 |
| Вера-Эском | 05.10.2006 |
— Смысл духовничества состоит в том, чтобы узнать волю Божию о том или ином верующем и найти единственный путь к ее исполнению. Часто говорят, что в наше время настоящих наставников среди священства мало, традиция прервана. Но это не вполне верная постановка вопроса, и поэтому позволю себе взглянуть на затруднение с другой стороны. Да, сегодня мало настоящих наставников, но мало и жажды наставничества. Нам всем не хватает послушания и ответственности, этих основ христианской жизни, качеств, которые требуются как от пастыря, так и от его духовного чада.
Спрашивая совета у духовника (хотя Церковь, по большому счету, дает не советы, а нечто большое), человек принимает на себя какие-то обязательства. До тех пор, пока не спросил — свободен. Но после вопрошания воля человека во многом связана. Мы едва ли способны подниматься до таких высот, примером которых служит нам послушание дивеевской монахини Елены преподобному Серафиму Саровскому. Заболел смертельно ее брат, на котором многое держалось в Дивеевской обители. И старец, призвав свою послушницу, объяснил ей, как велика нужда в ее брате, и попросил умереть вместо него. Ныне мы прославляем монахиню Елену в лике святых.
Но и духовник тоже должен нести послушание. Кому же? Богу и Святой Церкви. Он должен смирять свою волю и желание, избегая искушения навязать человеку свой собственный путь или какой-то другой, пусть даже опробованный и давший плоды. Ведь в христианстве все очень личностно, и задача наставника состоит в том, чтобы раскрыть те дарования, которые его духовное чадо получило от Господа. У каждого они свои, и, значит, подход к каждому человеку должен быть особым. А нужда в этом велика, ведь сами мы часто свои дары разглядеть не в силах и нуждаемся в помощи тех, кто опытнее нас.
Конечно, не каждый священник становится духовником, хотя каждому дается в Таинстве рукоположения благодать принимать исповедь. Но далее он с помощью наставника должен определить меру своих возможностей. Здесь нужна особая осмотрительность, а превыше всего смирение и послушание. Очень хорошо, когда рядом с духовником христианин имеет и своего «духовного деда», если так можно выразиться, то есть духовного отца своего батюшки. Когда между исповедником и его послушником возникает недоверие, лучший выход — обратиться к тому, кто, обладая полновесным авторитетом, смог бы их наставить.
Я вот неопытный духовник и горжусь только одним. Мне Бог дал в духовные наставники одного из выдающихся пастырей наших дней — петербургского протоиерея Василия Ермакова. Он уже более пятидесяти лет направляет ко спасению верующих, имеет множество чад, каждый из которых обладает своей волей, с каждым бывает непросто.
Я не исключение. После семи лет служения под благодатным покровом Серафимовского храма у отца Василия мне захотелось однажды устроиться на собственный приход. Отец Василий советовал подумать, пытался остановить мой молодой порыв, но одновременно говорил прихожанам, что отец Виктор скоро уедет, видно, в Архангельскую область (хотя у меня были несколько иные планы). Он очень не хотел меня отпускать, ведал, через какие трудности мне придется пройти, чтобы искупить своеволие. Но в то же время уже готовил такой путь, который сможет меня вразумить, а не погубить. И, наконец, он призвал меня и со слезами благословил на самостоятельное пастырство, сказав, что да, есть на это воля Божия. После чего начались предсказанные им трудности, которые, слава Богу, закончились моим водворением на благодатной Каргопольской земле. Здесь я испытал множество радостей священнического делания, познакомился с прекрасными людьми Русского Севера, часто ко мне приезжают и духовные чада из Петербурга. Но если я могу им что-то дать, то лишь потому, что мне самому есть на кого опереться.
Иерей Николай Ершов (Великий Новгород):
— Это вопрос очень сложный — что такое подлинное духовничество. Конечно, любой священник, независимо от дарований и возможностей, обязан ответственно подходить к исповедничеству. Многое для этого он может почерпнуть в святоотеческом наследии, но есть вопросы, которые обычному приходскому батюшке решить слишком трудно. Если я не нахожу ответа на такие вопросы у святых отцов, то стараюсь направлять людей к опытным исповедникам в монастырях.
Но старцев мало, да и часто ли мы готовы к встрече с ними? Иной подойдет за советом по какому-нибудь нехитрому делу, и если ответ не понравится, пойдет к другому священнику, к третьему, пока не услышит желаемого. А другой хочет, чтобы кто-то другой за него все решал, и он в духовнике ищет хозяина, а не отца. И здесь мы должны понять, как нам вырастать в достойных духовников и достойных духовных чад. Очень важным условием в этих поисках является умение исповедоваться и достойно причащаться. Делать это, на мой взгляд, нужно как можно чаще, но дело здесь, конечно, не в количестве, а в постоянной внутренней работе, от исповеди к исповеди, от причащения к причащению. Если это происходит редко, то человек успевает растерять все, что приобрел, и никуда не движется. На подобной основе отношениям между пастырем и пасомым сложно развиться.
Но и когда христианин часто ходит к одному священнику, это еще не духовничество. Поэтому когда мне говорят: «Батюшка, хочу стать вашим духовным чадом», — я отвечаю, что это великая ответственность, давайте узнаем друг друга получше и помолимся, чтобы Господь нам помог в этом. Вот завязь отношений между исповедником и тем, кто, Бог даст, станет его духовным чадом. А дальше все будет зависеть от того, появятся ли искренность и простота в отношениях, сможем ли мы преодолеть какие-то недоговоренности. Из своего пастырского опыта, может, и скудного, я знаю, что, когда христианин искренне кается, открывает самые темные стороны своей души, рождается чувство огромного приятия этого человека, любовь к нему. Так велика благодать Таинства исповеди.
Мир сейчас очень разобщен, и эта болезнь проникает в Церковь, мешая завязаться по-настоящему глубоким отношениям между христианами. Нужны большие усилия, чтобы преодолеть отчуждение. Нужны усилия со стороны человека, который приходит на исповедь, и многое требуется от священника, чтобы стать духовником. Прежде всего готовность с любовью принять любого человека, который к нему обращается. Если это есть, если возникнет внутренняя связь с духовным чадом, то все остальное, по мере возрастания пастыря, погружения его в святоотеческую традицию, Господь добавит.
Если говорить о моей судьбе, то я благодарен за опыт таких отношений своим духовникам, которые с юности вели меня по пути воцерковления. Мне посчастливилось в разные годы быть чадом архиепископа Мелитона, ректора Санкт-Петербургской академии, иеросхимонаха Нектария (Овчинникова) и архимандрита Исаакия (Виноградова), подвизавшихся в Ельце. Очень большую роль сыграл в моей жизни старец Николай с острова Залит. Именно под его влиянием я принял решение покинуть Петербург и начать свое служение в Великом Новгороде.
Великое дело иметь перед собой такие примеры — ведь все мы рано или поздно оказываемся на распутье, когда думаешь, что святым все равно не стать, что ты достиг предела своего духовного роста. Это очевидный кризис, но, к счастью, есть люди, которые продолжают искать Бога, взыскуют спасения, помогают нам увидеть себя в подлинном, евангельском свете. Ведь мы очень склонны к самообольщению, это наше свойство, обусловленное тем, что человеческая природа повреждена грехом. И самому с этим не справиться, только духовник в силах очистить наше сердце, помочь избавиться от розовых очков, через которые на себя смотрим. Это очень болезненно, нужна и твердость и доброта со стороны духовного отца, чтобы помочь нам выйти из плена самолюбования, не попав в плен уныния.
Протоиерей Андрей Кононов (г.Вятка):
— На могильном кресте моего духовного отца — батюшки Александра Ватолина, подвизавшегося в Пермской земле, — высечена надпись: «Горе мне, если я не благовествую». Он не был каким-то великим проповедником или богословом, не имел других значительных даров, кроме великого дара духовничества, способности любить. Отец Александр ушел из жизни пять лет назад. Трудно мне без моего батюшки. С тех пор я исповедался у многих, подчас замечательных отцов, но какая-то холодность, пусть едва заметная, между нами оставалась. И дело не в том, что им лично чего-то недостает, но духовничество — это такая степень родства, любви, которые часто превосходят те чувства, что питают друг другу дети и родители.
И когда люди ко мне подходят, говорят, что хотят стать моими духовными чадами, я пытаюсь им объяснить: «Я вижу вас второй, третий раз в жизни, представьте, что при третьей встрече вам кто-то говорит, что хочет стать вашим мужем (или женой), так и с духовничеством. Сначала пусть вырастут наши отношения, а потом мы вернемся к этому разговору». Есть несколько ступеней в отношениях с пастырем. На первой ступени — он, приходской священник, которому дана благодать принимать у вас исповедь. На второй — духовный наставник, который хорошо знает и вас, и ваши жизненные обстоятельства и поэтому способен сказать вам нечто большее, чем «помолись», «поставь свечку». Есть советы для всех, и есть — обращенные к вам одному, основанные на понимании вашей психики. Например, если флегматику предлагать действия, которые больше подходят для человека с холерическим складом характера, ничего хорошего из этого не выйдет. Святые отцы учат, что священник может по-настоящему помочь человеку, лишь основываясь на глубоком понимании жизни его тела, души и духа, а не просто принимать во внимание какую-то одну из сторон его индивидуальности. Вот простейший пример. Приходит старушка, говорит, что у нее электропроводка сгорела. Можно вместе с ней помолиться, чтобы все благополучно закончилось, а можно, зная, что перед тобой человек непрактичный, привыкший надеяться на авось, сказать: «Ты сначала вызови электрика, а потом помолись, чтобы он все хорошо сделал».
В наше время для духовного наставничества больше возможностей, чем было когда-то. Недавно один человек, занимающийся генеалогией, историческими изысканиями, рассказал, что нашел данные по одному вятскому селению за 1854 год. Согласно церковному архиву, в этом месте, где жило несколько тысяч человек, за год исповедалось и причастилось только два человека. Какое там духовничество? Батюшка действительно занимался только требоисполнительством — дома освящал, поля, молебны служил, то есть выступал в роли такого православного волхва, заботившегося только о бытовой стороне жизни. Но то, что произошло с нами в 1917 году, даром не прошло. Сейчас многие хотят причащаться очень часто, так что приходится даже притормаживать, и не из-за страха, что появится привыкание, но лучше, когда человек воцерковляется ровно, идет срединным, золотым путем. Не то выйдет так, что перестарается, устанет, и потом полгода его не увидишь.
И, наконец, скажу о третьей ступени в отношениях между исповедником и его духовным чадом — когда наставник становится духовным твоим отцом. Не один год на это требуется, нужно, чтобы души ваши сроднились навечно, были преодолены недоверие, закрытость, страх, что тебя не поймут. Духовный отец — это не указательный столб на пути к спасению, а действительно отец, с которым вас соединяет любовь. Могу предложить другой образ: вы с ним вместе карабкаетесь вверх, как альпинисты в одной связке, подстраховывая друг друга. Вот случай, о котором сказано, что «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Когда духовный отец и его чадо прирастают к церковному дереву, в сердце закипает такая любовь, которая редкость даже среди людей, связанных родственными узами, потому что идет напрямую от Христа. Вспомните отношения между святым Иоанном Златоустом и его духовной дочерью диаконисой Олимпиадой. Когда его сослали на Кавказ, она писала, что ей жить не хочется, тошно ей, все потеряло смысл.
К таким отношениям нельзя быстро прийти, не нужно спешить, семя не может за несколько недель возрасти в могучее древо, дайте ему только время. Сегодня нет полного понимания этого, часто возникает что-то вроде игры в духовничество. Прихожанину удобнее свалить с себя ответственность, и он по любому поводу повторяет: «Как батюшка благословит». А сам-то ты что? И священнику приятно такое доверие, почет, восхищение им, не всегда заслуженное. Духовник должен другому учить — нести ответственность за свои деяния, уметь ориентироваться в нашей бурной жизни, а не размениваться в отношениях с духовным чадом на мелочи. И сам должен понимать одну простую вещь: главное в духовничестве то, как сам ты живешь, сострадаешь, любишь, ничего другого ты в чадо не вложишь, сколько бы правильных слов не произнес.
