Русская линия
Православие.Ru Елена Лебедева16.10.2006 

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Филях

Церковь Покрова в Филях
Церковь Покрова в Филях
Знаменитая, потрясающая своей красотой церковь Покрова в Филях лишь недавно вернулась к церковной жизни. Возведенная во времена Петра I, она стала настоящим символом русской истории и московской культуры. Однако и в наши дни она переживает нелегкие времена, оставаясь наполовину закрытым храмом.

«Покровское, Фили тож»

История Филей восходит к очень древним временам. Традиционно считается, что название местности произошло от маленькой речушки Хвильки, в просторечии Фильки, правого притока Москвы-реки. Согласно словарю В.И. Даля «хвиля» означает «мокреть», «непогода», «жижа» — то есть сырую, нездоровую («хилую») болотистую местность. Другая версия сложней: топоним Фили произошел от финно-угорского «веле» — «поселение» и восходит к тем далеким домосковским временам, когда здесь жили финно-угорские языческие племена.

Достоверно известная история Филей началась с XVI века, когда великий князь Василий III пожаловал местные земли в вотчину своему боярину Федору Михайловичу Мстиславскому, прибывшему на русскую службу из Литвы. Его сын Иван Мстиславский удержал вотчину при Иване Васильевиче Грозном, ибо был первым воеводой в походе на Казань, но при Борисе Годунове ему не повезло: Иван Мстиславский с дочерью Ириной участвовали в боярском заговоре против Годунова и после его воцарения оказались в опале. Мстиславский был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, где и пробыл до самой смерти, а Ирину постригли в инокини московского Вознесенского монастыря в Кремле.

Однако филевская вотчина не ушла из родового владения Мстиславских и была передана сыну Ивана Мстиславского — Федору, которому суждено было не раз появиться на страницах русской истории. Он приходился правнуком Василию III — так повелось, что Фили издревле принадлежали родственникам правящих династий. Поэтому Федор Мстиславский даже претендовал на русский престол, соперничая с Годуновым и Романовыми. Обычно Годунов подобного не прощал, но, тем не менее, при нем Федор Мстиславский возглавлял Боярскую думу, выходил с войском против Лжедмитрия I, а после падения царя Василия Шуйского, в 1610—1612 годах, в «безгосударево время», именно он возглавлял боярское правительство из семи знатнейших бояр, то есть был главой знаменитой Семибоярщины. А затем успешно вошел в окружение первого Романова.

В то время, когда Федор Мстиславский владел филевской вотчиной, здесь появилась деревянная Покровская церковь с приделом в честь Зачатия святой Анной Пресвятой Богородицы. Храм был основан в 1619 году не только Мстиславскими, но и тщанием недавно воцарившегося Михаила Федоровича в честь памятного и благодатного для Москвы и России события: в праздник Покрова, 1 октября 1618 года, войска польского королевича Владислава, призванного в период Смуты на русский престол, и польского гетмана Сагайдачного, попытавшиеся приступом взять Москву, были решительно отброшены русскими. Это было фактическое окончание Смутного времени. В этой победе москвичи увидели явное покровительство Богородицы, и тогда в Москве появились несколько новых Покровских церквей (в царских резиденциях Рубцове и Измайлове и в Медведкове — вотчине князя Пожарского) в том числе и в Филях. И хотя храм был устроен тщанием первого Романова, Мстиславские обустраивали храм, обеспечив его иконами, утварью и колоколами.

Появление же Зачатьевского придела было связано с тем, что Федор Мстиславский оставался бездетным — все его чада умирали в младенчестве, а он страстно хотел иметь наследника и в молении соорудил этот придел. И все же он остался без потомства. После его смерти в 1622 году филевская вотчина перешла его сестре Ирине, инокине Вознесенского монастыря. Поскольку обитель она не покинула, все дела в имении вел управляющий Третьяк Резанцев. В деревянном Покровском храме хранилась икона мученицы Ирины в честь тезоименитства владелицы. Лишь после смерти монахини, последовавшей в 1639 году, вотчину забрали в казну, и в ней было заведено дворцовое хозяйство. А духовенство в Покровский храм назначал сам патриарх ввиду дворцового статуса Филей.

Царь Алексей Михайлович бережно относился к далекой вотчине, ибо любил здесь «тешиться», то есть охотиться на птицу и всякого зверя, наказывая беречь «Хвильские болота» и никого туда не пускать. Уже в 1646 году Алексей Михайлович пожаловал это владение Ивану Даниловичу Милославскому, отцу своей первой жены Марии Ильиничны. Всем была памятна былая бедность Милославских, когда его дочери продавали на базаре собственноручно собранные в лесу грибы, но он умело использовал свое новое положение при дворе и после соляного бунта 1648 года возглавил правительство. Государственное управление ему явно не удалось: во время следующего — медного бунта 1662 года Милославский был обвинен восставшими москвичами в измене. Тем не менее, он благополучно дожил до смерти в 1668 году, а в следующем году умерла и его венценосная дочь. Филевское имение перешло к племяннику покойной царицы, знаменитому Ивану Михайловичу Милославскому — будущему зачинщику стрелецкого бунта 1682 года и главе антинарышкинских настроений. Последние годы опальный боярин доживал в другой своей вотчине — Всехсвятской, что на Соколе, но лишь после его смерти в 1685 году филевские земли снова отошли в казну.

К тому времени в Москве уже разыгрались драматичные события, отразившиеся на судьбе Филей и местной Покровской церкви. В мае 1682 года по наущению Милославских вспыхнул стрелецкий бунт против Нарышкиных: два боярских клана, родственных двум женам Алексея Михайловича, боролись за власть и за влияние на престол, решая, кто будет править — Иван Алексеевич, наследник от первой жены царя, или Петр, сын Нарышкиной.

27 апреля 1682 года внезапно умер 21-летний царь Федор Алексеевич, сын Алексея Михайловича и Марии Милославской. Сразу же по Москве поползли слухи, что государя извели Нарышкины, дабы заполучить власть. Особенно эти слухи усугубило странное обстоятельство, что в самый день смерти царя братья Нарышкины, в том числе и Лев Кириллович, были пожалованы в спальники, то есть получили близкий доступ к государю. Все это взволновало народ и стрелецкое войско. А уже 15 мая был запущен новый слух, будто Нарышкины задушили царевича Ивана Алексеевича, чтобы престол окончательно достался Петру. И тогда царица Наталья Кирилловна вышла к волновавшимся стрельцам на Красное крыльцо вместе с малолетними царевичами Петром и Иваном. Стрельцы пришли в замешательство, но все равно потребовали выдать «изменников» Нарышкиных. Один боярин гневно крикнул на них, чтобы они разошлись, и те взбунтовались.

Два брата царицы Наталии Кирилловны были убиты стрельцами, а третий, Лев Кириллович, которому тогда было всего 14 лет, спрятался на женской половине дворца, едва ли не в чулане. По преданию, над дверью этого чулана висела икона Спаса Нерукотворного. По другой версии, отрок заперся в какой-то комнате, где была икона Спаса Нерукотворного; пав на колени, он молился Господу о спасении жизни и дал обет: если останется жив, построит храм в честь этой иконы.

Лев Нарышкин уцелел и начал постепенно восходить в приближенные Петра: уже в 1688 году 20-летний юноша был пожалован в бояре. В июне 1689 года Петр подарил ему филевскую вотчину с деревнями, а после окончательной победы над Софьей, одержанной в августе того же года, назначил его главой Посольского приказа. Боярин сразу же приступил к исполнению своего обета, и вскоре в Филях появилась новая церковь…

«Церковь есть небо на земле»

Эта каменная церковь стала домовым храмом Льва Нарышкина в филевской вотчине, где он устроил одну из первых в России усадьбу на европейский «регулярный» манер: с парком, прудами, фруктовым садом и дворцом с башней, увенчанной часами. Он сделал себе исключительно загородную резиденцию, а местных крестьян отселил на 1,5 км от храма на Большую Можайскую дорогу и создал новую деревню Фили — именно в ней потом оказалась знаменитая «кутузовская изба». В усадьбе же Фили остались только дворовые люди. После постройки новой церкви резиденция стала именоваться селом Покровским, иногда с прибавлением «Фили тож».

Новая церковь стала средокрестием России и Европы, «мостиком между Москвой царя Алексея Михайловича и Северной Пальмирой императора Петра Великого», как удачно выразился один современный исследователь. Хрестоматийно известно, что она стала классическим образцом нарышкинского барокко: название было дано потому, что именно Лев Нарышкин строил в этом стиле свои домовые церкви в Москве, хотя ему подражали многие и многие. На примере же Покровской церкви, благо она доступна посетителям, можно ознакомиться с этим стилем во всей его полноте.

В 1712 году, вскоре после построения церкви, пожар в московском доме Нарышкиных уничтожил весь архив. Неизвестными остались имена мастеров, строивших эту церковь, автор замысла, образец, ставший прототипом, а о времени ее построения можно только догадываться. Она точно построена между 1689 годом, когда Льву Нарышкину была пожалована филевская вотчина, и 1694 годом, судя по дате, выточенной на церковной лампаде. Главную трудность вызывает имя архитектора. На этот счет у ученых имеются три версии: неизвестный зодчий, украинские мастера, Яков Бухвостов. Или же Петр I предоставил мастеров из Приказа каменных дел и Оружейной палаты, что могло иметь место в любом случае. Известны два мастера, участвовавшие в отделке церкви и росписи, — Карп Золотарев и Кирилл Уланов. Бесспорно и влияние Украины, в том же столетии присоединенной к России, и влияние Польши, оказанное через ту же Украину. В 1681 году царь Федор Алексеевич послал Карпа Золотарева в Малороссию изучать местное зодчество и обмерять храмы. Государь тогда задумал построить роскошный храм Воскресения на Пресне, но его смерть оборвала эти замыслы, а работа на Украине пригодилась Карпу в дальнейшем.

Иностранные мастера, работавшие при царском дворе, были обязаны иметь русских учеников. Карп Золотарев был учеником живописца Богдана Салтанова, армянина из Персии, который писал иконы в европейском стиле. Сам Карп прежде работал в Ново-Иерусалимском монастыре, потом участвовал в создании иконостасов в Новодевичьем, работал он и у Голицына в Оружейной палате, а потом и в Посольском приказе. После 1689 года за близость к опальному Голицыну Карпа уволили из Посольского приказа, но быстро вернули обратно — уж больно хорошо мастер владел новым искусством, потребным Петру I и его новой эпохе. А в 1690 году Посольский приказ возглавил Лев Нарышкин — и тут же пригласил мастера в свои Фили, где он исполнил иконостас и несколько образов.

У храма Покрова в Филях есть две общие главные особенности. Во-первых, это домовая церковь, то есть предназначенная исключительно для хозяев резиденции и их гостей. Отсюда ее малая вместительность — внутри она несравнимо меньше, чем снаружи. Во-вторых, домовая церковь в то же время была призвана символизировать могущество, статус, богатство, заслуги, происхождение и положение ее владельцев, тем более ближайших родственников правящего государя. Достоверно известно, что деньги на строительство филевского храма пожаловала царица Наталья Кирилловна, и еще подарила полотенце, по преданию, вышитое ее руками, а сам Петр отпустил из казны 400 золотых червонцев. Он вообще любил вотчины своих родственников, а Фили особенно, к тому же владелец приходился ему ровесником, ибо был старше царственного племянника всего на четыре года.

Оригинальное устройство церкви соответствовало и общему замыслу, и обету Льва Нарышкина. Она двухпрестольная: нижний ярус занимает зимний отапливаемый храм в честь Покрова Богородицы, в память о старой деревянной церкви Филей, а в верхнем ярусе находится главный храм в честь Спаса Нерукотворного. Вопреки канонической традиции алтари расположены точно друг над другом: нижний алтарь не выступает на восток, как было принято, чтобы не ступать ногами над святым алтарем. Белокаменные лестницы-галереи, ведущие в верхний храм, словно уготавливают встречу богомольца с Богом, с чудом. Традиционное пятиглавие — символ Спасителя в окружении апостолов-евангелистов — тоже было оригинально решено в храме, устроенном «иже под колоколы», когда церковь одновременно и звонница: четыре боковые главы пристроены к телу храма и ориентированы по сторонам света, а центральная глава отстоит далеко от них и возносится вверх. В ознаменование родства владельца с царской династией и участия самого государя в устроении храма восточная и западная главы под крестами были увенчаны двуглавыми орлами, а центральная глава — еще и короной. Внутри устроена отдельная ложа для владельца и его гостей, прозванная «царской»: узкий балкончик словно висит в воздухе перед иконостасом на западной стене — на том месте, где в древнерусских храмах помещались хоры для великокняжеской семьи. (Предание гласит, однако, что, посещая филевский храм, Петр I никогда не поднимался в царскую ложу, оставаясь во время богослужения на клиросе вместе с певчими, и сам, по своему обыкновению, пел с ними.) Да и белопенный, резной каменный декор с петушиными гребешками тоже свидетельствовал о статусе и состоятельности владельцев, ибо такая роскошь была по карману только очень богатым заказчикам.

Внутренность православного храма символизирует горний мир: «Церковь есть небо земное, в него же пренебесный Бог вселяется». Покровская церковь внутри не менее оригинальна, чем снаружи, и вторит главной идее. Ее храмовой иконой, помещенной в местном чине иконостаса, был тот самый кремлевский образ Спаса Нерукотворного, перед которым юный Нарышкин молился о спасении. И, исполняя обет, он почтил образ, ставший главной святыней храма. Для него заказали огромную деревянную раму с клеймами, в которые поместили живописные сюжеты, повествующие об истории образа, из «Сказания о Спасе Нерукотворном» Иоанна Дамаскина. А сам образ поместили в серебряный оклад, обильно украшенный драгоценными камнями. (Теперь осталась только одна рама, и, судя по ней, сам образ был совсем небольшим.)

Главной достопримечательностью храма стал резной иконостас. В этой церкви по моде, заведенной еще при дворе царевны Софьи, не было стенной росписи, и ее отсутствие «компенсировали» красотой уникального девятиярусного иконостаса. Его девять ярусов связаны, вероятно, с праздником Покрова, престольным для прежней филевской церкви и для нижнего храма, и символизируют образ Пресвятой Богородицы как Царицы Небесной Церкви, состоящей из девяти чинов ангелов и девяти чинов праведников. Слева от царских врат — образ Успения Богоматери, исполненный иконописцем Кириллом Улановым как парная икона к Спасу Нерукотворному, в такой же деревянной раме с клеймами на сюжеты из «Слова об Успении», приписываемом Иоанну Богослову. Однако явны новые веяния с отступлением от канонических традиций: вверху изображено не вознесение Богоматери, а Ее коронование как Царицы Небесной. Вознесение же изображено в одном из клейм, причем, как считают ученые, по нидерландскому образцу — как восхождение на Небеса.

В остальном нижний ярус иконостаса целиком состоит из икон по тезоименитству хозяев дома и их августейших родственников. Образ «Апостолы Петр и Павел» посвящен именинам Петра I, «Иоанн Предтеча и Алексий, человек Божий» — именинам его соправителя Ивана Алексеевича (или по другой версии — брата хозяина, Ивана Нарышкина, убитого стрельцами) и царя Алексея Михайловича. Икона мучеников Адриана и Наталии устроена в честь тезоименитства царицы Натальи Кирилловны, а образ святителя Льва, епископа Катанского, и великомученицы Параскевы — по именинам самого Льва Нарышкина и его первой супруги Прасковьи.

Интересно, что в этом храме довольно неожиданно соблюдена древняя каноническая традиция — изображать на диаконских дверях святых диаконов — мучеников древнехристианской Церкви: на северной двери — образ первомученика Стефана, первого из семи диаконов, поставленных апостолами, и первого христианского святого, а на южной — образ римского архидиакона Лаврентия, пострадавшего в III веке. Позднее на диаконских дверях стали обычно изображать райских вратарников — архангелов Михаила и Гавриила.

Однако древний церковный канон соблюден довольно своеобразно: в лике святого Стефана легко угадывается молодой Петр I, а в святом Лаврентии ученые видят портрет его соправителя Ивана. Древняя традиция получила здесь и еще одно звучание: праздники святых Стефана (2 августа) и Лаврентия (10 августа) совпадали с особо памятной датой: именно в эти августовские дни 1689 года Петр I не только спасся от царевны Софьи сам, но и окончательно ее победил. К тому же в образе апостола Петра, письма Карпа Золотарева, усматривают первое в России автопортретное изображение, в чем видят влияние западной традиции. По мнению священника Бориса Михайлова, настоятеля Покровской церкви и кандидата искусствоведения, на создание этого образа сильно повлияла картина «Апостолы Петр и Павел» кисти Эль Греко, написанная в 1614 году. Апостолы изображены с символами своих страданий: апостол Петр держит крест, а апостол Павел — меч.

Структура храма повлияла на ширину иконостаса — он довольно узок и образов в чинах меньше, чем обычно. В деисусном чине вместо традиционного «Спаса в силах» помещен образ «Царь царем» (иногда считается, что это было наследием времен патриарха Никона, который ввел такое новшество). Господь подчеркнуто изображен здесь в царском облачении, которое выступает здесь как символ Его царственности. В царском облачении изображена и предстоящая Ему Богоматерь. Верхний чин увенчивает резное распятие, тоже согласно традиции, заведенной Никоном: первое резное распятие было исполнено для его Нового Иерусалима, а потом и для дворцовых храмов Московского Кремля. Над распятием в своде купола — символе неба — написан образ Новозаветной Троицы в окружении ангельских сил и в клубящихся облаках, что символически перекликается с идеей храмовых окон. Согласно замыслу архитекторов, окна расположены очень высоко, чтобы оградить мысль и душу молящегося на время пребывания в храме от событий мира сего — из окон видно только небо. А главное, эти окна легко и свободно пропускают в храм солнечный свет как символ небесного сияния, Божественного света.

Уникальна и резьба иконостаса, изобилующая религиозной символикой. Считается, что ее принесли в Москву белорусские мастера, выписанные патриархом Никоном для строительства Нового Иерусалима, а после его падения перешедшие в ведение Оружейной палаты и работавшие при царском доме, так что их приглашение в Фили сложности не представляло. Такую резьбу называли «флемской» (от нем. Flamme — пламя), пламенеющей — за горящую, переливающуюся, сверкающую позолоту. Эта резьба входила тогда в моду благодаря своей пышности и красоте, поскольку храмовая стенопись отсутствовала, а скульптура была запрещена церковным каноном.

Резной декор иконостаса содержит новые для Москвы и России мотивы, в нем частично присутствует символика, заимствованная с Запада. Например, в Европе роза — цветок Богоматери в знак Ее непорочности; надрезанный, треснувший гранат — символ страстей Христовых и одновременно единства верующих; яблоко же символизирует первородный грех. Однако в филевской церкви все это было не простым копированием, а переосмыслением в русских традициях. Иконостас Покровского храма символизирует образ райского сада. Главный его символ — виноградная лоза с гроздью ягод, — символ Христа, Его страданий, а также святого причастия, совершаемого в храме, был и символом райского древа. Его окружают символы райского цветения, щедрости и полноты жизни: цветы, ягоды, фрукты, раковины с жемчужинами, причем подмечено, что резные корзины с фруктами исполнены без дна — плоды свободно выпадают из корзин, словно символизируя райское изобилие. Было и прямое заимствование, несвойственное для России, например, в цоколе иконостаса под местным чином изображено так называемое «Сердце Христово». Однако в целом именно переиначивание на русский лад западных традиций, а не копирование и слепое подчинение им, было характерно для нарышкинского барокко. По выражению Игоря Грабаря, назвавшего филевскую церковь «легкой кружевной сказкой», это была «чисто московская, а не европейская красота».

Еще одна особенность храма — живоподобная живопись. Образы лишены аскетичности, им приданы совершенно живые, мирские черты. Великомученицы Екатерина и Варвара изображены обыкновенными, довольно красивыми девушками, но в роскошных одеяниях и драгоценных венцах, а венец — символ мученичества и царского достоинства. Обычно такую живопись в храмах считают западным влиянием, но ныне некоторые ученые видят в этом заимствование не европейское, а, напротив, греческое, внедрявшееся тем же патриархом Никоном.

И, наконец, стихи, что были начертаны в раме образа Спаса Нерукотворного:

Иисусе, Сын живаго Бога,
Милосердия пучина премнога.
Вемы, яко на Тя кто уповает,
От всех злых спасен бывает…
И ныне зрящих, Христе, на образ Твой,
В молитве приносящих Тебе глас свой,
Льву, верну рабу Своему,
Милость подаждь и дому всему
Немятежное даруй благоденство,
Посем в небеси вечное блаженство.

Впервые эти вирши появились на иконе письма Симона Ушакова, исполненной для Троицкого собора в лавре, но здесь они были воспроизведены с соответствующими изменениями. Интересно, что когда филевская церковь сама стала образцом для подражания, копировали и эти стихи, меняя имя «Лев» на имя владельца.

Церковь действительно потрясла современников и вызвала у многих желание иметь у себя подобное чудо. Воспроизводили даже посвящение храма, не говоря уже о деталях. Спасская церковь в Уборах, которую зодчий Яков Бухвостов строил для графа П.Б. Шереметева, яркий тому пример. Оба храма возводились почти одновременно, но церковь в Филях была закончена раньше, и граф Шереметев приказал архитектору переделать работу, освятить новый храм в честь Спаса Нерукотворного и скопировать стихи, только с изменением имени на Петр.

В маленькой нижней церкви иконостас имеет всего три чина, однако в нем сохранился дубовый престол из старой деревянной Покровской церкви, один из древнейших в Москве, и храмовый образ Покрова Богородицы, чтимый как чудотворный из-за совершившихся еще в XIX веке исцелений. Известно, что после молебна с акафистом, отслуженным перед этим образом, был избавлен от лихорадки человек, не нашедший помощи у врачей.

Домовая и приходская

Уже во времена Льва Нарышкина определилось назначение двух церквей: верхняя Спасская была домовой, исключительно для хозяев имения, а нижняя Покровская — приходской для их дворовых слуг, администрации вотчины, а потом и для всего окрестного населения. Оттого службы чаще совершались именно в нижнем храме.

Первый хозяин, Лев Нарышкин, скоро попал в немилость Петру за нерадивое, неуспешное ведение политических дел: уже в 1698 году он был отставлен от всех дел и через семь лет умер, но вотчина осталась в фамильном владении Нарышкиных. Малолетних сыновей Льва Кирилловича Петр отправил в Англию учиться морскому делу, но особенно благоволил к старшему Александру, ласково называя его Львовичем. В мае 1722 года «у Львовичей» в Филях гостила супруга государя, будущая императрица Екатерина I.

А 7 июня 1763 года в Фили пожаловала сама Екатерина Великая, когда приехала в Москву на коронацию и удостоила своим посещением Нарышкиных. Императрицу встречали под колокольный звон Покровской церкви и пушечный салют. Приложившись к кресту, с которым ее вышел приветствовать священник, государыня отправилась в храм, отстояла торжественный молебен, а потом соизволила отобедать с хозяевами и погулять в саду. В годы ее правления Покровскую церковь реставрировал сам Матвей Казаков. Цвет храма тогда отличался от современного. Возможно, что изначально он был расписан «под мрамор», как и храм в Троице-Лыкове, но в XVIII веке точно был сине-голубым, а в XIX веке — красным и желтым.

Грозным летом 1812 года Фили встречали императора Александра I — он тогда прибыл в столицу для организации ее защиты и для подъема народного духа. Получив известие, что государь проедет мимо Филей, священник Покровской церкви с крестом и в облачении отправился к Поклонной горе встречать его. Император вышел из экипажа, сделал земной поклон, приложился к кресту с тяжким вздохом и уехал. А 1 сентября в деревне Фили, что была расположена ближе к Можайской дороге, в избе крестьянина Андрея Фролова (самом просторной из всех местных домов) Кутузов созвал военный совет, на котором было принято трудное решение оставить Москву.

Наполеон тоже не обошел Покровскую церковь стороной: часть его армии вступала в Москву как раз через Фили. В нижнем храме, по обыкновению, его полчища устроили конюшни, в верхнем — швальню (полковую портняжную мастерскую). По легенде, священник сумел спасти драгоценную утварь: перед вступлением неприятеля он пригласил каменщиков, которые устроили в северной главе храма тайник, куда он и спрятал сокровища. Однако были похищены петровские цветные витражи.

После победы храм, восстановленный и освященный святителем Филаретом, митрополитом Московским, стал одним из центральных мемориалов Отечественной войны, словно вторя храму Христа Спасителя. Каждый год в Покровской церкви 31 августа совершалась заупокойная всенощная за убиенных русских воинов, павших на полях сражений Отечественной войны, а 1 сентября (день военного совета в Филях) — литургия с особой панихидой, на которой поминались император Александр I, фельдмаршал М.И. Кутузов и все их соратники. Затем из Покровской церкви отправлялся крестный ход к «кутузовской избе».

7 июня 1868 году изба сгорела — удалось спасти икону Архистратига Михаила и подлинную скамью, на которой сидел Кутузов. Утрата для Москвы была тяжелой, и памятник решили восстановить. Тогдашний владелец филевских земель Э.Д. Нарышкин предложил городу это историческое место в подарок, и в 1887 году состоялась закладка новой «кутузовской избы». В тот торжественный день в Покровской церкви была совершена литургия, а затем крестный ход отправился к месту закладки, где отслужили водосвятный молебен. Уже через полтора месяца бревенчатая изба, выстроенная по проекту архитектора Н. Струкова, открылась как музей. Официально она была приписана к Покровскому храму как его имущество, и каждый год 1 сентября к ней по-прежнему совершался крестный ход.

Эммануил Дмитриевич Нарышкин стал последним фамильным владельцем Филей. В 1868 году он продал усадьбу почетному гражданину и известному московскому благотворителю П.Г. Шелапутину, владельцу крупной шелковой фабрики на Яузе — и поныне о том напоминает Шелапутинский переулок в Рогожской слободе. У его жены оказались слабые легкие, и она нуждалась в свежем, загородном воздухе. Шелапутин устроил больной супруге в Филях настоящую резиденцию с зимним садом и птицами. 34 года он оставался бессменным старостой Покровского храма, соорудил при нем три часовни. В престольный праздник вся его многочисленная семья съезжалась в Фили, и после литургии устраивался праздничный обед. Всем стало лучше при Шелапутине: священникам Покровской церкви он купил новые причтовые дома, крестьянам устроил бесплатную амбулаторию, больным детям — приюты. Притом деятельность его простиралась далеко за пределы Филей: так, профессору И.В. Цветаеву он помогал строить Музей изящных искусств на Волхонке — именно на его средства был устроен зал эллинистической скульптуры. Он же основал Шелапутинское педагогическое училище (Областной педагогический институт им. Крупской), Шелапутинское женское ремесленное (!) училище и знаменитую Шелапутинскую гимназию на Девичьем поле, где несколько лет учился маленький М.А. Шолохов.

Весной 1893 году на даче у Шелапутиных в Филях поселился тяжело больной, нуждавшийся художник А.К. Саврасов: возможно, хозяева приняли его как гостя. Здесь он с натуры написал картину «Распутица»: как считают, вид на ней открывается с той точки, где сейчас находится станция метро «Фили» около храма.

В том же 1893 году в Покровской церкви справляли новое торжество — 200-летие со дня ее основания. 12 июня 1893 года здесь отслужили панихиду по государям Алексею Михайловичи и Петру I, царице Наталье Кирилловне и храмоздателю Льву Кирилловичу Нарышкину. Шелапутин устроил не только соответствующий прием высокого духовенства и важных гостей, но и настоящий праздник всем Филям: церковь была красиво иллюминирована, местным крестьянам выданы подарки, гостинцы и даже книжки об истории их приходского храма.

В 1914 году Шелапутин скончался, и его отпевали в Покровской церкви. Впереди были самые роковые годы.

Путь к спасению

После революции храм постигла драматическая судьба. Он очень долго оставался действующим, ибо находился за городской чертой — Фили вошли в границу города только в 1935 году. К тому же многочисленное местное население все более нуждалось в храме, когда закрывали и сносили другие в округе. В мае 1922 года храм был ограблен в связи с изъятием ценностей и, вероятно, именно тогда пропала его главная святыня — образ Спаса Нерукотворного. Есть и другая версия, что в 1922 году был только снят серебряный оклад с драгоценными камнями, а сам образ оставался в храме вплоть до его закрытия в 1941 году и потом был похищен.

Церковь устояла чудом. Довоенные страницы ее истории — это долгая борьба за жизнь с заводом N 22, неоднократно покушавшимся на храм, стоявший близ его территории. Руководство завода и весь пролетарский коллектив требовали сноса храма, чтобы непременно на его месте построить универсальный магазин как жизненно необходимый рабочему поселку, иначе ходить далеко. Верующие, прихожане и вся культурная общественность, как могли, отстаивали этот храм перед городскими властями разных уровней, и те неоднократно отказывали заводу N 22 ввиду большого прихода и особой ценности храма. Завод не сдавался и потребовал в таком случае закрыть храм и устроить в нем рабочий клуб: в нижней части — аудиторию с буфетом и гардеробом, а в верхней — читальню с комнатой отдыха; требовал он и «очистки» стен от «образов и лепки». Был предложен и другой вариант: открыть в помещении нижнего храма «дом учебы», а в верхнем — антирелигиозный музей. Что угодно, лишь бы церковь закрыть. Умело апеллировали к главному фактору: у рабочих маленькие дети, которые каждый день видят перед глазами православный храм, да еще и бегают в него вместо уроков. Битва кончилась победой сторонников сохранения храма после обращения во ВЦИК. Власти приняли решение храм не закрывать и оставить в пользовании общины из-за многочисленности прихода.

Глядя на эту красоту, трудно поверить, что еще в начале 1950-х годов храм стоял полуразрушенным и изуродованным. Храм закрыли только в июле 1941 года. В целях маскировки от авианалетов были разобраны главы и верхний ярус, но все же зажигательные бомбы попали в него. После войны местные прихожане просили об открытии храма, но уже безуспешно. После двух реставраций в нем было решено устроить филиал Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, который в те же годы открылся в Спасо-Андрониковом монастыре. В нижнем храме полностью восстановили интерьер в стиле XIX века. А в верхнем, на редкость хорошо сохранившемся, новые детали специально не покрывали позолотой, чтобы их можно было отличить от подлинных: интерьер, вплоть до древнейшего дубового пола, уцелел таким, каким его видел Петр I. Музей открылся в 1980 году к Олимпиаде. Туго приходилось многочисленным местным верующим: ведь путь до ближайшего действующего храма занимал около часа.

К сожалению, музей в верхнем храме сохраняется и сейчас. В конце 1990 года по ходатайству патриарха Алексия II церковь вернули верующим, но только нижний Покровский храм, который не представляет особой художественной ценности. Там сейчас по праздникам и выходным совершаются богослужения. В верхнем же храме оставлен музей под предлогом сохранения исторического памятника, чего Церковь якобы обеспечить не сможет, ведь храм Покрова в Филях внесен ЮНЕСКО в перечень «Сокровищ мира».

Ситуация выглядит странной. Крохотный нижний храм живет всей возможной полнотой церковной жизни. А, переступив за порог верхнего храма, ощущаешь какой-то нелепый анахронизм, будто попал в не самое далекое прошлое. Двойственное чувство охватывает душу, особенно если зайти в музей сразу же после посещения нижней церкви: с одной стороны, благоговейное восхищение красотой бывшего храма, а с другой — горечь оттого, что храм, под сводами которого веками возносилась молитва, все еще закрыт. Убогим выглядит столик кассира с билетами в пустом помещении храма, заходя в которое, все — и сотрудники, и посетители музея — осеняют себя крестным знамением. Что будет потеряно, если храм вернут Церкви, а храму — богослужение?

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/61 013 172 902


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика