Интерфакс-Религия | Архиепископ Элистинский и Калмыцкий Юстиниан (Овчинников) | 25.09.2006 |
Церковь, естественно, выступает за то, чтобы знать волю своего народа. Я, конечно, не хотел бы упоминать здесь лозунг «голос народа — голос Божий», поскольку ведь голос и мнение народа зачастую может быть разогрето и какими-то неразумными эмоциями. Однако всегда полезно узнать мнение людей, высказанное ими в спокойной обстановке.
Другое дело, что, на мой взгляд, для нас итоги референдума никакой особой роли не сыграли — ни в одну, ни в другую сторону. Нельзя сказать, что референдум оказался для нас каким-то эпохальным событием, которое что-то должно изменить в нашей жизни. Являясь гражданами Приднестровья, я и мое духовенство не забываем, что мы в то же время являемся клириками Кишиневско-Молдавской митрополии, которая есть часть Московского патриархата.
— Можно ли сказать, что итоги референдума были для Вас предсказуемы?
— В общем-то, да. Основная часть нашего населения проживает в городах, и мне знакомы их настроения. Естественно, что Приднестровье связывает свою судьбу с Россией. Это касается и родственных взаимоотношений, и выезда в Россию на работу людей, которые не смогли достойно трудоустроиться здесь. Все-таки большая часть симпатий населения, конечно, направлена в сторону России.
Причем это касается не только русских по происхождению, но также и молдаван. Потому что для молдаван общение с русскими часто бывает более легко и естественно. Ведь для молдаван старшего поколения само слово «румын» является даже чем-то нарицательным, синонимом определенного своекорыстия: те, кто жил здесь под румынами в 1930—1940-е годы, помнят отношение к ним румынских жандармов. Это далеко не анекдоты, когда румынский жандарм вешал посреди молдавского села свою шляпу на палку, и крестьяне-молдаване, возвращаясь с работы, должны были этой шляпе кланяться. Я слышал от людей старшего поколения в Молдавии такие слова: «мы хорошо знаем, каково это — есть хлеб из румынской руки». Поэтому все местные нынешние настроения были подготовлены еще в 1920—1930-е годы подобным чванливым отношением румын к своим братьям-бессарабцам.
Сейчас со стороны Румынии потребуется уже немало проявлений любви и симпатий, чтобы продемонстрировать, что они изменились, что Молдова при присоединении к Румынии не будет восприниматься как какая-то отсталая часть их великого государства. Это, на мой взгляд, большая внутренняя проблема.
— Получается, что перспективы присоединения к Румынии по-прежнему остаются актуальной проблемой для граждан Приднестровья?
— Если Молдова будет предоставлять доказательства того, что это — суверенное государство, которое ни в коем случае не будет входить ни в какие прозападные блоки и тем более не сольется с Румынией, тогда нам, наверное, есть смысл говорить об общем государстве. Я в данном случае, подчеркну, исхожу из позиции обыкновенного гражданина Приднестровья.
Но, к сожалению, в последнее время, о чем я могу свидетельствовать, Кишинев не предлагает политических гарантий по самоопределению Приднестровья в том случае, если вдруг Молдова возжелает объединиться с Румынией. Я считаю это также показательным моментом, хотя мне и говорят в ответ: «Владыка, ну что Вы, мы и не думаем объединяться с Румынией». Но если это действительно так, почему не зафиксировать это на уровне официальных документов? Если основная часть Молдовы во главе с Кишиневом уходит под Румынию, Приднестровью необходимо дать право самоопределиться. Однако я смотрю на многолетние переговоры по данной теме, и фиксированных гарантий этого нигде не возникало.
— Как, на Ваш взгляд, должны развиваться дальнейшие события в Приднестровье, с учетом результатов референдума?
— В данной ситуации, на мой взгляд, министерство иностранных дел России занимает очень верную позицию. Глава МИД, насколько я понял из его интервью, заявил, что российское отношение к референдуму очень спокойное, и данное событие даст больше оснований усадить обе стороны за стол переговоров. То есть в России к этому относятся именно так: необходимы переговоры. Чтобы Кишинев все-таки более трезво ощущал чаяния народа Приднестровья и понимал, что с людьми, выражающими вот так свое мнение, необходимо разговаривать. Но если Кишинев смотрит только на Запад, то, простите, Приднестровье в этом случае будет смотреть только на Восток.