 |
| НГ-Религии | Станислав Минин | 04.10.2006 |
Еще задолго до начала белградской встречи в СМИ делалось предположение, что православные и католические богословы вернутся к обсуждению проблемы унии, однако, как стало известно «НГР», на IX сессии стороны этого вопроса вообще не касались. В центре дискуссий находился составленный еще в 1990 г. документ «Экклезиологические и канонические последствия сакраментальной природы Церкви». Примечательно, что обсудить этот документ, не касающийся униатской проблемы, на встречах комиссии во Фрайзинге (1990 г.), Баламанде (1993 г.) и Балтиморе (2000 г.) помешало как раз обострение отношений между православными и греко-католиками в Восточной Европе.
В некоторых российских СМИ появилось сообщение, что начало работы IX сессии смешанной комиссии предваряла совместная молитва православных и католиков. Официальные источники в Московском Патриархате эту информацию дезавуируют. Сначала в присутствии Патриарха Сербского Павла I был совершен молебен для православных участников форума, за которым последовала общая молитва для представителей католической делегации. Кардинал Вальтер Каспер, обращаясь к участникам форума, заявил, что «разделенным ветвям единой Церкви следует вспомнить о едином Боге, единой вере и едином крещении», однако с реализацией этих принципов в рамках совместной молитвы стороны спешить не собираются.
Вплоть до последнего заседания диалог в Белграде развивался тихо и мирно. Стороны старательно огибали «подводные камни», удаляли из документа все спорные места. Однако, когда комиссия добралась до 45-го параграфа обсуждаемого документа, разгорелась полемика, причем спор произошел между православными участниками форума. Речь шла о возможности созыва Вселенского Собора для православных и католиков, первого после разделения Церквей в XI в.
В проекте документа говорилось, что после прекращения общения между Восточной и Западной Церквами в 1054 г. «обе Церкви продолжали созывать Соборы, в которых «участвовали епископы поместных Церквей, находящихся в общении с Римским престолом, и поместных Церквей, находящихся в общении с Константинопольским престолом».
У главы делегации Московского Патриархата епископа Венского и Австрийского Илариона (Алфеева) эта формулировка вызвала вполне ожидаемое несогласие. Он, в частности, заявил, что общение с Константинополем для поместных Православных Церквей не есть обязательное условие соборности, а отдельное упоминание Константинопольской кафедры в тексте документа неправомочно.
Константинополь в лице митрополита Иоанна стоял на своем и предложил слегка скорректировать формулировку: приписать к «находящимся в общении с Константинопольским престолом» слова «хотя это и понималось по-иному». Несмотря на официальный протест епископа Илариона, модератор заседания Вальтер Каспер поставил эту редакцию параграфа на голосование.
Как рассказал «НГР» секретарь Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата (ОВЦС МП) по межхристианским отношениям священник Игорь Выжанов, изначально большинство православных участников сессии высказались в поддержку предложенной Константинополем поправки, но «вопросы возникли у католиков».
В 45-м параграфе рассматриваемого документа отмечалось, что после 1054 г. Вселенские Соборы не созывались, однако католические богословы заявили, что в Католической Церкви такие Соборы были. И наименование «Вселенские» они носят по сей день (например, II Ватиканский Собор считается XXI Вселенским). В итоге 45-й параграф было решено рассмотреть на следующей сессии смешанной комиссии.
«Белградская вспышка» — далеко не первый случай обострения спора между Москвой и Константинополем в современной истории. Достаточно вспомнить ситуацию вокруг приезда наблюдателей Московского Патриархата на II Ватиканский Собор (1962−1965 гг.), о которой в своей магистерской диссертации «Иоанн XXIII, Папа Римский» вспоминал митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим (Ротов). В 1962 г. приглашение для всех Православных Церквей прислать наблюдателей на Собор было направлено из Рима в Константинополь. По мысли Ватикана, Константинопольская кафедра, как некий аналог Римско-Католической Церкви, должна была осуществить «точечную рассылку» приглашения поместным Церквам.
Москва такой вариант приняла в штыки. Патриарх Московский и всея Руси Алексий I написал Константинопольскому Патриарху Афинагору I, что РПЦ выскажется по поводу присутствия на II Ватиканском Соборе лишь после того, как получит приглашение непосредственно из Рима. Как отмечал митрополит Никодим, «Московский Патриархат, как Церковь автокефальная, равноправная со всеми поместными Православными Церквами, в том числе и с Церковью Константинопольской, не нашел возможным обсуждать приглашение, поскольку никакого иного примата, кроме первенства в диптихе Православных Церквей и, следовательно, первенства чести Константинопольский престол и его предстоятель не имеет».
Именно в этой связи 27 сентября 1962 г. в Москву прибыл представитель Секретариата по содействию христианскому единству Римско-Католической Церкви монсеньор Иоганнес Виллебрандс (с 1969 г. кардинал). Он информировал членов Священного Синода РПЦ о задачах и целях II Ватиканского Собора, а впоследствии в октябре того же года Патриарху Алексию I было направлено официальное приглашение из Ватикана. Лишь после этого Синод принял решение направить на Собор в качестве наблюдателей протоиерея Виталия Борового и архимандрита Владимира (Котлярова) (с 1995 г. митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский).
Споры о первенстве между Москвой и Константинополем — почва зыбкая, и тот же Ватикан уверенно ступить на нее, судя по всему, не может. То обстоятельство, что католические богословы в Белграде вдруг вспомнили о «собственных Вселенских Соборах», оказалось для диалога спасительным. Если бы комиссия приняла 45-й параграф в нынешней редакции, то дальнейшее участие Московского Патриархата в ее работе скорее всего оказалось бы под вопросом. А диалог православных и католиков без участия Москвы сегодня был бы просто несостоятельным.
