Военно-промышленный курьер | Александр Перенджиев | 28.10.2006 |
А.А. Корабельников в статье «Религиозная война: от мифов к реальности» дает определение религиозной войны как общественно-политического явления, «связанного с переходом от процессов мирной экспансии одной религии в отношении основных сфер жизни общества или государства, исповедующего другие религиозные виды духовности, к применению вооруженного насилия в целях завоевания и духовного преобразования одних народов другими (в целях формирования соответствующей государственности, народности, а затем и нации)». Однако автор не приводит примеров такой экспансии — как мирной, так и военной (как применительно к исламу, так и к любой иной религии).
Попробуем разобраться с самим термином «религиозная война». Можно выделить такие ее отличительные признаки:
— во главе войска, которое ведет религиозную войну, стоят религиозные духовные лидеры;
— в такой войне участвуют исключительно приверженцы только этой религии или только этого направления данной религии с исключительно религиозными целями — защититься от экспансии другой религии (другого ее направления) или, наоборот, навязать в насильственной форме свою религию (свое направление в данной религии) представителям других конфессий и лицам, не исповедующим какую-либо религию (атеистам).
Причиной возникновения религиозных войн являются конфликты и несогласованность интересов между различными конфессиями или направлениями внутри одной религии. То есть основным признаком религиозной войны должны являться поставленные и впоследствии реализуемые религиозные цели.
Можно ли привести примеры религиозных войн в наше время? А.А. Корабельников считает, что в настоящее время представители мировой мусульманской уммы ведут религиозную войну против России и других немусульманских стран. Какие же цели ставят перед собой международные террористические организации, прикрывающиеся мусульманской риторикой? Назовем наиболее известные. Уничтожение государства Израиль, установление «своего» режима в Ираке, отторжение Чеченской Республики и других республик Северного Кавказа от России, ослабление влияния США в мире и т. д.
Можно ли назвать эти цели религиозными? Очевидно, что все они носят исключительно политический характер, то есть ориентированы на изменение политики правительств многих стран или смену их состава, в том числе и мусульманских (например, деятельность турецких террористов в самой Турции и арабских — в Саудовской Аравии), а также на вывод определенных территорий из-под контроля суверенных государств и мирового сообщества. Получается, что как таковая экспансия есть, но религиозная ли она? Думается, что нет. Какой-либо широкой экспансии ислама и других основных мировых религий (христианства, буддизма, иудаизма и т. д.) по распространению своего вероучения нет. Хотя тут же оговоримся, что действия ваххабитов и других исламских экстремистов могут быть расценены как экспансионистские. Впрочем, таких в мире, к счастью, меньшинство.
И конечно, неслучайно накануне саммита «большой восьмерки» в текущем году Русская Православная Церковь организовала встречу духовных лидеров различных конфессий в Москве. Ведь духовные лидеры не только осуждали терроризм, не только подтверждали готовность к мирному разрешению многочисленных конфликтов, но и обсуждали важнейшие политические вопросы современности. Почему? Да потому, что практически ни один из современных конфликтов в мире не носит характера межрелигиозного или внутрирелигиозного противостояния в чистом виде. Таким образом, так называемые религиозные войны в настоящее время отсутствуют, а политическая составляющая современных войн постоянно усиливается.
Действительно, терроризм и война имеют немало общего:
1.Террористы объединены в боевые группы по принципу армейских, во главе которых есть командиры.
2.Террористы обучены вести боевые действия, обращаться со многими видами боевого оружия.
3.Террористы, как и в военных организациях, предварительно планируют свои «операции-теракты».
4.Террористы направляют свои действия против руководства отдельного государства или союза государств с целью их ослабления и в конечном счете уничтожения.
5.Терроризм, как и действия армии, несет государству (государствам) и обществу значительные материальные и людские потери.
6.Наконец, главная общность терроризма и войны — это проведение политики насильственными средствами.
Взаимосвязь терроризма и войны хорошо раскрыта в трудах оригинального российского ученого Е.Э. Месснера. Классик отечественной военной мысли давно предупреждал о появлении в XXI веке нового вида войн — мятежевойн, которые характеризуются «воеванием в стиле мятежа»: революциями, переворотами, восстаниями, беспорядками, вредительством, шпионажем, подпольным террором, партизанством (герильей) и повстанчеством, военно-политическим бандитизмом, психо-и тайновоеванием, потаенными нападениями, провокациями, пропагандой и агитацией, другими всевозможными способами разламывания культур, структур народа, разложения армии и т. д.
По мнению Е.Э. Месснера, мятежевойна имеет такие особенности, как отсутствие каких-либо шаблонов и норм, классических, грандиозных массовых сражений (против массовых армий — тактика «комаров»), «психологическое воевание» с целью покорения разума и души атакованного народа, насилие (устрашение, террор) и партизанство — главные средства в этой войне и др. В мятежевойне регулярное войско лишилось военной монополии; наряду с ним (а может быть, даже больше, чем оно) воюет иррегулярное войско, то есть происходит «воевание без войск» — партизанами, диверсантами, террористами, вредителями и пропагандистами: Терроризм, по мнению Е.Э. Месснера, это одновременно и одна из новых форм ведения современной войны, и способ борьбы слабых.
Но все-таки нужно признать, что между войной и терроризмом есть различия. В классическом варианте ведение войны всегда означает противодействие какому-либо государству. Объявление войны — это ее начало, конец войны — это подписание какого-нибудь политического акта противоборствующими сторонами (капитуляции, мирного договора и т. д.). А между этими двумя событиями проходят военные сражения.
Однако выиграть объявленную (или необъявленную) войну с терроризмом посредством одной или нескольких военных операций невозможно. Террористам в обычных случаях не придается статуса стороны, ведущей регулярные военные действия. Они объявляются преступниками уголовного характера, и отношение к ним соответствующее. Отметим еще один важный момент: армии всегда выстроены по вертикальному принципу, а современный терроризм существует в виде системы сетевых организаций, которые представляют собой вполне самостоятельные, динамичные субъекты. В отличие от вооруженных сил и других силовых структур, террористические группы менее инертны, так как, как правило, не имеют единого управления, не зависят от каких-либо команд, поступающих «сверху», не имеют моральных и административных ограничений.
Объявление войны терроризму (а не государству) с юридической, филологической, да и практической точек зрения выглядит бессмысленно. Конечно, неслучайно в последних выступлениях высокопоставленных военных чиновников и представителей администрации Дж. Буша вместо «войны с терроризмом» говорится о «глобальной борьбе с экстремизмом и насилием». Ведь борьбу (в отличие от войны) можно вести бесконечно долго и, добавим от себя, не только с государством или государствами. В войне противник, как правило, уже заранее известен. В борьбе с терроризмом органам государства и спецслужбам может быть неизвестен враг (в полном объеме). А сам факт террористического акта иногда может использоваться в своих целях другими политическими силами, которые к самому теракту вначале и не имели отношения.
Считаю, что надо обратить внимание еще на один основополагающий аспект различия терроризма и войны. В обычной войне победа достигается в первую очередь силовыми методами и только во вторую очередь — политическими. Возможно, выскажем спорное мнение, но считаем, что военным или каким-либо иным силовым путем невозможно не только победить терроризм, но даже минимизировать террористическую угрозу. Более того, известны случаи, когда применение военного насилия ведет к укреплению позиций террористов, а не к их ослаблению. Ярким примером здесь может служить последняя операция Израиля против шиитского движения «Хезболла», которая, по сути, происходила в форме ведения войны против самого Ливана и его населения.
Хотелось бы особо подчеркнуть следующее. Террористы могут объявить войну государству, союзу государств, обществу и т. д. Однако это еще не должно означать, что государство, другие политические и общественные институты должны действовать в условиях террористической угрозы теми же методами, что и террористы. Уместна ли здесь аналогия в методах?
Как правило, причиной войн является несогласованность интересов различных государств или каких-нибудь больших групп граждан внутри страны. А вот одной из основных причин возникновения терроризма является существование в обществе, государстве и мире неразрешенных социальных и политических конфликтов, находящихся в запущенной, обостренно тяжелой форме и возникших из-за неспособности политической и социальной системы государства или группы государств обеспечить выражение и учет интересов определенных социальных слоев или групп. Главное отличие терроризма от иных социальных явлений, которые порождаются политическим конфликтом (в том числе и от войны), состоит в использовании тактики насилия или угрозы его применения в отношении отдельных людей, оказавшихся жертвами в большинстве случаев по случайным обстоятельствам, то есть не являющихся прямыми политическими противниками.
Итак, в отличие от войны, феномен терроризма трудно уловим и измеряем. Терроризм — это прежде всего продолжение политической борьбы насильственными, жестокими по форме средствами, которые наводят страх и ужас на население и общество и направлены в конечном итоге против политических организаций, политических лидеров и/или государственно-властных структур. Терроризм — это прежде всего особо жестокий по форме и методам вид политической деятельности, с помощью которого осуществляется борьба как за власть, так и против власти, он вполне может быть присущ также другим политическим и общественным институтам (партиям, организациям, движениям). Таким образом, терроризм не может быть формой религиозной войны, так как преследует в первую очередь политические цели, терроризму нельзя объявить войну и военным путем невозможно его победить.
Ставить знак равенства между терроризмом и исламом необоснованно, ошибочно и крайне вредно для стабильности в обществе. Конечно, в количественном отношении (группы и их участники) современный терроризм значительно «позеленел». Почему? Потому что в настоящее время «исламский фактор» имеет большое значение в современной мировой политике. Однако напомним, что совсем недавно, в 60−80 гг. прошлого столетия, большинство террористических организаций и групп прикрывалось коммунистической идеологией (например, «Красные бригады» в Италии, «Фракция Красной Армии» в ФРГ и др.). Террористические организации действовали и действуют под флагом различных идеологических учений: правых (например, «Палачи Италии», «Военно-спортивная группа Гофмана» в ФРГ, ОАС — «Секретная вооруженная организация» во Франции), левых (например, ГРАПО в Испании, «Движение 17 ноября» в Греции), национально-освободительных («Ирландская республиканская армия», баскские, курдские, уйгурские террористы, «Тигры освобождения Тамил Элама» и т. д.). Результаты предварительного расследования по факту террористического акта на Черкизовском рынке в Москве указывают на то, что действия террористов были направлены как раз против представителей нерусских национальностей, то есть в том числе и против представителей мусульманской уммы. Однако, как правило, от актов терроризма страдают ни в чем не повинные люди, независимо от возраста, национальности и вероисповедания.
Считаю необходимым отметить, что террористы, прикрывающиеся мусульманской риторикой, в то же время нанесли серьезный удар по самому исламу, создали о нем негативное впечатление со стороны всего мирового сообщества, чем вызвали гнев со стороны как большинства представителей мусульманской уммы, так и духовных лидеров ислама. Так, председатель Совета муфтиев России Р. Гайнутдин неоднократно подчеркивал, что российские исламские организации категорически осуждают терроризм и экстремизм, одобряют усилия российских властей по пресечению террористических актов, в то же время не поддерживают и не будут поддерживать отношений с теми организациями, которые, прикрываясь исламской терминологией, пытаются реализовывать политические цели.
Таким образом, надо понять, что нет «исламского терроризма», есть террористы, которые прикрываются исламом, для того чтобы:
— выглядеть не злодеями, а этакими героями, якобы борцами за свободу и права мусульман, ведущими «священную войну»;
— воздействуя на религиозные чувства, вербовать среди представителей мусульманской уммы новых сторонников не религиозных, а политических организаций;
— используя знамя «борьбы с неверными», получать значительную материальную помощь как от богатых частных лиц, так и государств, где ислам опять-таки используется в качестве политического инструмента (например, от Ирана).
Как видим, в настоящее время в мире нет религиозных войн и не просматривается тенденция к их появлению. Зато очевидно усиление политической составляющей в любых военных противоборствах, особенно — до и после них. Важнейшим показателем усиления политической составляющей не только войн и вооруженных конфликтов, но и всей социально-политической жизни является современный терроризм. Он же является стабильным показателем невысокой эффективности политической власти в том или ином государстве, которая своими действиями способна создавать питательную среду для терроризма. Одновременно терроризм не может быть формой религиозной войны. Террористы лишь прикрываются религиозными (мусульманскими) лозунгами для достижения политических целей. Возможно, что и термин «исламский терроризм» является, мягко говоря, некорректным.
Александр ПЕРЕНДЖИЕВ,подполковник, соискатель Военного университета Минобороны РФ
http://www.vpk-news.ru/article.asp?pr_sign=archive.2006.157.articles.conception01