 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Ирина Медведева, Татьяна Шишова | 26.09.2006 |
Может быть, как раз ту самую дверь в неоязыческую реальность? Но разве отношение к своему телу как к товару типично для язычества? В какой-то степени — да, но лишь в той, в которой язычество связано с рабовладением. Раба действительно считали товаром, и чтобы продать повыгодней, старались придать ему соответствующий вид.
Но неужели эта женщина считает себя рабыней? У нее, что, есть хозяин? Наоборот! Мужа она ни в грош не ставит, а себя считает полноправной хозяйкой и творцом своей судьбы.
Нет, это психология, присущая новому человеку, члену общества потребления. Обычно, когда мы слышим это словосочетание, перед нами встает образ человека-потребителя. Но в том-то и фокус, что в современном обществе потребления каждый человек, независимо от своего статуса, является как потребителем, так и товаром! В рабовладельческом обществе рабовладельцы товаром не были, потому и психология у них была другой. Они могли себе позволить умереть за идею, за родину, за поруганную честь. А вот рабам эта роскошь была недоступна. Им здоровье или красота нужны были не ради какого-то высокого идеала, а просто для того, чтобы выжить, подольше протянуть, не быть выброшенными как сломанная вещь, ветошь.
Когда практически все в обществе начинает рассматриваться в аспекте потребления, все становится товаром. Не только чашки, диваны, машины и дачи, но и люди. Недаром нам уже лет пятнадцать с паранойяльным упорством втемяшивают в голову, что человека всегда можно купить. Если он не продается, значит, просто мало дали. Вопрос только в цене. Других вопросов нет.
В Америке, которую можно смело назвать «королевой потребления», давно уже принято говорить о человеке, что он стоит столько-то. И никого это не обижает. Чем дороже, тем больше уважения.
Итак, человек становится товаром. Но товар — и это внушают нам с неменьшим упорством — должен быть суперновым. Если вещь хоть чуть-чуть износилась, с ней надо без сожаления расстаться, выбросить на помойку. Какой смысл чинить, если можно тут же купить новую, еще моднее, еще совершенней?
Совсем недавно мужа, бросающего жену, которая заболела раком, презирали, считали подонком. Теперь же… Нет, конечно, это еще не норма. Такой поступок нуждается в оправданиях, но они находятся без труда. Дескать, зачем губить две жизни? Больную женщину, обреченную на мучительную смерть, безусловно жаль. Но ведь ОБРЕЧЕННУЮ! Значит, муж, который будет гробить свою здоровую жизнь у постели умирающей, приносит совершенно бессмысленную жертву. А он еще молодой мужчина (это обычно говорится с особой интонацией, с намеком на интимную сферу, которая должна быть полноценной, что нереально с умирающей женой). Что ему, похоронить себя заживо, что ли?
Легко себе представить, что через некоторое время подобные оправдания уже не будут нужны. Но пока мы в переходном периоде, новая жизнь платит старой небольшую дань, чтобы та «не возникала».
А вот сентенции типа «лечись, кому ты будешь нужна больная» уже стали нормой. Причем говорится это обычно от чистого сердца, с лучшими намерениями. Такой добрый совет может дать любящая подруга или даже мать. И в этом совете уже практически не содержится ни сарказма, ни даже осуждения жестокосердного общества. Нет, это спокойная констатация новой реальности и готовность осудить близкого человека, который не понимает, что этой реальности следует соответствовать.
— Как ты ходишь? Сделай нормальные зубы! Тебе же на работу устраиваться, — говорят мужчине, который устраивается вовсе не в Москонцерт на ставку конферансье, вынужденного по долгу службы улыбаться во весь рот.
А уж если хозяин фирмы уволил сотрудника, который часто болеет, так это вообще в порядке вещей! Какой дурак будет держать доходягу, когда можно взять молодых, здоровых? Зачем старая вещь, когда можно купить новую? Зачем держать больного, если, только свистни, прибегут здоровые? Зачем донашивать потертые брюки, если вышел на улицу и на первом же лотке купил обновку, причем недорого?
Здоровье становится тождественным новизне вещи. Вещь покупают новую, а человека — здорового. Это касается всех слоев общества. Например, в новой реальности в состав бизнес-элиты входят управляющие высшего звена, называемые топ-менеджерами. Это очень богатые по сравнению с простыми смертными люди. По своим финансовым возможностями они вполне могли бы в прежние времена завести рабов. Но и над ними висит Дамоклов меч увольнения в случае пошатнувшегося здоровья. Чтобы успешно выполнять свои функции, они должны быть в хорошей форме.
Товарно-потребительский подход коснулся даже властей предержащих, т. е. тех, кто определяет характер общественного устройства и формат отношений в государстве. Помните, как немолодые и отнюдь не напоминающие свои сложением Аполлона Гаврила Попов, бывший тогда мэром Москвы и его заместитель Юрий Лужков вдруг начали публично купаться в проруби и демонстрировали на страницах газет свои голые животы? Наивный народ думал, что хозяева Москвы малость сбрендили от обрушившейся на них власти. А на самом деле политики обладают более тонким, по сравнению с простыми смертными, чутьем. Они почувствовали, что одним из главных критериев успешного политика в новой реальности является отменное здоровье. А моржевание, теннис или резвый бег по футбольному полю (помните, команда Президента против команды тогда еще Верховного Совета?) — это публичное подтверждение, что политик находится в должной физической форме.
Наш мысленный слух уже улавливает реплику: «Ну, вы даете! По-вашему, хорошее здоровье политику не важно? Пускай будет развалиной, да?»
Рискуя навлечь на себя читательский гнев, все-таки смеем утверждать, что телесное здоровье для государственного деятеля желательно, но не обязательно. Паралитик Рузвельт, по отзывам историков, неплохо правил своим государством. А теннисист Ельцин вместе с Горбачевым наше государство разваливали с истинно спортивной прытью.
Давайте отвлечемся от современных стереотипов и спросим себя, какие качества во все времена и во всех культурах считались наиважнейшими для государственных мужей? Ну, конечно, прежде всего мудрость. Поэтому если трон занимал малолетний наследник, королевством управлял регент. А если юноша, это вызывало тревогу подданных: молод, горяч, может наломать дров.
Такие понятия сохранялись до конца 89-х годов теперь уже прошлого столетия. Что мы постоянно слышали о наших правителях? Мудрый Ленин, сверхмудрый Сталин («Сталин думает за нас»), мудрая-премудрая партия. Пожалуй, только одна форма нездоровья лишала властителя авторитета: слабоумие. Именно поэтому так издевались в советских анекдотах над бедным Брежневым.
Затем произошла хитрая подмена. Будто при стремительной переброске из «застоя» в «перестройку» обронили прилагательное «умственное», и осталось только «здоровье». В 1996 г. имиджмейкеры первого Президента свободной России уже не считали нужным придумывать ему какие-нибудь умные речи или хотя бы заявления, а заставили перед переизбранием для поднятия рейтинга публично отплясывать рок с шунтами в сердце. И народ в массе своей заглотнул эту наживку. Не в том смысле, что все дружно побежали голосовать за Ельцина. А в том, что не подвергли сомнению саму постановку вопроса: кандидата в Президенты предлагалось оценить не по его умственному или душевному здоровью, а по физической форме. Дескать, во какой крепкий мужик, после двух инфарктов так лихо рок отрывает!
И люди, будто загипнотизированные, пошли по этому ложному пути, азартно обсуждая, сам Ельцин плясал в телевизоре или его двойник, накачали его перед этим допингами или он по старинке охлестнул стакан…
Ну, ладно. Пиар с сердцем еще как-то можно объяснить. Конечно, нежелательно, чтобы у главы государства оно внезапно, в самый неподходящий момент перестало биться. Но ценностные ориентиры продолжали искажаться. Через несколько лет, в период другой выборной капмании, популярный телеведущий раздобыл снимок тазобедренного сустава другого известного политика (как выражались в народе «берцовую кость Примакова»). И на этом основании уверял телезрителей в полной политической непригодности кандидата с таким повреждением здоровья. И мало кто говорил, что это сущий бред, а говорили, что неэтично обсуждать чужое здоровье в СМИ и что нехорошо нарушать врачебную тайну.
Хотя и в данном вопросе уже не было единодушия. Наиболее прогрессивная часть избирателей (кстати, почему-то, в основном, из патриотического лагеря) очень даже поддержала такой подход, и в скором времени патриоты начали рекламировать проект закона, в котором предлагалось ежегодно оценивать состояние здоровья действующего Президента. Примерно как оценивают летчиков перед полетом. И при отклонениях от нормы отправлять главу государства в отставку.
До утверждения в Думе законопроект, правда, не дошел: депутаты произвели нехитрую экстраполяцию и сообразили, что при таком развитии сюжета они тоже, скорее всего, не усидят в своих креслах. Но в народе идея была воспринята с энтузиазмом.
И когда выбирали Путина, упор как раз делался на то, что он молод, здоров, прекрасный дзюдоист и лыжник. Чтобы видели: кремлевский товар на сей раз со знаком качества.
Итак, общество потребления — это общество сплошных рабов, где человек, даже если он господин, является товаром, который можно купить. А здоровье — необходимое условие для того, чтобы быть купленным. Когда понимаешь это, лозунг наших реформаторов «мы должны сделать так, чтобы болеть стало невыгодно», обретает дополнительный смысловой объем.
Пока еще картина «прекрасного нового мира» не явлена нам во всей красе. Она полуприкрыта завесой традиций. Но завеса эта становится все более тонкой, все более прозрачной. Скажем, запрет на торговлю органами — это еще дань традиции. Хотя уже не очень просто объяснить современному молодому человеку, почему, собственно, ее надо запрещать. Если кто-то хочет продать свою почку, кому какое дело? Он же хозяин своих органов! Но тут пока мнения все-таки расходятся.
А вот что касается клонирования органов, по этому вопросу мы, похоже, имеем общественный консенсус. Кто будет возражать против выращивания на продажу почек, печени, сердца, руки, ноги? Разве что с клонированной головой может выйти заминка. Как-то уж очень непривычно и что-то внутри подсказывает: «Нет, это нельзя!» Но почему нельзя, в потребительской парадигме объяснить непросто.
Когда же завеса традиций окончательно будет сдернута, больные люди, не имеющие денег на «ремонт» или «ремонту» не подлежащие (ведь далеко не все еще болезни научились лечить) будут списаны как бракованный товар. Существование по этим новым законам очень доходчиво показано в популярных сейчас антиутопиях Ю. Вознесенской, живущей на Западе и потому наблюдающей глобалистский проект в более продвинутом варианте. Герой ее романа «Паломничество Ланселота», юноша в инвалидной коляске, заранее оповещен о сроке принудительной эвтаназии. Она грозит ему в 25 лет, а когда он теряет работу, срок сокращается еще на 2 года. И ни он сам, ни его немногочисленные близкие не подвергают сомнению законность такого фашизма, а лишь судорожно ищут исцеления. Не стоит утешать себя тем, что это измышления автора и что на самом деле в западных странах — да и то не во всех — эвтаназия добровольная, а не принудительная. Очень многие вещи, которые казались нереальным еще вчера, сегодня уже настолько привычны, что воспринимаются как бывшие от века.
