 |
| Вера-Эском | Максим Гусев | 04.10.2006 |
— Здрав буди, милок. Да, живе тут ерей. Вон вишь, церква наша стоит. Ты вот иде по этой улочке до домика с синими ставенками, что напротив нее…
Впервые в село Тарасково, что приютилось в равнине между холмами, километрах в десяти от закрытого городка Новоуральска (советское секретное название «Свердловск-44»), я попал еще в 2003 году. Убыточная агрофирма, немногочисленная, слоняющаяся вечерами без дела молодежь, покосившиеся избы да колдобины дорог. Провинциальность картины подчеркивал небольшой храм во имя Святой Троицы…
Много селений и весей объехал я за эти три года, до сих пор ярко вспоминаются гостеприимные зауральские просторы, гладь Оби, суровое, дикое, но отчего-то притягательное равнодушие Севера. И люди, люди… Часто мысли мои снова возвращаются в это маленькое уральское село, которое открыл я для себя однажды, как старый дедовский сундук с семейными реликвиями. Спустя время узнаю, что здесь организуют монастырь, что в алтаре храма хранятся мощи многих святых, что служит тут молодой монах, лично водящий паломнические экскурсии к четырем святым источникам.
…В тот первый свой приезд, когда золотом первых сенных стожков переливался теплый июльский день, я долго бродил по селу, успел даже познакомиться с местным «щукарем» — так отрекомендовался седой старик, сидевший на завалинке и смоливший самокрутку.
— Дед Вова я, — грубовато представился он, протянув мне сухую, довольно крепкую для его возраста руку. — Вчера вона долго на огороде сидел, караулил пацанов… А чего? Подсолнухи, видишь, вытянулись у меня, они и повадились шастать, им бы только ободрать чужое. Работать никак не хотят, все им бесплатно подавай, а у меня своих внуков двое, — разоткровенничался дед, словно мы были знакомы уже не один год. Однако сфотографироваться наотрез отказался, докурил папиросу и ушел на огород, буркнув на ходу: «Малина уж поспела…»
В тот день, который сегодня я называю одним из немногих подарков судьбы, у местной церкви встретили меня двое молодых людей. Познакомились. Иван и Евгений — послушники, студенты Духовной семинарии, что в столице Среднего Урала.
— Вот учился я в вузе светском, и что? Общага, дискотеки… Почувствовал однажды, что затягивает. Потянуло к Богу — сначала ходил в храм, вообще ничего не знал, стоял, всего боялся. Потом про Тарасково услышал, приехали вот с другом, — рассказывает Иван. — Знаете, здесь, в селе, очень тихо…
В тот год я и познакомился с отцом Алексеем Малитиным… Кажется, встретились мы с ним прямо у его дома, того самого, «с синими ставенками». Молодой священник, простой, чуть смущенный взгляд, редкая черная бородка, кроткая улыбка — такая, которая бывает у людей, не обремененных мирскими заботами. Монах. Перед таким чувствуешь поначалу себя робко, но когда проживаешь эти мгновения неловкости с незнакомым, но таким простым человеком, чья душа созвучна твоей, в дальнейшем, кажется, сам Бог подсказывает тебе, что сказать и как сделать.
Сельский приход… Здесь все как будто из другой жизни, навсегда потерянной для жителей больших городов: бабушки, что спешат по воду и хлопочут на кухне, то и дело поглядывая, не кончилась ли служба и не пора ли кормить гостей; пара мальчишек, что делят между собой морковку; застенчивая девушка с тонким голоском в церковном хоре и очередь на исповедь, где вполголоса переговариваются два старика в старорусских рубахах, а один поглаживает седую бороду.
…Пройдя с отцом Алексеем мимо скамейки, на которой только что сидели семинаристы, мы вошли в деревянный сруб часовни — в тот год это было единственное построенное здание будущего храмового комплекса. А внутри — аж свежесть! Отец Алексей чуть позже объяснит мне, что здесь — святой источник во имя Всецарицы Небесной, от которого и исходит такая прохлада. После службы тут выстраивается целая очередь — люди ведрами набирают воду и спускаются по небольшой лестнице на полянку, где обливаются, покрикивая от прохладцы и удовольствия.
* * *
Так я и запомнил Тарасково — духовным островком, который расцвел около недавно рассекреченного уральского городка. Быть может, поэтому спустя три года ехал я сюда с замиранием сердца. Народная молва, дошедшая до меня и в Екатеринбурге, донесла новости — отец Алексей перебрался в домик поплоше, оставив свои «синие ставенки» тем, кто, как он сам кому-то и рассказал, нуждался в них больше него.Старика своего знакомого сегодня не видел, хотя нарочно проходил мимо его дома. Ощущения не обманули: за эти несколько лет Тарасково повзрослело — посреди села вырос свой кремль, невольно притягивающий взгляд, да подпоясались новыми заборами дома. Место около церкви буквально преобразилось: словно рекруты на страже вытянулись четыре башни, увенчанные осьмиконечными крестами и соединенные большим забором. Оглядывая величие сооружения, остановился у массивных ворот да зазевался:
— Пропусти ты нас, Бога ради, — проговорила одна из трех подошедших старух, сухая, словно древняя хворостина. Сама оперлась на трость и глядит на меня.
В притворе, насквозь пропахшем свечным воском, ладаном и каким-то необъяснимым смоляным духом, словно от сочных сосновых веток, — два суровых мужика в кафтанах. Шел Петров пост, и потому на вечерне стояло много народу — кажется, не местного. Это я потом увижу автобус, в который то и дело будут бегать из храма — кто за небольшой иконой («ох, мне бы освятить», — проговорят и спешно семенят по небольшим ступеням крыльца), а кто и просто отдохнуть.
* * *
…Родился Алексей Малитин в православной семье в Нижнем Тагиле. Закончил школу — рос спокойным, чуть чудаковатым для сверстников. Сейчас часто повторяет цитату из Писания — «и не сообразуйтесь с веком сим». Прозвучит банально, но именно в эту цветущую пору юности он и решил посвятить себя Богу. Решение, несомненно, долго и серьезно вызревавшее, привело его в семинарию. Родители поддержали его решение, хотя отпускать его из семейной гавани в собственное плавание по волнам жизни было тяжко.— Христос дал человеку свободу, значит, каждый выбирает свой путь сам. Вот я и выбрал.
Начало служения в сане было тяжелым. Церковь представляла собой просто здание — не было ни куполов, ни колокольни. Как и всякому «дому Господню» во времена сурового лихолетья страны, столетнему храму пережить довелось немало: разорили чекисты, устроили здесь сначала склад и лыжную базу, а потом сельский клуб.
В 1998 году во исполнение обета, который однажды дал Алексей Малитин Богу, уже монахом он стал строить часовню с колодцем, хотя ни особых средств, ни помощников не было. Говорит, средства и люди появлялись как будто по велению Божию. Когда в Россию с Афона привезли икону Божией Матери «Всецарица», отец Алексей назвал в честь святыни уже почти готовую часовню.
Екатеринбургский иконописец изготовил для Свято-Троицкого храма список иконы «Всецарица». Узнав об этом, потянулись люди за исцелением от раковых заболеваний, ведь афонский первообраз прославился именно этим. Начало нового века стало знаковым — впервые к отцу Алексею обратился мужчина, ищущий монашеского уединения. «Как ему было отказать?» — говорит настоятель. Сегодня здесь организован мужской монастырь, где живут и служат девять монахов… А за 13 лет своего пастырского служения настоятелем с нуля создал отец Алексей общину — сначала шли в основном старушки, но уже в первый год своего визита сюда я заметил здесь молодежь.
Вот девушка Татьяна. В свои двадцать лет рассуждает так:
— Тяжело жить в строгости по заповедям, когда вокруг соблазны. В пост охота служить для Бога, а диавол не дремлет — в столовой другой раз чай с хлебом и взять-то можно, другого нельзя ничего. И к музыке современной немножко тянет.
…Через несколько лет в храм потянулся самый разный люд. Что ведет сюда людей — тех, кто порой совсем далек от глубокой веры? Чувство ли того, что только Бог может придать сил, устроить благополучную жизнь, а может, намеренное стремление приобщиться к этому уголку чистоты и доброты? Наверное, ответы на эти вопросы — в людских сердцах.
— Православие в русском человеке заложено генетически. Потому ведь и приходят сейчас в храмы и стар и млад. Мужчины чаще в зрелом возрасте, а вот совсем недавно подошли ко мне две девушки. О Боге ничего не знают — спрашивали, что такое грех, как жить правильно. Верно сказано: «Душа человека по природе христианка», — рассуждает отец Алексей. — Идут в церковь в основном те люди, которых побила жизнь. Помню, в какой-то песне поется: «Русские, неужели вы такая нация, что вам нужна беда?» Я ее часто вспоминаю, потому что заметил: лишь после какого-то потрясения человек приходит к Богу.
…Непросто быть монахом-игуменом: суметь грамотно ответить на вопросы братии, встретить паломников, прибывающих сюда едва ли не каждый день, позаботиться о пропитании, наконец, о строительстве, ремонте… Строгость в таких людях сочетается с необыкновенной любовью, терпением к слабостям других. И потому, когда из-за стены часовни вдруг послышится сначала шепот, а потом и негромкий смех, отец Алексей лишь улыбнется и пояснит со снисхождением: «Ребята хоть и послушники, а ведь им очень непросто жить, когда соблазны окружают. Стараются они, конечно, быть примером для окружающих, но это пока не всегда получается».
Вообще, о молодежи здесь говорят много. По словам отца Алексея, основная проблема сегодняшней России в том, что родители не способны преподать образ христианской жизни, грешат алкоголем или, напротив, гонятся за «большой деньгой»:
— Вот и получается, что не детей винить-то надо, а родителей. Недавно прочитал про одну мать, которая избавила своего сына от пьянства. И вот что меня поразило: когда у женщины спросили, как ей это удалось, она лишь показала на свои колени, стертые до крови в постоянной и слезной молитве… А недавно приехали в Тарасково молодожены. Долго смотрели на иконы, поставили по свече, ни слова не сказали — молчали, словно обдумывая что-то. Представляешь ли, каково это — смотреть на ребят, которые приходят и просят у Бога успешной сдачи экзаменов?! Мне все кажется, что в эти минуты их юная душа просыпается в святом месте.
А святынь здесь и правда много. В алтаре храма — мощи св. Лазаря Четверодневного, Василия Блаженного, святителя Пантелеимона, св. Иоанна Златоустаго, святителя Николы Мирликийского, преподобных Сергия Радонежского и Максима Грека, частицы ризы и гроба Пресвятой Богородицы… Правда, настоятель об этом особенно не говорит, замечая лишь, что те, кому интересно, сами спросят и обязательно узнают.
…Закончилась вечерняя служба. За окном накрапывал летний дождь, отчего трава чуть потемнела и пригнулась к земле. Неспешно выходили люди по двое и по трое, стояли у крыльца, переговариваясь друг с другом и с выходящими монахами.
* * *
Мы еще долго разговаривали с отцом Алексеем — о его планах, о жизни, о душе. Когда я сказал ему, что сам старообрядец, монах помолчал немного, отведя взгляд куда-то в сторону, и вдруг спросил:— Что ваши старики говорят о конце света — близок ли он?
Ничего не ответил ему. И не потому, что говорить об этом не хотелось, особенно зная о пророчествах, о том, что войны, пороки мира и братоубийственная ненависть дня сего были предсказаны в Писании. Но сколько бы ни было еще отмеряно миру лет, до последнего вздоха, из последних сил каждому из ныне живущих надо созидать то, что в его человеческих силах — строить ли, учить знаниям, воспитывать. Уверен, этими делами мы сами продлеваем себе жизнь и даем другим, далеким от Бога, исправиться и стать чуть лучше, добрее, и тем умилостивить Христа. Вот о чем думал я, пока шел от батюшки через поле уже отцветшего картофеля, приближаясь к сельскому кладбищу на вершине холма.
Отсюда открылся красивый вид на село, так изменившееся всего за несколько лет: сельсовет, ладные двухэтажные домишки, уже вырастающие тут и там сенные стожки — словно бисер, подчеркивающий красоту жемчуга — храма и монастыря. По ту сторону холма — источник Марии Египетской. Сошел туда. У воды расположились люди. Знакомлюсь. Надежда Дмитриевна с внуком приехали из Новоуральска. Внук стоял подле купальни в нерешительности, боясь прыгать в ледяную воду. Бабушка его подзадоривала: мол, не бойся, прыгай, уже ведь мужичок! А он топтался на мягком мху, который окружил этот ключ с прозрачной водой.
Вскоре подошел какой-то мужчина, пальцы синие — должно быть, от черники, которая нынче уродилась на славу. Бодро покрякивая, наклонился и стал умываться. Потом глянул на нас, улыбнулся и, не сказав ни слова, пошел своей дорогой.
Где-то в этих же лесах затаился в ожидании с верою пришедших источник во имя Святой Троицы. По преданию, там некогда жил строгий отшельник, который молился и держал строгий пост. А неподалеку стоит «кладезь мудрости» — так здесь называют еще один источник, во имя святителя Николы Чудотворца.
Пока общался с паломницами Надеждой Дмитриевной и Гетой Михайловной, в сопровождении монаха подошли муж с женой и сразу пошли окунаться. Монах же остановился у высокой ели, в ветвях которой только сейчас увидел я небольшую икону, и стал класть поклоны по небольшой книжице. Так и стоял около часа, не обращая внимания на задорные крики мальчика Саши, все-таки окунувшегося в колодец, как в святую купель, на разговоры женщин да на щелчки моего фотоаппарата.
Паломницы засобирались на автобус…
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить? — это Сашка, прислонив велосипед к высокой сосне, точно подпирающей небо, прислушивался, сколько ему отмерила эта лесная птичка. Досчитав до пятнадцати, бросился догонять бабушку, а кукушка продолжала свое оптимистичное «ку-ку…»
