народного единства, новый общенациональный праздник. По мере приближения к нему возрастают споры о значении этого дня. Общественная палата считает, что праздник 4 ноября — это символ гражданской самоорганизации, благодаря которой Россия была спасена. Устроители Русского марша видят в нем день славы русского народа, который отстоял свою независимость от поляков и, таким образом, в этот день нужно праздновать то, что мы русские. Организаторы Правового марша придерживаются иного мнения: это символ создания многонациональной великой российской империи. Кажется, такой разброс мнений вызван тем, что 4 ноября разные люди связывают с различными историческими событиями 1612 года. Если это день изгнания поляков из Москвы, то, может быть, правильно прославлять русский народ. Или это мнение безосновательно, потому что в основе дня народного единства, а изначально церковного праздника Казанской иконы Божией Матери, лежит событие иного рода?

— Когда для национального праздника точно выбран какой-то день, он сразу же дает много смысловых рядов. И я думаю, что все эти три позиции, без их экстремальных сторон, без празднования против поляков — что, конечно, глупо — имеют под собой исторические основания. Безусловно, в первую очередь этот день вошел в историю Русской Церкви и русского народа как день чуда Казанской иконы Божией Матери. Чудо заключалось не в победе. Много было побед в России, и они не имели чудесного характера. В данном случае, ничего экстраординарного в занятии Китай-города русским ополчением не было: оно было велико, поляки малочисленны, изнурены голодом. Чудо заключалось в ином, и именно это всегда подчеркивала Русская Церковь. Русские люди осознали, что их слабость, неспособность восстановить отечество — не в силе врага, а в их собственном разделении, взаимной вражде, зависти, желании своекорыстных выгод, а не жертвенного служения высокой цели освобождения России. Это осознание стало первым чудом. До этого было много попыток создания ополчения, прихода к Москве, но все кончалось, к сожалению, взаимной резней и, как справедливо писал Ключевский, «в конце 1611 года Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения».

Второе чудо в том, что люди поняли, что сами не смогут между собой договориться, что только Господь творит чудо единства, а злоба и вражда — это не следствие ошибки, а глубокие внутренние пороки человеческой природы, вызванные в конечном счете грехопадением. Поскольку люди, пришедшие к стенам Москвы, были по рождению христианами, они осознали, что им надо быть христианами не по букве только, но и по духу, т. е. покаяться в своих грехах, причаститься Святых Христовых Таин и стать одно со Христом и едиными друг с другом во Христе. Все это и было сделано. В течение трех дней русское воинство и народ, пришедший под стены Китай-города, постились, священники после этого служили литургию, очень многие причащались. Все горячо молились перед Казанской иконой Божией Матери, принесенной из города Казани вместе с ополчением в Москву. Вот на третий день, как раз 22 октября (4 ноября по Григорианскому календарю), произошло чудо. Отдельные отряды русского воинства, казаки, ополчение, воссоединились, встали под единое командование и после этого практически без боя заняли Китай-город, а еще через неделю вошли в Кремль.

Так что в русской истории это, прежде всего, день национального единства, осознанного и достигнутого во Христе, нравственно-религиозно, а не политически только. Но последствием этого события было, безусловно, освобождение России и от иноземных завоевателей и от различных разбойников, вполне своих, русских. Поэтому в таком объяснении смысла праздника тоже есть резон, хотя оно достаточно поверхностно, так как касается только следствия, не затрагивая причину.

Справедливо и то, что там были не одни этнические русские. В то время вообще об этнических русских говорить затруднительно, потому что этногенез великоросского народа происходил в соединении с угро-финскими народами, в то время уже были и группы татар, которые так или иначе входили в российское общество, башкиры и т. д. Так что, конечно, это было многонациональное сообщество. Но здесь важно помнить еще одно: это сообщество не воспринимало себя как многонациональное. Идея полиэтничности возникла лишь в XIX веке, тогда общество воспринимало себя иначе — как русское общество, которое хочет восстановить правильное государство, правильные формы социального и политического общежития, так как смута, досаждала всем: и русским, и мордве, и татарам, и башкирам.

Собственно говоря, именно в этом заключается смысл праздника. Я думаю, что эта точка найдена блестяще. Не знаю, как в Администрации Президента пришли к 4 ноября, какими они руководствовались резонами, но в итоге получилось очень правильно. Т. е. на тот период, пока мы строим, возрождаем Россию, пока мы освобождаем русское общество от последствий коммунистического тоталитаризма, день единства русского общества после такого же смутного, как и начало XVII века, советского времени — это правильно выбранный день национального праздника. Это идеал, к которому мы стремимся, которого еще не достигли, который еще в будущем — наше новое 4 ноября, наше новое чудо.

Принято считать, что новый день народного единства — это замена праздника, который в течение семидесяти лет соседствовал с 4 ноября, т. е. 7 ноября, годовщины Октябрьской революции. Возможно, задача нового праздника состоит в том, чтобы в народном сознании встать на место этой революционной даты. В чем, по Вашему мнению, смысл такой смены символов?

— Это действительно мена, но мена очень выгодная. Дело в том, что 7 ноября — это, по крайней мере, символически, день максимального социального антагонизма, максимального разделения, когда брат пошел против брата, когда одни замышляли отобрать всё у других и взять себе и, таким образом, самим жить хорошо, а других изгнать или уничтожить или принудить подчиниться их власти. На самом деле, 7 ноября — это реальное начало гражданской войны в России. Отдельные ее всполохи были и раньше: апрельский, июльский мятежи большевиков, выступление Корнилова в августе семнадцатого года. А 7 ноября — это кульминация социального антагонизма, переход к фазе семидесятилетней кровавой борьбы, жертвами которой стали десятки миллионов замученных, погибших людей, искореженный русский народ, погубленная во многом страна, изгнанная русская элита… 4 ноября — прямо противоположное: день гражданского единства, день объединения всех: крестьян, дворян, священства, казачества, разных народов России — объединения перед лицом Божиим. 7 ноября, не надо забывать, было днем восстания на Бога. Большевики с первого дня объявили о своей борьбе с религией и сразу же появились мученики за веру, убитые большевиками. 4 ноября, наоборот, единение в Боге. Поэтому можно говорить даже не о замене, а о повороте на 180 градусов. И близость дат это особенно подчеркивает. Так что ничего страшного в том, что произошла такая близкая подмена дат, нет. Может быть, даже, это — к лучшему.

Очень часто приходится слышать от разных людей: непонятно, что праздновать в этот день. На бытовом уровне праздник еще не прижился. С другой стороны ясно, что день народного единства «спущен сверху», его идея исходит от нынешней политической элиты. Что делать нам в этих условиях, как формировать культуру праздника?

— Во-первых, формирование культуры этого праздника связано с углублением в собственную историю. Ведь одна из бед русского общества, вышедшего из большевистского плена — это полное забвение собственной истории. Почти никто не помнит, что было с их прадедами, тем более — что было триста лет назад. Почему англичане помнят, болгары помнят, сербы помнят, что было на Косовом поле шесть столетий назад? Для всех европейских народов их история близка. А русские не помнят. Это наша беда, мы действительно стали иванами, не помнящими родства. Я думаю, произошло это не только за семьдесят лет, но, к сожалению, и за предшествующее время, когда национальная история была историей элиты, а закрепощенный в XVIII веке народ жил в безграмотности, не зная своего прошлого, довольствуясь примитивным лубком вроде «Идет Кутузов бить французов». В этом смысле наша задача — не просто восстанавливать историческую память, а можно сказать, ее открывать, пробуждать, совершить анамнезис, припоминание всего того, что было в русской жизни. Тогда действительно 4 ноября 1612 года станет знаковым событием.

Второе — это, конечно, объяснение глубинного внутреннего смысла этого дня, его основ, что они находятся именно в идее гражданского и религиозного единства. Мне кажется, что эти действия особенно в молодом поколении, которое вообще свободно от национальный праздников (наше поколение слишком свыклось с винегретом 7 ноября), могут принести плод. Все зависит от самой молодежи. Смогут знающие объяснить еще не знающим и не понимающим — и этот праздник приживется. Приживется этот праздник — и тогда русская история углубится на триста лет. Приживется этот праздник — и тогда мы осознаем, что вместо дня социального антагонизма мы должны праздновать день национального единения, вместо дня, когда началось богоборчество день, когда обратились к Богу со смиренной молитвой о прощении своих грехов и воссоединении душ. Т. е. этот день очень ко многому всех нас обязывает, и вас, молодых, он заставляет работать. Хотя дата спущена сверху, но она оказалась такой, что наполнять ее содержанием надо обществу. От того, как мы поработаем, каким содержанием наполним этот день, такова, возможно и будет наша будущая история. Ведь говорится, какое имя даешь человеку — на такого святого он, в идеале, начинает походить в своей жизни. Какой праздник мы объявляем национальным, так и начинает, в идеале, развиваться история отечества.

Совместный проект издания «Татьянин День» и журнала «Мы в России и зарубежье». Беседовал Николай Бобринский, МГИМО

http://www.st-tatiana.ru/index.html?did=2946