 |
| Православие.Ru | Александр Богатырев | 18.10.2006 |
В Москве я побывал в нескольких многодетных семьях.
В самой большой — 14 детей. Меня удивила рассудительностью и умением видеть суть 36-летняя Светлана. Она — профессиональный музыкант, мать восьмерых детей — считает, что главная причина в том, что оскудела любовь.
«Говорят даже, что дети мешают человеку любить и жить по-современному. Конечно, на Канары с пузом не полетишь. От многого приходится отказываться. Но, что касается любви, то она с рождением каждого ребенка только возрастает. Только настоящая любовь, а не тот эрзац, о котором все говорят. Помню, как я была переполнена любовью после рождения пятого малыша. Я написала мужу письмо… Наверно и Шекспир не писал таких любовных сонетов. Шекспир-то не рожал, не знал, что это такое — появление нового человека. Его вот только что не было — и вдруг появился. Это чудо. Непостижимое, великое и прекрасное чудо. В браке, в семье осуществляется полнота Божественной любви. А дети помогают родителям стать настоящими личностями. Современный мир делает все для того, чтобы человек этого не понял. А пока человек этого не поймет, пока ему не станет ясно, для чего он создан, он не успокоится и всегда будет несчастен. Женщина должна понять, что она создана для продления рода. Ее главная задача рожать, а не веселиться и получать удовольствия. Она должна приготовить еду и накормить детей и мужа, а не горевать, что не пошла из-за этого в театр или на дискотеку. Женщина должна прилепиться к мужу и Богу. Вот тогда она станет счастлива».
Пособия и выплаты за рождение ребенка Светлана приветствует, но все же надеется на то, что высокое начальство попробует разобраться с проблемой поосновательнее.
Она говорит: «Мы ведь не за деньги рожаем. За деньги можно, разве что продажную любовь купить, а с детишками все гораздо сложнее. Нам предлагают что-то уж больно капиталистическое: заплатил — проблему решил».
Эта хрупкая, красивая женщина, которой не дать и 30 лет (а уж то, что она подарила миру восьмерых детей, и представить невозможно) рассуждала о том, как бы она решала проблему демографии.
Конечно, кухонными разговорами не обустроить Россию и не решить демографической проблемы. Особенно методами, которые современный человек в принципе отвергает.
Некоторые наши собеседники высказывали еще более решительные сомнения в том, что уравнительное распределение денег приведет к желаемому результату. Они безо всякой политкорректности говорили, что сейчас много рожают только кавказцы да цыгане. Если давать всем поровну, то деньги уйдут туда, где и без денег проблемы с рождаемостью нет…
Нужно не правительству этим заниматься, а общественным фондам и приходам. На приходе все нужды на виду. Одним может быть эти пособия и вовсе не нужны, а для других — спасение.
Не узнать реальную нужду каждого. Есть регионы, где проблема деторождения вообще не существует. Рожают по 10 детей и больше.
В одних местах легко прокормиться — по два урожая в год снимают, в других — картошка не каждый год родит. Все это надо учитывать. И как тут честно все распределить?!
Стране нужны работники, которые будут пенсионный фонд пополнять, в армии служить, а не оплаченное народными деньгами пополнение попрошаек — будущих пьяниц, наркоманов и преступников.
Удивительно то, что подобные рассуждения мы слышали и в столице, и в глухих деревнях. В деревне на юге Вятской губернии, где осталось всего лишь три дома, отставной тракторист Николай с сокрушением сердечным говорил: «Нарожать — дело не хитрое. Им ни ручек, ни ножек, ни глазок не надо делать — готовенькие на свет Божий вылезают. Только что с ними потом делать? Тюрьмы новые строить или спецбольницы? Это ведь не надежда народная рождается, а еще одна обуза. У нас в семьях один-два ребенка. И больше не будет, хоть ты их озолоти. Много рожает только одна на все округу — известная пьяница. Она и не помнит толком, сколько у нее детей да от кого родила. То ли двенадцать, то ли тринадцать. Она еще столько же нарожает. А двойни-тройни пойдут — так еще больше будет. Ее не поощрять, а останавливать надо. Деньги, даже те малые, что платили, — сразу на вино. А последнего в июле родила, так чуть ли не шесть тысяч получила. И все эти тыщи в два дня пропила. Вся пьянь там и клубилась. Она после этой гулянки непременно еще тройню родит. Говорят, теперь еще больше получит. Вот тебе и перпетуум мобиле. Государство ей будет платить, а она — пропивать эти денежки и снова дебилов рожать. У нее ведь все дети больные. Да и пьют вместе с ней чуть ли не с пеленок».
Николай видит решение проблемы в поднятии деревни и разумной помощи государства, брошенным после развалов колхозов людям.
«Нужны рабочие места и, помощь тем, кто хочет работать, а тогда народ и без подачек рожать будет. В крестьянстве всегда рук не хватает.
Скоро желающих работать и не будет вовсе. Сейчас, вон у нас, сколько народу без дела сидит. Пьют-то от безысходности. Говорят, проявляй инициативу. А где ее, эту инициативу взять, когда восемьдесят лет ее отбивали да сажали за нее?».
Все же в 150 километрах от этой вятской деревеньки, в Марийской земле, мы нашли человека, у которого с инициативой полный порядок. Но ее у него старательно и методично отбивают.
Алексей фермер. Держит коров, кур. Сразу за приусадебным огородом, где помимо грядок с полным набором овощей и традиционных яблонь, вишен и слив, растет и вызревает прекрасный виноград, мы увидели арендованный им участок бывшего колхозного поля с кочанами капусты. Зеленые с синеватым отливом листья, обрамлявшие тугие серые шары, походили на огромные розы. Капустное поле тянулось на полверсты.
Из дома выбежали четверо сыновей фермера с тяпками и, разбредясь по полю, стали выпалывать сорняки. Вслед за ними вышла мать с пятым сынишкой на руках.
И у марийского фермера при всей его инициативности оказались те же проблемы. Выращенный продукт не вывезти даже в ближайший город. Закупочные цены, предлагаемые медицинскими учреждениями и соцзащитой, не только не дают прибыли, но даже не покрывают расходов на производство. Пробовал сам отвозить картошку со свеклой в город, так сначала милиция пристала с поборами, а потом бандиты, через несколько километров от поста ГИБДД, приказали перегрузить овощи в их грузовик.
И опять кругом клин. Фермер жалуется на произвол милиции и бандитов, а у его жены другая проблема: в деревне, где не только старики, но и 30-летние мужчины и женщины, вырастали в семьях, где было по 10 и более детей, вдруг, появилось ненормальное отношение к многодетным семьям. Детей из таких семей дразнят, грязно шутят об их родителях, да еще стали ненавидеть за то, что им выделили из республиканского бюджета по 12 рублей в день на фрукты.
Подобное придумать невозможно.
И чем больше мы наблюдали деталей народной жизни, тем драматичнее вырисовывалась картина.
Совершенно очевидно, что нужно менять весь строй жизни, нравственные ориентиры и ценности, призывать не брать от жизни все и вести праздную распутную жизнь, а воспитывать людей в атмосфере любви и уважения к отечеству и близким, привыкать с детства к труду и готовности помочь человеку в беде.
Эта очевидная мысль далеко не очевидна для тех, кто проводит в жизнь государственную программу решения этой самой проблемы.
В одной татарской деревне, недалеко от Казани, местный шофер сказал мне: «Это у вас проблема с рождаемостью. У нас ее нет. Сколько даст Аллах детей, столько и будет. Мы своих детей не убиваем. Нам и в голову не придет аборты делать. У нас на сто пятьдесят жителей две мечети. В городах, может быть, делают, а если у нас какая-нибудь женщина сделает, так ей не жить».
Уточнять он не стал, почему не жить — то ли Аллах накажет, то ли зарежут, то ли такую жизнь устроят, что сама убежит от людского суда.
А в 20 километрах от этой деревни, в небольшом волжском городке, отец Александр на наш вопрос «почему народ не рожает?», вздохнув, сказал: «Без Бога не до порога. Забыли Бога — и покатились проблемы, одна за другой, а третья из первых вытекает. По цепочке беды идут, друг за друга цепляются. Решим главную — покаемся, начнем жить по Божьим заповедям, и проблемы решатся. Разве придет кому-нибудь в голову нарушать одну из главных заповедей — „не убий“? А сейчас со всех сторон только и слышишь: „Убей!“. И в телесериалах, и в рекламах абортов. Полные почтовые ящики приглашений на аборт. С комфортом, без боли. На аборт, как на праздник приглашают. А мы ведь не врага убиваем, не обидчика кровного, а своего единокровного ребеночка. Благословение Божие убиваем. Самое дорогое, что может быть на свете, — родное дитя, душа которого дороже всех богатств мира. Это ли не сумасшествие?!
Ко мне пришла одна мать просить благословение на аборт. Я чуть не помер от ужаса — просить благословение на убийство. Она за руку держит сынишку пятилетнего. Я даю ей топор и говорю: „Руби своему сынку голову!“ Она так и отпрянула. Говорю: „Испугалась? Так у тебя под сердцем сейчас такой же. А может еще лучше. Еще ласковее и талантливее. Может быть, Пушкин или академик Королев. А ты его хочешь убить“. Ушла. Только через год появилась. Счастливая. Пришла малыша причащать. Сейчас ему шесть лет. Чудный мальчик. Она не нарадуется».
У самого отца Александра семеро своих детей. Он взял еще двоих приемных Последнего — двухлетнего Алешу — при нас, в местной больнице. Мать отказалась от него. Там еще остается шестеро. Отец Александр призывает своих прихожан взять сирот в семьи. Регулярно выступает по местному телевидению с тем же обращением. «Отказываться от детей и держать их в сиротских приютах и больницах стыдно и преступно!» Он почти каждый день приходит в городской роддом, служит молебны, благословляет и причащает рожениц, кропит святой водой персонал и будущих мам. Его с любовью называют «самым главным главврачом».
Его восьмилетняя дочь Настя мечтает о том, чтобы у нее родилось 14 детей. Она уже и паспорт нарисовала — с собственной фотографией, со всеми данными, как в настоящем паспорте. А в графе «дети» написала имена своих будущих наследников. Вот только даты рождения не проставила.
В воскресные дни рядом с храмом «Всех скорбящих Радосте», в котором служит отец Александр, выстраивается длинная вереница колясок.
Сидят бабушки и мамы с малолетними детьми, рядом играют отроки и отроковицы. Один из прихожан — художник Крымов, кивая в сторону бабушек с младенцами, говорит: «Вот это наши мадонны. Подлинные мадонны. Погляди, сколько колясок. У нас в городе такси меньше. А вон сколько детей! Целая толпа от причастия идет. Говоришь, почему народ не рожает?.. Как не рожает? Вон их сколько! Рядом с моим домом пивнушка, так там ни одного ребенка. А все почему? Да потому, что Господь знает, в какие руки детей давать. В те не дает, а в эти, гляди, сколько… Они, прямо, как десант с неба приземляются вот в это место. А потому, что благодатное место. Тут Его люди. Они Его любят и исповедуют. Он им и посылает детишек».
Одна из «мадонн» позвала его. Он подошел к ней и через минуту вернулся с несколькими яблоками. Разделил их пополам, протянув мне самые большие. Отец Александр шел с кропилом мимо рядов с выставленными корзинками и полиэтиленовыми пакетами, из которых были видны яблоки разных сортов: красные, белые, с коричневатыми полосками на боках.
Крымов откусил чуть ли не половину яблока, блаженно зажмурившись, стал жевать. Дожевав, наклонился ко мне и радостно сказал: «А ведь нет никакой проблемы. Мы и не такое переживали. После войны как голодовали. Срам было нечем прикрыть. А жили с надеждой, весело жили, помогали друг другу. Главное, не унывать и не сомневаться. Вот апостол Петр пошел по воде, усумнился, испугался и стал тонуть. А у нас народ полгода по воде ходит. Как в ноябре замерзнут реки, так до апреля и ходим по водам. Разве это не чудо Божие? Да у нас вся жизнь — сплошное чудо. Десять лет назад казалось, что всему конец, ан живем. И будем жить».
Широко улыбаясь, он смотрел на молодых мам, катящих коляски по мощеной дорожке вдоль кустов роз, гладиолусов и флоксов. На площадке скакали через натянутую резинку девчонки, стайка мальчишек бежала наперегонки в сторону строящегося приюта разбирать привезенные доски. Крымов покачал головой и, обведя широким жестом всю эту панораму, переполненную разновозрастной детворой, засмеялся: «Вот она — твоя демография! Как говорит наш батюшка, скорбеть не будем».
