 |
| Правая.Ru | Денис Ступников | 12.10.2006 |
В 80-е годы эксперты с трудом выявили трёх секс-символов русского рока: Константин Кинчев («Алиса»), Вячеслав Бутусов («Наутилус Помпилиус») и Михаил Борзыкин («Телевизор»). Да и то названные персоны не сильно озадачивались вопросами собственной притягательности, которая к тому же нередко терпела крах в борьбе с саморазрушением. Нынешние девичьи фавориты — Дмитрий Спирин («Тараканы!»), Алексей Никонов («Последние Танки В Париже»), Владимир Селиванов (экс-«Красные Звёзды») декларативно дистанцировались от самого понятия «русский рок». Любопытно и другое: симпатичные «гитарные» культуристы Гоша Куценко (группа «Анатомия Души») и Никель (одноимённый проект) проявляют пока полную творческую импотенцию.
Полтора года назад музыкальная общественность вдоволь потешилась над заголовком одной новостей: «Butch выступит с самыми брутальными мужчинами русского рока». Причина невольного смеха до боли банальна: никакой фантазии не хватило на то, чтобы представить себе хотя бы одного труженика современной рок-индустрии, к которому бы подходил эпитет, применяемый обычно к героям Клинта Иствуда. Откровенно надуманной и абсурдной показалась многим песня Земфиры «Пьяный мачо лечит меня и плачет», даже несмотря на то, что у героя этой композиции, говорят, был реальный прототип — уфимский друг исполнительницы, вытягивавший её из душевных кризисов.
Аналогичная тенденция складывается и в женском роке. Пожалуй, только покойная Наталия Медведева возвела в абсолют свою фотомодельную внешность и объявила квинтэссенцией своего творчества фразу «А у них была страсть». Чем это для неё обернулось — известно всем.
Ранние тексты Андрея Макаревича, «Воскресения», Бориса Гребенщикова интровертны. Лирических героев больше заботит собственная отверженность от социума, нежели аспекты взаимоотношения с прочими людьми (яркий пример — песня «Иванов» «Аквариума»). Конечно, многие из этих текстов культивируют гордыню, уныние, раздражительность, пьянство, однако блудная страсть обычно оказывалась на периферии.
Российские рок-музыканты достаточно рано вывели предельно демонизированный тип женщины-вамп, от которого следует держаться подальше. Одна из первых песен этой серии — «Береги Свой Хой» Бориса Гребенщикова. Ещё острее и непримиримее — «Пантера» группы «Агата Кристи». Здесь автор текста Вадим Самойлов не просто цветисто перечисляет пороки и модели поведения стервозной героини (как это было у БГ), но и решительно обличает их и отражает. А это уже признак — сильной нравственной личности:
Но с глупою улыбкой, маскирующей страх
Она читает яд в моих холодных зрачках,
Она дрожит от слова, что хранится у меня на губах —
Пантера!!!
В 90-е годы Александр Ф. Скляр («Ва-БанкЪ») окончательно абстрагировался от притягательности описываемого женского типажа, посвятив ему инфернальную песню «Летучая Мышь» (альбом «Домой», 1997 год). Примерно тогда же Юрий Шевчук выпускает альбом «Любовь», где воздушная серенада «Я у вас» странным образом соседствует с диковатой недоделкой «Онанист». Тут прослеживается очень серьёзная борьба со страстями, вероятно, одолевавшими основателя ДДТ в названный период. Заглавная песня альбома содержит слишком смелые строки «Медный Пётр в увольнении — до сих пор нет, пошёл вразнос, говорят, ведь конь стоял столько лет…». С другой стороны, диск включает пронзительнейшую «Вороны», где слепая и суетная земная любовь («молчал мой любимый, и крестное знамя лицо его светом едва освещало») наглядно претворяется в бесконечное трансцендентальное чувство («мы встретимся вскоре, но будем иными»).
Безжалостен к страстям и Константин Кинчев, который в песне «Моя Война» (альбом «Изгой», 2005 г.) подвергает «ветхого человека» обстоятельному остракизму. Не так давно вокалист «АукцЫона» в одном из интервью приписал Кинчеву потакание духу времени. Выпад курьёзен, ведь начало «Моей Войны» сохраняло актуальность как 1000 лет назад, так и сегодня:
Если свет, который во мне, есть тьма, —
То какова тогда тьма?
Я худое око без ночи и дня,
Сам себе позор и тюрьма.
Помыслами путан, пороками мят,
Перепачкан пеной молвы,
Я засохший корень, запекшийся яд
В стеблях перепрелой ботвы. Зависть да крамола, похоть да лень Пеленают душу в тартар. Я жевал покорно страстей дребедень
Да глушил гордыни отвар…
Кинчев в лучших традициях святоотеческой психологии совершенно чётко отделяет помыслы от пороков (= страстей). Рельефное разграничение одного с другим проводит в практическом руководстве «Страсти и борьба с ними» святитель Феофан Затворник: «Помыслы суть умозрительный образ объекта вожделения или раздражительности». Сам по себе помысел ещё не является грехом, но, если к нему возбуждается внимание, услаждение, желание и решимость, то человек чаще всего доводит мысленный образ до исполнения и становится рабом какой-либо страсти. По Феофану Затворнику, «…страсть — есть постоянное желание грешить известным образом, или любовь к греховным каким-нибудь делам или предметам». Оружием против разжигания страстей святитель назначает следующий алгоритм: неприятие прилога — трезвение — раскаяние — молитва — преследование — благодарение. Проходя благополучно этим путём, христианин сохраняет нравственную чистоту, преодолевает искушение и побеждает страсть, не попадая в её сети.
Ниже мы кратко рассмотрим несколько способов выражения этого алгоритма «невидимой брани» в композициях российских рок-музыкантов.
Думаю, что следует начать с простого декларирования пагубности той или иной страсти. Так, Евгений Феклистов («Конец Фильма») в альбоме 2001 года «Камни Падают Вверх» ополчается против смертного греха зависти:
Не завидуй свету в чужом окне —
Там нас с тобою нет!
И, если плохо тебе,
Не показывай виду
Наудачу путь мой во тьме лежит
И больше незачем жить,
Но, если хочется плакать,
Не плачу…
Это — припев, а в куплетах устрашающе конкретизруются муки, которые поджидают завистника уже в этой жизни: непопутный ветер мечет ему в лицо снег, дождь и грязь, ведя прямиком к чёрным рассохшимся вратам ада. Феклистов уверенно опроверг расхожее утверждение о том, что песни, содержащие неприкрытые нравоучения — никому не интересны. Молодёжь до сих пор активно заказывает «Не Завидуй» на концертах «Конца Фильма».
Потом следует упомянуть насильственное укрощение терзающей душу страсти посредством молитвенной апелляции к высшим силам. Например, композицию «Под Занавес» группы «Тёплая Трасса» (альбом «Критика Танка», 2002) можно считать убедительным ответом православных рок-музыкантов авторам всевозможных слезливых стенаний о несчастной любви. От героя уходит девушка, но он и не думает впадать по этому поводу в депрессию и отчаяние:
Пожалеть бы кого В мире злого огня, Жизнь украсил бы ей, Вечной радостью дня, Только где-то Она Все грустит без меня,
Только почему-то не грустно мне…
В чём причина такого поразительного спокойствия лирического субъекта? Ну, во-первых, он наверняка в курсе того, что раз Господь не связал его с объектом вожделения, значит, между ними не было истинной любви, а было тривиальное плотское мудрование, иллюзия подлинного чувства. Одним словом, прилог. Во-вторых, многое проясняет местоимение «Она» пятой в пятой строке, писанное с заглавной буквы. Очевидно, что здесь подразумевается не грустная девушка (как в третьей строке), а сама Богородица, к заступничеству которой прибегает герой в самый тяжёлый момент.
Думаю, не слишком ошибусь в своем предположении, что для «Тёплой Трассы» образ Небесной Заступницы является магистральным. Один из альбомов коллектива носит название «Царица Небесная», к Ней же обращается персонаж песни «Москва» (диск «Критика Танка»). Вообще, описанное в песне «Под Занавес» чудесным образом напоминает подлинную историю, произошедшую как-то с одним моим знакомым. Будучи воцерковлённым человеком, он, тем не менее, частенько заглядывался на девушек в метро. Его тяготил этот грех. Однажды знакомый долго и слёзно молился перед сном Богоматери: «Пресвятая Богородица, позволь мне всегда быть с Тобой». Наутро он явственно услышал полный сострадания голос: «Хочешь быть со Мной, а смотришь на других?!».
Вне сомнения, каждой притягательной страсти найдён её неприглядный противовес. В песне «Агаты Кристи» «Весёлый Мiр» без обиняков летит намек о губительной привязанности к земным удовольствиям: «сначала весело, потом — повесишься». Здесь же утверждается приоритет христианского брака, основанного не на плотском влечении, а способности «носить бремена друг друга»: «Сначала стерпится — потом полюбится».
И, конечно, страсть, доведённая до своего логического конца, ломает песенную структуру и предельно обедняет текст. Уместно вспомнить высказывание святого праведного Иоанна Кронштадского: «Замечательно, что люди раздражительные, после агонии сильного и продолжительного гнева и после испытания всей его мучительности, делаются, как говорится, шелковыми, кроткими и смирнехонькими. Что сказано о злости и раздражительности, то следует сказать и о прочих страстях. Сам Господь указал наказание для них самих, в их крайней агонии. Так наказывается гордость, зависть, ненависть, скупость, сребролюбие. Каждая страсть есть собственный мучитель и вместе палач каждого одержимаго ею человека».
Львиная доля треков проекта Кирилла НЕМоляева «Карданный Вал» посвящена именно таким снедающим самих себя страстям. Из-за этого песни продолжаются по 20−30 секунд и ограничиваются, как правило, двумя-тремя возгласами вокалиста. Перекроенный НЕМоляевым на новый лад «Эй, приятель» Богдана Титомира изобличает непомерно раздутое тщеславие, «Джага-Джага» бичует сладострастие и содомию, а «Моя Семья» воспроизводит удушающую атмосферу классического семейного скандала.
Интересно, что герой песни избавляется от довлеющий над ним страсти чудесным образом, за счёт внезапного Божественного вмешательства. Пётр Мамонов рассказывает об этом в мелодекламации «Нежное Существо» из альбома 2003 года «Зелёненький». Автобиографическую параллель данной ситуации находим в интервью Петра Николаевича, данного «Известиям»: «…настоящая встреча с Богом произошла не так давно, года полтора назад. Я не мог выбраться из одного греха. Никак не мог. И вот утром на Сретение встал и вдруг почувствовал, что Господь залил мое сердце любовью и обезоружил меня. И все прошло. Исаак Сирин говорил: „Бог наш — это любовь, это океан любви“. И причина Боговоплощения и крестной смерти — только любовь к человечеству, а все остальное вторично».
Кроме того, содержание чувственных песен резко контрастирует с манерой их исполнения и поведением солиста на сцене. Вячеслав Петкун, выступая на сцене с группой «Танцы Минус» всячески демонстрирует свою полную отстранённость и чуждость исполняемому материалу. Музыкант цинично посмеивается во время самых «трогательных» цитат, а между песнями издевательски комментирует реакцию зрителей. Это действует отрезвляюще, как ушат холодной воды.
Так, в непрестанном противоборстве страстям, творится драйв и нерв русского рока. Песни героев настоящего исследования способствуют укрощению разрушительных эмоциональных порывов. В этом смысле лучшие творения наших рокеров схожи с проповедями. Солидаризуясь с персонажами подобных песен, человек не только не испытывает сочувствия к греху, но и ощущает неодолимую потребность к внутреннему изменению.
Убежден, что причина столь активной позиции кроется в увлекательной динамике и освежающей контрастности, которую музыканты умудряются сохранять даже в самых нравоучительных композициях. При этом музыканты отнюдь не навязываются со своей «позитивной программой» и не пытаются лезть в «чужой монастырь со своим уставом». Всё это ведёт к появлению нового человека, черты которого прекрасно запечатлел еще Иван Ильин в «Аксиомах религиозного опыта»: «Надо найти начало духовности в самом себе; много раз проверить, и убедиться, что найденное — найдено верно и затем утвердить своё собственное, подлинное естество в этой духовной сфере; и после этого уже не бродить по случайным „окрестностям“ своего существа, сомневаясь в бытии своего духа, а жить из своего духа, созерцая свои „окрестности“ оком озабоченного строителя и хозяина».
Думаю, что в этом вопросе с Иваном Александровичем трудно не согласиться.
