 |
| Правая.Ru | Илья Бражников | 27.10.2006 |
Право и вера
Исламские завоевания имели в целом, как известно, одну общую черту: покоряя мечом, мусульмане не требовали немедленного перехода в свою веру, однако, накладывали на завоеванный народ тяжелую дань. Обращение же в ислам немедленно избавляло от дани. С христианской точки зрения, подобные действия есть не что иное, как испытание. Нетвердые в вере быстро отказывались от нее — таким образом была, например, обращена в ислам почти вся некогда христианская Африка. Народы, которые, напротив, проявляли мужество веры, ставили перед завоевателями только одно условие: «Достояние наше в ваших руках; располагайте им, как хотите, и если вы только не коснетесь веры нашей, то мы на земле не признаем другой власти, кроме вашей, точно так, как на небесах не хотим иметь другого Бога, кроме истинного. Если же станете иначе поступать, то знайте наше решение: тела наши в вашей власти… Вера же наша не от человека… мы неразрывно соединены с Богом, от Которого нас никто и ничто не отлучит, ни теперь, ни в будущем, ни во веки веков», — так, например, писали армянские христиане Изгерду II в 450 году, когда персидское завоевание стало неизбежным. Святой патриарх Иерусалимский Софроний в 637 г. сдал город халифу Омару под условием, что Честный Крест Господень и христианские храмы останутся нетронутыми (и их в самом деле не тронули). Наконец, чтобы ходить не так далеко, пресловутое монголо-татарское иго, на триста лет обложившее данью русские княжества, не тронуло русской православной веры, а если сказать еще более точно — косвенно содействовало сохранению и укреплению этой веры, в то время как западнославянские земли (например, Моравия), подпавшие под власть папы, эту же самую веру, принятую от Кирилла и Мефодия, утратили.На всем протяжении своей 12-вековой самостоятельной истории Запад хотел от территорий, с которыми вступал в общение, только одного: признания своей правоты, своей непогрешимости, своего непреложного духовного авторитета. Монголо-татарское завоевание предотвратило распространение католичества на Восток.
Разумеется, такое сознание сложилось не вдруг. Исторических причин тому множество и разбирать их надо в отдельной статье. Однако можно указать тут на одну, возможно, главную причину. Вызревание такого сознания в Риме, а затем на всем Западе происходило при непосредственной оглядке и неоднократном отталкивании от греков, от Константинополя. Именно Константинополь с его неизменным, как сказали бы сейчас, тоталитаризмом, утверждавший свою волю, как правую, так и неправую, и не раз заставлявший силой повиноваться Римскую провинцию, формировал у Рима сознание правоты. При том, что христианская истина, вне зависимости от политической ситуации в Византии, всегда находила там себе верных хранителей, официальный Константинополь V—VII вв. то и дело впадал в ереси. Римская церковь знает и праведных пап (таких, как Лев Великий), и пап-мучеников (как Мартин), отстаивавших истину веры перед еретичествующей византийской властью. Неправые греческие цари наказывали епископов римских, силой утверждали свою неправоту и тем развивали и без того сильное римское сознание права. Истории и Риму было угодно абсолютизировать это сознание и, когда Римская власть возвысилась над Константинополем, ошибки византийских императоров была, как в зеркале, в точности повторены папством.
В этой связи становится понятно, почему Риму всегда было важно доказать именно грекам их неправоту. И то, что относилось к грекам, автоматически распространилось на те страны, которые усвоили от Византии основы вероисповедания. Причем такое положение вещей сложилось с самого начала: решительное римское обособление от Вселенской Церкви и прежде всего от Византии, оформление Западного мира как уже особого и отдельного, связанное с именем Карла Великого, и борьба за просвещение славян — дело одной исторической эпохи (IX век).
Таким образом, желание господства над славянским миром и всей Восточной Европой, желание диктата и непреодолимое стремление просвещать уже просвещенных, поучать уже наученных — исконное чувство Запада, оно — неотъемлемая часть его самоосознания, и он никогда, пока идентифицирует себя как Запад, не отступит от этого стремления. Это означало бы для него отступиться от самого себя. Что, впрочем, надо надеется, не заставит очень долго ждать.
Османское завоевание Византии до некоторых пор вполне удовлетворяло Запад, который расценивал это как свою закономерную историческую победу, укрепляясь все в том же чувстве абсолютной правоты. Однако появление на исторической сцене новой мощной силы — православной России, заявившей о своей преемственности Византийской империи, навсегда изменило ситуацию. Идея освобождения Греции имеет русское происхождение. Она возникает и приобретает все большую актуальность пропорционально росту влияния России на международной арене. Во второй половине XVIII в. в русском обществе зреют настроения, которые в конце концов формулируются в девиз: «Крест на святую Софию!» Под этим девизом и начались успешные военные кампании братьев Орловых и Потемкина.
«Греческий проект» Екатерины II
Повторимся: османское иго было внешне тяжелым, но никак не затрагивало основу греческой самобытности — Православную Церковь. Более того: греческое духовенство было единственной самостоятельной и независимой частью общества, и положение это еще и упрочивалось. Для России, начавшей в XVIII веке активно влиять на обстановку в Черном море, положение духовенства (в отсутствие монарха, Божьего Помазанника) представляло главный интерес в греческом («восточном») вопросе. Именно это всегда было одной из важнейших причин многочисленных русско-турецких войн. В частности, Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. предусматривал особые привилегии для Константинопольской Патриархии.В свою очередь, греки первоначально связывали свои надежды на освобождение и возрождение Великой Греции (т.е. Византии), что вполне естественно, с Россией. Казалось, что взгляды России и греков на данную проблему едины.
Центральным моментом истории русско-греческих отношений был Греческий проект Екатерины II. Он предусматривал, помимо освобождения Греции и изгнания турок с территории Европы, еще и коронацию второго внука императрицы, Константина, который и именем своим, и воспитанием (он с детства был окружен греческими наставниками и воспитывался в греческом духе) предуготовлялся на греческий престол.
Западные историки (в особенности, что характерно, англо-американские) трактуют этот эпизод как непомерные имперские притязания Екатерины и России в целом. На самом деле ничего «имперского» в Греческом проекте не было: ведь речь не шла о подчинении России — напротив, Екатерина была заинтересована в предоставлении внуку максимальной самостоятельности. Русский православный Царь на греческом престоле был необходим как единственный законный правитель православной страны. Россию в деле освобождения Греции, как легко убедиться, всегда интересовал отнюдь не прагматический, но скорее религиозно-исторический, духовный аспект, в то время как страны Западной Европы, прежде всего обновленных революциями Англию и Францию, Греция волновала как потенциальный участник рынка. В духовном же плане эти передовые западные страны выражали все ту же римскую идеологию господства, доминирования и вдохновлялись отмеченным выше римским чувством безусловной правоты перед греками. Повторим: в отношении всего греческого западный мир неизменен в течение всей своей 1200-летней истории (а можно, перепрыгнув еще через несколько веков, говорить об истоках этого чувства у древних римлян по отношению к античным грекам). Историческая новизна здесь проявилась с греческой стороны, поскольку в XIX веке греческий мир впервые признал римскую правоту, согласился с ней. Что из этого вышло — мы увидим дальше.
Война за независимость (1821−1829)
В 1814 г. в Одессе был создано «Дружеское общество» («Филики Этерия»), ставившее своей целью борьбу за освобождение Греции. Это, как и родственные позднейшие декабристские Союзы, была, масонская организация, о чем свидетельствует уже само ее название. Старший основатель общества, Эммануил Ксантос, незадолго перед тем (в 1813 г.) стал членом одной из лож. Он перенес в общество ряд принципов и ритуалов «свободных каменщиков». Другой организатор «Филики Этерия» — Цакалов — некоторое время жил в Париже и состоял членом «Гостиницы греческого языка», близкой к масонству организации. Восстание, организованное тайным обществом, — характерное проявление масонства того времени.Следует отметить, что все трое организаторов были западными греками и купцами. Все они восторженно относились к Французской революции и движению карбонариев в Италии. Разумеется, они были патриотами, как и русские декабристы. Они желали блага своей родине. Однако, их патриотизм был более или менее не явно для них определен новейшим западным представлением о том, что перемена есть благо для страны и для общества. Они едва ли до конца отдавали себе отчет в том, что восстают не столько на «иго», образ которого ими демонически искажался, сколько на весь традиционный уклад жизни, на целый средневековый мир, стоящий под знаком веры, на Божественный порядок в конце концов.
Турецкие угнетатели, как и Золотая Орда на Руси, явились, как ни парадоксально, своеобразным щитом, заслонившим Православие от реальной экспансии католического Запада (в случае с Русью) и протестантского, революционного, рыночно-экономического Запада (в случае с Грецией). В обоих случаях завоеванные страны на три столетия выпали из истории, безнадежно «отстали», но сохранили самобытность и веру, в то время как экспансия (вообще преимущественная форма интеграции с Западом), несомненно, в обмен на участие в истории и «прогресс» лишила бы как Россию, так и Грецию и того, и другого. Иерусалимский патриарх Анфимис в своем знаменитом «Отеческом наставлении» (1798 г.) писал: «Султан по внушению свыше позволяет свободными иметь обряды нашей веры православной. Стремление к свободе — приман дьявола и яд вреднейший». Константинопольские фанариоты (греческая аристократия и духовенство XVII—XIX вв.), убежденные противники вооруженного восстания, готовы были даже признать власть султана как все-таки законную, идущую от Бога, в противовес идущей от Запада беззаконной и безбожной власти.
В развернувшейся уже сейчас войне с западным либерализмом православные и мусульмане имеют общего врага. Враг этот не дремлет, свидетельство тому — война в Сербии. Конфликт православных и мусульман выгоден (всегда был и будет выгоден) Западу, пока Запад существует. Однако Запад не вечен. И он сам это очень хорошо понимает.
Освобождение Греции имело альтернативу. Как уже было сказано, инициатива здесь изначально принадлежала России, и греки ожидали активности именно от русского самодержавия. Вообще надо сказать, что греческий патриотизм, греческое национальное самосознание не развивались и не поддерживались на Западе. «Грек не только не имел никаких политических привилегий в другом мире, — пишет Филимон, греческий автор XIX века, о положении своих соотечественников в Западной Европе, — но к нему относились с ненавистью и презрением, и его даже не считали достойным могилы после смерти. Люди же Севера [русские — И.Б.] обращались с ним, как с братом…» Большинство греков предпочитали становиться подданными последнего православного Императора. Греки селились в Николаеве, Херсоне, Керчи, Одессе и других городах Черноморского побережья. История знает немало греков — блестящих офицеров русской армии, которые героически сражались в составе русского флота. Таков был знаменитый Ламброс Кацонис, особенно прославившийся в русско-турецких войнах 1768−1774 и 1787−1791 г. г. Собственно, генерал Александр Ипсиланти, возглавлявший первое греческое восстание против турецкого господства, был офицером русской армии. Его брат (?) Дмитрий Ипсиланти был избран в 1822 г. народным правительством самопровозглашенной Греческой республики председателем Законодательного корпуса. Наконец, общество «Филики Этерия», которому принадлежит идея восстания против «турецких угнетателей» возникло в 1814 г. именно в России. Бесспорным фактом является то, что ряд победоносных войн и ближайшим образом победа России в турецкой войне 1828−1829 г. г., собственно, и решили вопрос об освобождении Греции. Однако в определенный исторический момент обнаружилось одно небольшое, но решившее многое расхождение: когда греческое восстание все-таки началось, оказалось, что у русского самодержавия и греческих вождей разные представления о том, каким образом должно совершиться освобождение.
Так сказать, стратегическое единство и роковое тактическое расхождение в действиях русского правительства и греческих патриотов особенно ярко отразилось в судьбе самого знаменитого русского грека — Иоанна Каподистрии, 14 лет верно служившего России и бывшего в 1809—1822 министром иностранных дел в кабинете Александра I. Каподистрия был глубоко верующим человеком и убежденным монархистом. Являясь противником вооруженного восстания и войны (и выражая тем самым официальную позицию России), он считал, что к подлинному освобождению приведет только нравственное совершенствование и духовное руководство Церкви всеми отраслями народной жизни. «У меня нет никакого доверия к предприятиям людей, — писал он. — Все свои надежды я возлагаю на промысел Божий». Восстание же, согласно его точке зрения, является прямым вмешательством человека в промысел, торопит сроки подлинного освобождения и этим делает его почти невозможным. Народ не успевает «созреть» для своей истории и вторгается в нее, будучи нравственно несовершенным. Эти мысли Каподистрии вскоре были наглядно проиллюстрированы.
Неожиданное для всех выступление А. Ипсиланти, ставшего руководителем «Филики Этерия» в 1820 г. и поднявшего в 1821 около двух тысяч человек в Молдове на борьбу с «угнетателями», вызвало осуждение правящих кругов России и, прежде всего, Государя. Ипсиланти написал пламенное письмо Александру I, в котором мотивировал свои действия. Каподистрия, отвечая на это письмо и выражая официальную точку зрения, осудил Ипсиланти: «Греция не может достичь свободы путем мятежа и гражданской войны». Однако миновал год; подавленный мятеж Ипсиланти дал толчок массовым выступлениям против турок. Войну продолжали клефты (по-турецки: «воры»), спустившиеся с гор. Их возглавлял народный герой Теодорос Колокотронис. Провозглашенная в 1822 г. независимой, Греция выдержала еще несколько лет жестоких гонений, вехами которых были: повешение в Константинополе 84-летнего патриарха Григория V, резня на о. Хиос (убито ок. 98 тыс. из стотысячного населения), оборона г. Миссолонги, длившаяся около года (спаслось ок. тысячи человек из 16 тыс. населения).
Каподистрия, дважды категорически отказавшийся от того, чтобы возглавить «Филики Этерию», совершенно справедливо называвший это общество «сектой» и не раз предостерегавший «избегать обольщений мнимых представителей народа», осознает, что, занимая по сути самое высокое положение в греческом обществе, он обязан помочь соотечественникам. Он просит Александра I вмешаться и поддержать восстание, но получает отказ, за которым следует, в предельно корректной форме, фактическая отставка. Каподистрия едет в Грецию и становится в апреле 1827 г. первым президентом Греческой республики, сроком на семь лет. Не проходит, однако, и трех лет, как его убивают в результате заговора, инспирированного Англией и Францией.
Судьба Иоанна Каподистрии поистине символична: противник восстания, он приял живое участие в восстании; убежденный монархист, он стал президентом республики; верноподданный русского самодержца, он пал жертвой антирусского заговора. Он стал мучеником революции, принес себя в жертву своему врагу. На нем запечатлен поворот, которое совершает греческое сознание: от России к Западу.
Александр I, знавший масонство не понаслышке, видел в греческом восстании, как и в революциях в Испании и Италии, «руку парижского центрального комитета». Его политика на Балканах, в продолжение бабушкиной линии, сводилась главным образом к двум вещам: 1) сдерживанию любых освободительных движений и 2) покровительству православной религии. Если первый пункт прямо предписывал, что делать, то относительно второго следует сказать, что высшее духовенство (в отличие от нижнего клира, более близкого к простому народу) также осудило восстание. И, разумеется, нелепо видеть в этом отсутствие естественного патриотизма — кто, как не духовенство, одним фактом своего бытия протестовало против мусульманского ига? — просто отцам Церкви было очевидно, что восстание, как противобожеский акт, приведет к еще худшей зависимости.
Данные обстоятельства и обусловили тот факт, что император Александр так и не решился на оказание помощи «мятежникам». «Мятежниками», и даже вдвойне, представлялись греческие повстанцы следующему русскому Государю, начало царствования которого было отмечено бунтом декабристов. Тем не менее именно война, объявленная Николаем I Турции в 1828 г., и армия русского генерала Дибича привели к окончательному освобождению Греции. Отношение Николая I к событиям на Балканах было двойственным. При всех очевидных положительных сторонах независимой Греции для России великий князь Константин Павлович, отрекшийся, в согласии с «греческим проектом», 14 декабря 1825 г. от русского трона, не мог рассчитывать на греческий престол. Восставшие, вдохновленные масонскими идеями, разумеется, стремились к «республике». Они и получили ее в результате — для этого понадобилось только несколько десятилетий прозападного развития. Все усилия России в данном вопросе привели лишь к тому, что (ценой жизни Каподистирии) была восстановлена монархия. Однако какая? Императором стал баварский король Оттон, «набитый дурак», по характеристике Ф. Энгельса. Сменил его на престоле (после еще двух небольших революций 1844 и 1862 г. г.) «принц датский» — Георг I. К тому времени монархия, в соответствии с европейскими нормами, уже успела стать конституционной. Проводя последовательную прозападную политику, король Георг отдал дань и традиционным связям с Россией, женившись на великой княжне Ольге Константиновне — дочери несостоявшегося православного монарха новой Византии.
Греция в результате борьбы за независимость стала не империей, не царством, но королевством, чтобы вскоре, по образцу других королевств Европы, окончательно разделаться с монархией. Установление западной династии обрекло историю Греции, по существу, на римейк западноевропейских стран. Западные короли вымостили путь греческой буржуазии, которая недолго выжидала своего часа: в результате двух революций 1862 и 1910 г. она пришла к власти. Ее приход был неизбежен уже хотя бы потому, что Греция к началу ХХ столетия находилась в полной экономической зависимости от Запада, прежде всего от Англии и Франции, которые уже к 1830 г., пока Россия стремилась выразить свои духовные чаяния, полностью контролировали экономику и финансы страны.
Монархия или республика?
Республикой Греция становилась мучительно и долго. После самопровозглашенной республики в 1822 г. и президентских выборов 1827 г. в 1830 была восстановлена монархия. В 1844 г. была принята конституция, но реальная власть еще принадлежала королю. Новое провозглашение республики состоялось в 1924 г., а закончилось опять-таки реставрацией монархии (путем плебисцита) в 1935 и установлением военной диктатуры в 1936 г. Буржуазная эпоха греческой истории тесно связана с именем Элефтериоса Венизелоса, пять раз в течение 10−30-х г. г. бывшего премьер-министром Греции. В нем довольно ярко выразилась та характерная двойственность, которая и теперь является отличительной внешней чертой греческого государства.Венизелос был обуржуазившимся аристократом, в разные периоды (в зависимости, надо полагать, от политической конъюнктуры) выступавшим то на стороне монархии, то на стороне либеральной буржуазии. С одной стороны, он был настоящим патриотом и в душе вынашивал идею Великой Греции. Под влиянием этой идеи была предпринята последняя в ХХ веке попытка отвоевать у Турции исконно греческие земли в Малой Азии — попытка, принесшая быстрые успехи. В 1919—1920 гг. г. при активном содействии стран «большой четверки» были отвоеваны Фракия, европейская часть Дарданелл, Измир, известный в Священной истории как Смирна и ряд других территорий. Однако, попытка закончилась полным разгромом греческой армии и возвращением всех завоеваний.
С другой стороны, экономическая зависимость Греции от стран Западной Европы, а теперь еще и от США, при Венизелосе, естественно, усугубилась.
С одной стороны, Венизелос как герой и один из руководителей Критского восстания (в начале ХХ века о. Крит оставался еще турецким владением) был чрезвычайно популярен в народе. С другой стороны — архиепископ Теоклит анафематствовал его как изменника короля и родины.
Всякий раз провозглашение республики приводило к смуте. Это особенно проявилось в 20-е — 30-е годы:
14.09.22.: «либеральный реванш», второе отречение от престола Константина I (первое — в 1917 г. по требованию Антанты) в пользу Георга II.
16.12.23.: победа Венизелоса на выборах. Георг II покидает Грецию.
25.03.24.: Учредительное собрание провозглашает низвержение монархии и республику. Президент — Кундуриотис.
25.06.25.: военный переворот генерала Пангалоса.
15.06.26.: отставка Кундуриотиса.
12.08.26.: генерал-монархист Кондилис свергает Пангалоса и возвращает к власти Кундуриотиса.
Лето 1928: возвращение Венизелоса к должности премьер-министра.
25.11.35: переворот. Кондилис вызывает Георга II. Премьер-министром становится Метаксас. Венизелос отправляется в эмиграцию, где и оканчивает свою жизнь.
4.08.36.: «фашистский» переворот генерала Метаксаса. Установление диктатуры при сохранении монархии.
Еще одна попытка республики (едва ли не социалистической) в 1944 г. закончилась разоружением освободительной армии, британской оккупацией и очередной реставрацией монархии (решение плебисцита 1.09.46). Тогда, в 1944 г., Красная Армия загадочно остановила свое «победное шествие по Балканам» у греческой границы. Можно усмотреть в этом Божий промысел (должно же было сохраниться не затронутое коммунизмом Православие на территории хотя бы одной страны, к тому же бывшей христианской империи!). Некоторые историки склонны усматривать здесь «передел сфер влияния» между Сталиным и Черчиллем.
Как бы то ни было, но после продолжительной гражданской войны коммунизм потерпел в Греции сокрушительное поражение. Следствием этого стало присоединение к НАТО в 1952 г. и размещение по всей территории Греции американских военных баз.
21 апреля 1967 г. военными был совершен очередной государственный переворот, в результате которого к власти пришли так наз. «черные полковники». После 7 лет правления хунты, наконец, 8 декабря 1974 г. Греция (в четвертый? в пятый раз?) стала республикой. Надолго ли?
«Черные полковники»
Если отбросить дешевую публицистическую фразу, пугливые выкрики «фашизм» и все тому подобное, и посмотреть непредвзято на то, что произошло в Греции в конце 60-х — начале 70-х г. г., то мы обнаружим, что на наших глазах потерпела поражение последняя европейская попытка создать что-то альтернативное «новому мировому порядку», который мы в последнее время так хорошо почувствовали на себе.«Черные полковники», «хунта», «неофашистский режим на родине демократии» просуществовал всего 7 лет. За это время режиму не удалось осуществить даже малой части из своих грандиозных планов. Обычно, когда хотят отметить некоторые «положительные стороны» греческой диктатуры, говорят об экономических и социальных успехах, достигнутых полковником Г. Папандопулосом и его соратниками. Не издевательство ли это над теми, кто претендовал не больше не меньше как на духовную революцию! Эти пресловутые «успехи» на деле не укрепили власть, а ускорили возвращение страны в объятия демократической Европы (Греция стала членом ЕЭС с 1981 г.). Провозгласив своим девизом «Греция — греков-христиан!», ориентируясь (по их словам) на «высшие христианские идеалы» и призывая западный политический мир, в свою очередь, «ориентироваться» на греческую диктатуру, при всей декларируемой самостоятельности, ориентации на традицию, на «греко-христианскую цивилизацию», на возрождение Византии, «где вновь забьет фонтан всех духовных ценностей человечества», — словом, при всех этих великих намерениях и целях, военный режим сгорел за 7 лет, похоронив всякую надежду на воссоздание традиционных ценностей в Европе. Военное правительство не только не освободило Грецию от западной зависимости, не только не выдвинуло в большой политике ничего самостоятельного, национально и исторически значимого, но, напротив, закрепило эту зависимость, сыграло на руку США и НАТО, сохранивших и упрочивших за счет него свое военное присутствие на Балканах.
Греческие коммунисты и социалисты в своей критике правящего режима оказались до обидного правы: диктатура при кажущейся «националистичности» была управляема — разумеется, со стороны НАТО. Военный переворот, который произошел в ночь с 20 на 21 апреля 1967 г., был подготовлен и осуществлен при непосредственной поддержке НАТО: американские танки и бронемашины, самолеты, офицеры, прошедшие подготовку в школах Пентагона, наконец, сами военные части, приведенные в действие по приказу из натовских штабов, — все это делало будущий режим легко контролируемым. Военное, а затем гражданское «национальное» правительство активно кредитовалось в США и было отвергнуто, когда выполнило свою антикоммунистическую и пронатовскую миссию с помощью все тех же структур, которые в свое время привели его к власти. Был спровоцирован греко-кипро-турецкий конфликт, перед которым НАТО тайно обязывалось поддержать диктатуру, а во время которого, естественно, самоустранилось, сославшись на то, что, дескать, НАТО не пристало вмешиваться в военный конфликт между двумя странами-членами северо-атлантического союза.
Конечно, не все в «демократической» Америке открыто поддерживали диктатуру, но так или иначе режим наилучшим образом осуществлял стратегические планы США по усилению господства в Средиземноморье. Сильнейшим аргументом в борьбе против режима было требование выйти из НАТО и ликвидировать американские военные базы, на что диктатура, при всей своей «приверженности национальным интересам», конечно, пойти не могла.
Вообще членство в НАТО и американское господство — законное наследие британской оккупации 1944 г. — по многочисленным опросам, вызывает крайне негативное отношение населения Греции. Партия, которая хочет прийти к власти в этой стране, непременным пунктом своей избирательной программы должна иметь «выход из НАТО» и «ликвидацию американских баз». Андреас Папандреу и его движение ПАСОК в свое время имели такой пункт. 14 августа 1974 г. Греция героически вышла из НАТО. Положение военных баз должно было быть пересмотрено в сторону постепенной их ликвидации. Однако все это был блеф. Правительство К. Караманлиса, решившееся на такую меру, устами своего главы неоднократно заявляло, что «политически, географически и идеологически Греция принадлежит Западу». Поэтому, когда схлынула первая сильная волна антинатовских настроений, членство было Греции возвращено, и базы остались в неприкосновенности. Они успешно использовались НАТО в проводимой ими «гуманитарной акции» против Сербии. Уникальное стратегическое положение Греции, этого «форпоста НАТО», ни при каких обстоятельствах, конечно же, не будет упущено. Разве что отвоевано. Только вот кем? Как и сербы, греки умеют хорошо защищать родину, но в отличие от тех, умеют и хорошо продаваться. Американские военные базы ежегодно приносят хороший доход.
В Греции последних столетий традиционно выделялись два сословия — духовенство и купцы. Нынешнее положение страны в наш век торговли на руку современным купцам, представители которых в свое время организовали восстание за «свободную» и «демократическую» Грецию. Такой она сейчас по видимости и является. Если же кто рискнет сегодня «поднять со свалки истории», как в старину говаривали коммунисты, лозунг Великой Греции, то будет, конечно же, немедленно уличен в национализме, шовинизме, фашизме и быстро исчезнет с политического горизонта.
Итак, положение современной Греции на самом деле трагично. Как сказал современный греческий поэт Петрос Антеос: «Нет конца трагедиям на родине античной трагедии». Несмотря на время от времени возникающую идею «Великой Греции», т. е. по сути идею возрождения Византийской империи, страна на протяжении последних полутора столетий делала последовательный выбор в пользу либерализма и буржуазности. Некоторую конкуренцию господствующему направлению могло составить коммунистическое движение, но усилиями «черных полковников» красная идея отошла на второй план. В деятельности военной диктатуры особенно проявился трагизм: думая, что выражают интересы народа, дух нации, они на самом деле не имели достаточной поддержки населения, выражая лишь несколько иную, отличную от господствующей сегодня англо-французской, и более близкую германской, но несомненно западную идеологию. Теоретик диктатуры Г. Георгалас, в своей книге «Кризис общества потребления» критиковавший, помимо означенного общества, западную логику, науку, свободу и демократию, прогресс и человека в целом, тем не менее мечтал об Атлантическом союзе под эгидой сильной Америки, которая, с его точки зрения, представляет «ядро западного мира». Диктатор Г. Папандопулос, словами Гераклита учивший студентов в Салониках тому, что «многознание уму не научает», признавался, отвечая на вопрос об идеологии хунты, что «нас вполне удовлетворяют идеи Запада».
Этими людьми, в большинстве своем искренне убежденными, просто воспользовались, чтобы попугать греков призраком тоталитаризма, невыносимой жизнью в отсутствие либеральных свобод. Чтобы потом, убрав хунту, страна скорее бросилась к хваленым европейским «либерте» и «фратерните», т. е. к некоторой видимой свободе греховных движений секуляризованного я при полной экономической, частично политической и полной военно-технической зависимости.
Трагедия в том, что Греция не может сделать выбор: Запад или Восток. Ей этого не дано. Вообще любая трагедия — это отсутствие выбора, невозможность синтеза. Если и прав греческий премьер-министр Караманлис (судя по фамилии, турецкого происхождения) относительно того, что политически, географически и идеологически (что уже спорно) Греция есть Запад, то духовно и исторически Греция есть Восток. По своей идее, Великая Греция, породившая и Восток, и Запад, должна объединять эти два полюса. Если Запад есть тезис, Восток — антитезис, то Греция должна быть сюнтезис, т. е. синтез. Синтеза пока нет, как нет, впрочем, сегодня в «однополярном мире» и полноценного антитезиса.
Имя: Константин
Когда второму сыну будущего российского императора Павла I было дано имя Константин, это имело глубоко символический смысл. Предуготовляемый, согласно проекту своей бабушки, к греческому трону, он должен был стать законным преемником византийских императоров, начало и конец правления которых, по некоей удивительной исторической симметрии были связаны с именем Константин. Константин I Великий стал основателем Константинополя; Константин XI — последний император Византии, погибший во время осады Константинополя турками в 1453 г.Константин Павлович, наверное, не стал бы Константином XII, т.к. последней представительнице законной византийской династии Софии Палеолог суждено было соединиться браком не с Романовыми, а с Рюриковичами. Он мог бы стать Константином I, однако, новый Константин I происходил из датской династии Глюксбургов, утвердившейся в Греции после освобождения от турецкого ига и революции 1862 г. А имя последнего греческого короля, низложенного в 1973 г., из той же династии, было Константин II. Таким образом, описаны два исторических круга. В Греции на этот счет, разумеется, существует легенда о Царе Константине — православном монархе, который воссядет на престол в Константинополе, столице возрожденной Византийской империи, и будет в последние времена противостоять Антихристу. Свято место, которое готовилось для великого князя Константина Павловича, но так и не было востребовано, не может оставаться пустым.
Статья была опубликована в приложении к «Независимой газете» «Особая папка НГ» 08.1999.
http://www.pravaya.ru/side/584/9514
