Фонд стратегической культуры | Андрей Володин | 24.10.2006 |
Данные тезисы подкрепляются ссылкой на то, что Россия медленно, но верно начинает возвращать себе влияние в мировых делах, — главным образом, за счет использования своего пока что главного стратегического ресурса и геополитического рычага — нефти и газа. Эксперты подчеркивают, что геополитически осмысленные инициативы Москвы отличаются осторожностью. Это взвешенная реакция на «стратегическое безрассудство» и «крупные политические просчеты» Вашингтона. Москве приписывается также понимание того, что отсутствие решительных упреждающих действий с ее стороны будет иметь неизбежным следствием геополитическое окружение России ее «военным противником — Соединенными Штатами, против которого у страны в настоящее время нет эффективных средств защиты».
В этой борьбе стремление США к «ядерному превосходству» над Россией сопровождается их попытками окончательно закрыть нашей стране выход на «Большой Ближний Восток» и к омывающим его морям с тем, чтобы, поставив Россию в условия геополитической изоляции, продиктовать ей свои условия. И последовавшая за событиями 11 сентября «прелюдия» 2001 года в Афганистане, и Ирак, и американская экспансия на Кавказе, и предполагаемое вторжение в Сирию или Иран — лишь эпизоды в «большой русской игре» Америки.
Западные специалисты (иногда выдавая желаемое за действительное) полагают, что спектр «стратегического ответа» России на американский вызов пока достаточно узок (обычно называются поставки атомных реакторов Ирану, поставки военного оборудования и материалов в Венесуэлу и другие страны Латинской Америки, долгосрочное сотрудничество на международных рынках газа с Алжиром). При этом эксперты, работающие на Демократическую партию США, подчеркивают, что авантюрные действия администрации Буша — Чейни, к сожалению, связали Америке руки во многих ключевых для нее районах мира.
Самое главное: основная цель внешней политики США — расчленение России, остается неизменной. Цель эта, по совершенно очевидным соображениям, не декларируется, но с момента распада Советского Союза эффективный контроль над российскими запасами нефти и газа является альфой и омегой американской внешнеполитической стратегии. Основные этапы противостояния, по мнению Уильяма Энгдаля (William Engdahl), выглядят следующим образом.
В середине 90-х годов, еще при администрации Клинтона, США начали процесс вовлечения «бывших советских сателлитов» не только в Европейский Союз, но и в НАТО — для более эффективного контроля Вашингтона над их политическим поведением. Стремительное расширение Североатлантического блока явилось частью стратегии «нового американского века», разработанного Р. Чейни и его окружением. В 1996 году один из близких друзей Чейни, топ-менеджер военно-промышленной корпорации «Локхид-Мартин» Брюс Джексон возглавил влиятельную в Вашингтоне лоббистскую организацию «Американский комитет по расширению НАТО».
К концу 2004 года Кремль окончательно пришел к выводу о том, что американский истеблишмент сознательно взял курс на новую холодную войну (уже начало деприватизации ЮКОСа осенью 2003 года, замечает Энгдаль, указывало на наличие у Москвы серьезных подозрений в отношении антироссийских целей Запада).
«Цветные революции» в ряде постсоветских государств, отрежиссированные Вашингтоном и его ближайшими союзниками, очень наглядно показали, что главной мишенью «большой игры» США в Евразии являются не Китай, Ирак или Иран, — такой мишенью выступает именно Россия, «единственное государство в Евразии, способное организовать эффективную комбинацию альянсов на основе своих колоссальных нефтяных и газовых ресурсов». Естественно, замечает Энгдаль, подобные цели никогда открыто не артикулируются. По мнению этого эксперта, с конца 2003-го — начала 2004 года начинается разворот российской геополитической стратегии и энергетической политики: Москва, полагает Энгдаль, возвращается к геополитическим идеям Д.Х. Маккиндера, на которых фактически строилась советская стратегия в холодной войне с 1946 года (заметим, что это распространенное на Западе мнение страдает поверхностью: влияние на советскую геостратегию второй половины ХХ века идей выдающих представителей русской геополитической мысли — А.Е. Снесарева, П.Н. Савицкого, В.П. Семенова-Тян-Шанского и других — было не меньшим, а большим, чем влияние англичанина Х.Д. Маккиндера).
Сегодня положение России в мировой системе координат, пишет Энгдаль, двойственное. С одной стороны, по критериям технологического способа производства, показателям общего уровня и продолжительности жизни Россия не является «державой мирового класса». С другой стороны, богатство энергоресурсов позволяет считать Россию «колоссом». На ее территории имеется более 130 тыс. нефтяных скважин и около 2 тыс. разведанных нефтяных и газовых месторождений, из которых 900, как минимум, пока не разрабатываются. Запасы нефти, оцениваемые примерно в 150 млрд. баррелей, сопоставимы с запасами Ирака. А по разведанным запасам природного газа Россия занимает первое место в мире.
Опираясь на эти ресурсы, Москва выстраивает энергетическую стратегию, в основу которой положены несколько долгосрочных трубопроводных проектов.
Во-первых, Балтийская трубопроводная система (БТС), толчок строительству которой дало включение бывших советских прибалтийских республик в НАТО. БТС, по мнению западных экспертов, серьезно ограничивает возможности США влиять на Россию через «новых сателлитов» — Латвию, Литву и Польшу.
Во-вторых, запущенный в начале 2006 года проект Североевропейского газопровода, помимо прочего, преследует цель обеспечить поставки российского газа в Западную Европу в обход недружественных России государств — лимитрофов Центральной и Восточной Европы.
В-третьих, хорошее понимание Москвой новых геополитических реалий, — смещения центров мирового экономического роста на Азиатский Восток — демонстрирует трубопроводная система «Восточная Сибирь — Тихий океан», ориентированная на крупнейших потребителей энергии в Азии (прежде всего Китай).
В-четвертых, сохраняет свою роль газопровод «Голубой поток», позволяющий России самостоятельно выходить на рынки Восточного Средиземноморья и Южной Европы.
В-пятых, государство в России начинает брать на себя планирующие функции в области энергетической стратегии, о чем свидетельствуют меры по укреплению экологической безопасности на сахалинских месторождениях и повышению социальной ответственности таких компаний, как «Exxon Mobil» и «Royal Dutch Shell».
В Кремле также отдают себе отчет в том (по мнению западных политологов), что любая геополитическая стратегия должна опираться на мощный научно-технологический и военно-технический потенциал. В этом Москву окончательно убедила нынешняя республиканская администрация, настойчиво выдвигающая противоракетный пояс к западным российским границам. У Кремля нет больше сомнений в отношении того, что американская ПРО в Европе направлена не против неуловимых международных террористов, а против России.