 |
| Столетие.Ru | Александр Самоваров | 09.10.2006 |
Взлет
Удивление это разделяли и более поздние историки. Пытаясь объяснить исторический феномен, они говорили о географическом факторе. Москва была удалена и защищена естественными преградами и от татар, и от Литвы, и от шведов. Но ведь историки прекрасно знают, что великим может быть и государство, расположенное неудобно с географической точки зрения. А бывает, что государства, идеально защищенные морем и горами, при самом благодатном климате, только и делают, что переходят из рук в руки.Пишут о том, что селиться на территории Московского княжества беглецам из других мест было выгодно. Тогда почему беглецы с Юга Руси не переселились после Батыева погрома в Новгородские земли? Территории Новгорода были огромными. Да и куда можно было пристроиться в Московском княжестве, если оно было крохотным еще при отце Ивана Калиты, князе Данииле? Переселялись в те времена все больше в Тверь, а не в Москву.
Самую экзотическую версию возвышения Москвы, которая фигурировала в советских учебниках, выдвинули марксистские историки.
По Марксу, экономика всегда первична, и сначала растет производительность труда, а потом, как следствие, происходит все остальное. Вот и советские историки утверждали, что к началу возвышения Москвы там резко выросла производительность труда за счет некоего особого плуга, которым обрабатывали землю.
В ответ менее ангажированные историки в кулуарах откровенно высмеивали версию «московского плуга, как тайного оружия Ивана Калиты». И в самом деле, уровень сельского хозяйства, какой имелся до татаро-монгольского нашествия, был достигнут в России только в XIX веке.
Лев Гумилев, который был не только историком, но и географом, довольно точно указывал на уязвимые места сторонников «географического фактора» возвышения Москвы: «Москва занимала географическое положение куда менее выгодное, чем Тверь, Углич или Нижний Новгород, мимо которых шел самый легкий и безопасный торговый путь по Волге. И не накопила Москва таких боевых навыков, как Смоленск или Рязань. И не было в ней столько богатства, как в Новгороде, и таких традиций в культуре, как в Ростове и Суздале».
Но, тем не менее, в начале XIV века Москва стала играть ведущую роль в делах Руси, и укрепил ее положение именно Иван Калита.
Престол
Сам Калита вроде бы не имел никаких шансов сесть на московский престол. Он был четвертым сыном московского князя Даниила, но двое его братьев умерли, не оставив потомства, а судьба другого брата Юрия, который был на престоле с 1303 по 1324 годы, сложилась трагически.Юрий начал борьбу с более сильным тверским княжеством, во многом это произошло из-за интриг новгородцев, которые видели в Твери угрозу своему экономическому процветанию. Но в борьбе с Тверью Юрия поддерживал хан Узбек, на родной сестре которого московский князь был женат.
В одном из сражений с тверским князем Михаилом москвичи потерпели поражение, и многие попали в плен, в том числе и жена князя Юрия. В плену она умерла, а поскольку, как уже говорилось, она была родной сестрой хана Узбека, то Михаилу Тверскому пришлось держать ответ в Орде. Его обвинили там в том, что он отравил Агафью (православное имя жены московского князя).
…В тот период на Руси было уже довольно ясным понимание того, что спасение от Орды принесет единство страны, в народном сознании происходил перелом. И Михаил, который пал жертвой борьбы между русскими князьями, приобрел ореол человека, пострадавшего за общее дело. В «Повести о Михаиле Тверском» современник пишет об этом князе: «Умыслил положити душу свою за отечество, избави множество от смерти своею кровию…»
Михаил Тверской, который, по словам летописца, был: «…телом велик зело и крепок, и мужественен, и взором страшен», совершил акт самопожертвования.
Ехать в его ситуации в Орду означало отправляться на верную смерть, но не соверши он этого поступка, татары разорили бы его княжество, убили и угнали в рабство множество невинных людей.
В борьбе между Москвой и Тверью тверские князья могут вызывать большую симпатию, чем князья московские. Люди эти были храбрецами. Сын Михаила Тверского Дмитрий носил прозвище Грозные Очи. И не случайно. Встретив в Орде московского князя Юрия, виновного в гибели его родителя, Дмитрий убил его, хотя прекрасно понимал последствия такого поступка. Он, как и его отец, был казнен татарами.
Вот тогда и пришел черед Ивана Калиты, который занял московский престол после смерти старшего брата Юрия. К этому времени Калита был уже не молод. И первые его успехи на политическом поприще были связаны с тем, что татары сделали на него ставку.
Выбор
Хан Узбек послал в непокорное Тверское княжество своего посла Щелкана (Чол-хана). По сведениям тверских летописцев, Щелкан советовал хану Узбеку заменить на Руси княжескую власть на прямое правление ордынцев. Щелкан пришел в Тверь с большим отрядом, занял княжеский дворец. Татары стали, по выражению летописца, «творить бесчинство и насилие». Жители Твери поднялись против татар и перебили их всех, включая и Щелкана. Тверской князь Александр возглавил восстание.Вот тогда татары и поручили Ивану Калите расправится с Тверью. Хан Узбек послал на тверское княжество карательные силы. В состав этого войска вошли полки Калиты, а так же отряды суздальских князей. Но не только Тверь подверглась жуткому погрому, пострадали и другие русские княжества, в частности, были убиты рязанские князья. Новгород, как всегда, отделался выкупом. Не тронули татары лишь Московское княжество.
Вот почему личность Калиты никогда не вызывала восторга у отечественных историков. Ибо возвышение Москвы совпало с разгромом других русских земель.
Мог ли Калита поступить иначе?
В свое время лучше всего этот нравственный вопрос решил выдающийся русский историк Аполлон Кузьмин. На одной из лекций он задал студентам вопрос, а прав ли бы Калита? И сам же ответил: «Я не знаю, прав он был или нет, я лишь знаю, как я сам поступил бы на его месте».
Среди слушателей был в тот день и автор этих строк. Помню, как нас охватил ужас перед виртуальным выбором. Растоптать тверское княжество, своих русских, или выступить против татар, но погубить себя и собственное княжество? Буквально нескольких минут размышления нам тогда хватило, чтобы потом не осуждать Калиту, но и понять, почему к этому историческому персонажу было и всегда будет отношение двойственное.
Интересно, что примирение между Москвой и Тверью состоялось позднее, на духовном уровне. После объединения Руси московское летописание старалось приуменьшить связи Калиты с Ордой и воспевало тверского князя Александра Михайловича, который возглавил восстание в Твери, как борца за общерусское дело. Судьба этого князя была печальной. Он повторил путь своих старших родственников. Несколько лет провел в изгнании, затем был прощен ханом Узбеком, но, формально признавая власть Орды, не покорился… По доносу был вызван в Орду и казнен вместе со своим сыном Федором. Их живых «разоимаша» по частям.
Мытарь
Самым существенным для Калиты было то, что после тверского восстания татары отказались от идеи самим собирать дань с русских земель и поручили это московскому князю. Понятно, что Иван Калита получал дополнительные финансовые возможности, и надо отдать ему должное, распорядился нежданными деньгами с умом.В уже окрепшее и богатое Московское княжество стекался народ. Люди, умевшие воевать, торговать и работать, находили здесь пристанище. Калита приумножал свои богатства тем, что прикупал земли в соседних русских княжествах, и то же самое делали люди из его окружения. Но был здесь и смысл политический. Купленные за границами Московского княжества села становились центрами влияния Москвы на других территориях.
Впрочем, сбор дани не был приятным делом.
В этот период времени ордынцы установили максимально высокий потолок дани. Деньги приходилось буквально выбивать. Особенно тяжело расставались с кровными новгородцы. Калита вынужден был прибегать и к угрозам, и к задабриванию нужных людей. К тому же, татары имели привычку обкладывать русские земли всякими дополнительными налогами. Убедить людей принимать и эти поборы было непросто.
Опираясь на мощь Орды, Калита установил свой контроль над Угличем, Костромой, Белоозером, Северным Галичем, Ростовом. Но поездки самого Калиты в Орду праздником для князя не были. Не зря князь Иван оставил такую грамоту: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, я грешный ничтожный раб Божий Иван, пишу душевную грамоту, идя в Орду, никем не понуждаемый, целый своим умом, в своем здоровьи. Если Бог что решит о моей жизни, даю распоряжение сынам своим и княгине своей…».
Но поскольку татарам князь деньги все же собирал, в ответ русские земли были избавлены от массовых погромов ордынцев. Московский летописец того времени не случайно отметил, что с воцарением Ивана Калиты наступила «тишина великая по всей Русской земле».
Политик
До сих пор кипят споры и вокруг самого прозвища князя Ивана — Калита, то есть кошелек. Одни историки утверждают, что дано оно было князю из-за его редкостной жадности, но, кажется, правы другие, опирающиеся на предание об удивительной щедрости Ивана Калиты к нищим и беднякам.Якобы носил он всегда с собой сумку-кошель, набитую мелкими деньгами, одаривал нищих и даже тех попрошаек, которые подходили к нему два или три раза подряд.
И это похоже на правду. Ибо и более поздние правители Московской Руси, наследники Калиты, имели такую же привычку. В этом не было лицемерия. Каждый московский правитель был верующим христианином, каждый грешил, и считалось, что, одаривая неимущих, можно было и отмолить какую-то часть своих грехов.
Сумка-кошель князя Ивана, произведшая такое впечатление на московский люд, надо полагать, была соизмерима с величиной его грехов.
Но не только раздаривая деньги, Калита замаливал грехи свои. Он понимал, что без поддержки православной церкви мало чего добьется, и сделал Москву притягательной для церковных иерархов, что и заложило фундамент будущего абсолютного лидерства Москвы в деле объединения Руси.
В 1299 году митрополит Максим перенес свою резиденцию из Киева во Владимир. Его преемник митрополит Петр менял места своего пребывания, но к концу жизни перебрался в Москву. Иван Калита построил для него новое подворье. Петр заложил первый камень при строительстве Успенского собора. После смерти он был признан святым, гробница с его мощами находилась в особом приделе Успенского собора и стала святыней Москвы.
Постепенно Москва становится религиозным центром Руси. Преемник Петра Феогност считал Москву своей резиденцией, а его наследник митрополит Алексий был уже коренным москвичом.
Всего за семь лет при Иване Калите на Боровицком холме в Москве было возведено пять каменных храмов. И это во времена, когда строительство каменных церквей на Руси практически прекратилось. В 1327 году был освящен первый каменный храм Москвы — собор Успения Божией Матери. Затем построена церковь Иоанна Лествичника, далее собор Спасского монастыря и храм-придел Поклонения веригам апостола Петра. И, наконец, в 1333 году был освящен Архангельский собор.
Но, пожалуй, главное: Калита заложил новый тип поведения великого князя. На смену князьям-воинам пришел князь-политик. Князьями-воинами были тверские князья, это был распространенный тип правителя на Руси. Князь-воин понимал, что у него два пути: сражаться или капитулировать.
Князь-политик не видит смысла в личной доблести, он понимает, что не все решается сегодня, но то, что будет решаться завтра, зависит от дня сегодняшнего…
В чем отличие Калиты от любого другого князя, которому татары поручили бы собирать дань? Судя по тому, что князь Иван делал это успешно, не прибегая, как правило, к карательным походам татар, он понимал психологию людей соседних княжеств. Именно в его правление Москва учится управлять русскими князьями. Появилось понимание того, что не столько важен военный поход и разгром противника, сколько то, что предшествует этому походу, и главное, чем все это закончится.
При Калите был создан «фирменный почерк» московских государей; если уж они во что-то вцепятся, то уже не оторвать…
Понятно, что и без Москвы произошло бы объединение. Та же Тверь попыталась сделать ставку на Литву; возможно, это привело бы к лучшим результатам. Поскольку Литва объединяла огромные русские территории, то Россия была бы единой изначально, менее «азиатской» и более европейской.
Но, что произошло, то произошло. И не случайно у многих западных исследователей образ Калиты вызывает откровенное неприятие. Рассуждая о Калите, Ричард Пайпс в своей книге «Россия при старом режиме» цитирует Карла Маркса. Калита, по мнению Маркса, сочетал в себе: «смесь татарского заплечных дел мастера, лизоблюда и верховного холопа».
Все это так и было бы, если бы под крылом Калиты не крепло русское православное государство, и если бы уже внук Калиты Дмитрий не нанес татарам первое серьезное поражение. И если бы с князя Ивана во многом не началась история великой России.
