 |
| Фома | Александр Коновалов | 25.09.2006 |
 |
| Александр Коновалов |
По крайней мере таким — неcтереотипным и очень содержательным оказался разговор с полномочным представителем Президента в Приволжском федеральном округе.
Уроки вождения
— Александр Владимирович, в одном из интервью Вы заметили, что быть верующим сложно. Что Вы имели в виду?В моем представлении у верующего человека должен идти постоянный духовный рост. Иначе нет смысла. И этот рост, как мне кажется, всегда связан с повышением требовательности к себе. А если ты предъявляешь к себе все более и более высокие требования — жить, конечно, непросто.
— Всем понятно, что такое карьерный рост, финансовый рост и так далее… А что такое «духовный рост»? В последнее время мы все чаще слышим эти слова, но вряд ли все понимают, а что, собственно, имеется в виду.
— Мы с вами уже попытались это обозначить. Это — повышение требовательности к себе, понимание того, насколько ты несовершенен, далек от идеального состояния. Не случайно великие христианские святые, подвиги которых сейчас с трудом укладываются в голове, чем больше восходили по этой лестнице, тем больше обвиняли и укоряли себя. И не из какого-то «кокетства» и желания покрасоваться своим покаянием. Тем более, что, с точки зрения обывателей, им и каяться-то особо не в чем было. А они почему-то каялись, и намного искреннее и серьезней, чем те же самые обыватели. Значит, это некий объективный процесс: человек начинает глубже в себе разбираться, лучше понимать, что происходит в жизни и в его душе. Естественно, это все очень индивидуально, и, к сожалению, далеко не всегда идет так, как хотелось бы.
— Вы как-то сказали о себе: родился, крестился, пошел работать. А можно узнать, когда и почему Вы крестились? В какой мере это был осознанный шаг, и что он для Вас значил?
— Каюсь, допустил некоторую вольность: просто хотелось подчеркнуть, что ничего экстраординарного в моей жизни не было, поэтому и не выделил момент Крещения, что, наверное, не совсем честно по отношению к самому себе. Кстати, на самом деле, в этой хронологии Крещение занимало последнее место: я сначала выучился и пошел работать, и только в 24 года принял Крещение. Это было во Пскове, где мои исторические корни.
Было ли это глубоко прочувствованным шагом? Пожалуй, не совсем. И образ моей жизни после Крещения по-прежнему был далек от христианского идеала. Сейчас я думаю, что это была более или менее осознанная защитная реакция на окружающую действительность: я тогда только начал работать следователем в прокуратуре и практически ежедневно видел несовершенство человеческих отношений, страдание, смерть. В общем, как сейчас принято говорить, столкнулся с большим количеством стрессовых ситуаций. Поэтому Крещение было интуитивным, инстинктивным движением души, — чтобы хоть как-то закрыться от того негатива, который стал давить на психику, и чтобы делать свое дело более спокойно и эффективно.
— Это было самостоятельное решение? Или у Вас был какой-то друг, учитель, который помогал в духовном плане?
— Пожалуй, в тот момент таких друзей и учителей у меня не было. Правда, тогда у меня во Пскове были живы четыре тетки, сестры отца. Сейчас, к сожалению, их осталось только две. Это люди давно, глубоко и искренне верующие. Вот они, пожалуй, очень мягко и очень корректно на меня влияли, исподволь подводя к мысли, что каждый нормальный русский человек должен быть православным христианином, крещеным. Но как такового учителя, авторитета в этом смысле у меня не было.
И вообще, если говорить об учителях… Я считаю, что мне в жизни очень повезло: подавляющее большинство людей, с которыми меня судьба сводила, ко мне относились незаслуженно хорошо. Перечислить их всех у меня возможности нет, но я им очень благодарен.
Кроме родителей, особенно же я обязан нескольким людям: моему тренеру по гребле Николаю Кирилловичу Васильеву, который был для меня авторитетом как в спорте, так и в жизни, и, конечно, моему университетскому учителю — академику Юрию Кирилловичу Толстому. А что касается пути духовного, то моим детоводителем на первых порах стал протоиерей Кирилл Борисов, клирик Санкт-Петербургской епархии. И ему я очень признателен и благодарен.
— А есть ли сейчас человек, к которому Вы можете обратиться за духовным советом? И в каких случаях Вы обращаетесь к духовнику?
— К сожалению, такого человека, которого я мог бы считать своим духовным отцом, постоянным духовником, у меня нет. Я, естественно, очень далек от мысли, что сам в состоянии правильно оценивать все, что со мной и вообще в жизни происходит. Поэтому я осознаю, что мой путь не безупречный, непростой, что существует вероятность ошибки. Но другого варианта у меня пока нет — так жизнь сложилась.
Что касается вопросов, которые можно или нельзя задавать, здесь все сугубо индивидуально. Мне кажется, что не так уж и сложно дойти до практики ежедневного исповедания помыслов (исповедание помыслов — древняя духовная монашеская практика, согласно которой монах ежедневно рассказывал о всех внутренних движениях своей души духовно опытному старцу и получал от него духовное наставление — Ред.). Просто для этого нужно выбрать монашеский путь.
— О вере сегодня говорят очень многие. Но редко кто действительно руководствуется ей в своем поведении, в профессии, в семейной жизни, в общении с друзьями, и так далее. Когда-то Питирим Сорокин вывел очень удачную формулу: «По воскресеньям пуританин верит в Бога, в остальные дни — в фондовую биржу». Возможно ли вообще, чтобы в наше время вера определяла человека во всех его проявлениях?
— Знаете, насчет пуритан все не так просто: именно их жесткое отношение к себе и сделало возможным колоссальный экономический и социальный рывок западного общества. Другое дело, что все это перетекло в сферу практическую, точнее, земную. Тем не менее, ничего плохого в том, чтобы накладывать на себя ограничения, заставлять себя работать, причем, работать честно и эффективно, — я не вижу.
По сути же я с Вами готов согласиться практически на 100%. Я думаю, что вера должна обеспечить, в первую очередь, цельность человека — его натуры, его характера, его образа жизни, его образа действий. Действительно, вера должна проявляться во всем. Может быть, не выпячиваться, не демонстрироваться напоказ; но она должна быть именно тем движущим фактором, который человека заставляет действовать так, а не иначе. Быть честным, быть порядочным, быть компетентным и эффективным специалистом, в конце концов. Это все тоже должно проистекать из духовно-нравственных убеждений. Я думаю, что особенно у нас в стране без идеи, без высших ценностей нельзя по-настоящему преуспеть ни в одной сфере деятельности.
Христианин или чиновник?
— Александр Владимирович, а часто ли в Вашей работе возникают ситуации, когда Коновалов-христианин сталкивается с Коноваловым-чиновником?А что касается конкретных ситуаций… Было бы неправильно, тем более в положении государственного чиновника, выпячивать каким-то образом свои религиозные убеждения, тот формат, в котором эти убеждения реализуются. Я думаю, что это дело очень интимное, сокровенное. Его нельзя рекламировать, или агитировать кого-то за тот или иной образ жизни. Самое главное, чтобы это находило реальное выражение в твоей жизни. В этом смысле у меня сейчас нет конфликта между моими христианскими убеждениями и моими убеждениями и обязанностями как государственного служащего. В разных ситуациях стараюсь вести себя более или менее одинаково.
— И все же, по-видимому, не так это просто. В 1990-е годы губернатор Нью-Йорка Марио Гийомо говорил, что как христианин, он выступает категорически против абортов; но как государственный чиновник не будет препятствовать тому, чтобы женщины имели право на аборт.
— Я думаю, что в большинстве ситуаций все же можно достичь такого уровня внутренней целостности, когда религиозные убеждения не вступают в конфликт с гражданским долгом. Что же касается случаев, когда такой конфликт неизбежен, честно признаюсь, меня, слава Богу, пока жизнь в такие ситуации не ставила. Надеюсь, что и дальше будет возможность поступать и по закону, и по совести.
— Когда наши высокопоставленные чиновники появляются по большим праздникам на церковных службах, общественное мнение относится к этому с недоверием и даже с негодованием. А как Вы к этому относитесь?
— Присутствие чиновников в храме иногда связано с, мягко говоря, по-новому понимаемым служебным долгом: считается, что это стало частью нашей официозной жизни. Иногда чиновники, сосредоточившись на почетном месте на одном из клиросов, откровенно скучают и через некоторое время начинают делиться новостями, обсуждать текущие дела… Естественно, это никого особо не радует, особенно людей, которые постоянно ходят в храм. Вместе с тем, я думаю, что ни один человек, считающий себя православным, не может в один прекрасный момент поставить точку на своем духовном развитии и сказать: «Все, я всего достиг, я всего добился». Преподобный Иоанн Лествичник (христианский подвижник IV в., автор знаменитой книги «Лествица» — Ред.) говорит, что стоит лишь задуматься, на какой стадии духовного совершенствования ты находишься, как сразу полетишь вниз. Поэтому не возьмусь определить, тем ли заняты мысли и души тех, кто обвиняет чиновников, замечу только, что люди, которые всерьез себя связывают с Церковью, скорее всего, не станут кого бы то ни было осуждать. Потому что, в первую очередь, сосредоточены на самих себе.
Церковь и государство: трудности общения
— Как государственный деятель, который не скрывает своих религиозных убеждений, Вы довольно много общаетесь с церковнослужителями по самым разным вопросам. Что в этом общении составляет для Вас наибольшую сложность?— Если честно, то сегодня, когда Церковь стала активно возвращаться в общественную жизнь, особенно чувствуется, что утрачена традиция, во-первых, взаимоотношений государства и Церкви, и во-вторых, адекватности восприятия положения Церкви.
— И с чьей стороны нет адекватности?
— Я думаю, что с обеих. Что касается государственных чиновников, их позицию, наверное, можно попытаться объяснить тем, что у них много текущих, рутинных дел; им, быть может, просто недосуг (да и особого желания нет) задуматься всерьез о церковно-государственном диалоге. Конечно, церковных деятелей нельзя заподозрить в недооценке или недопонимании важности такого диалога. Здесь, скорее всего, можно говорить — как бы поаккуратнее выразиться — именно о не до конца сформировавшемся пока понимании роли Церкви в сегодняшнем обществе.
Это, наверное, наиболее тяжелый момент: когда ожидается то, что часто неосуществимо по вполне конкретным юридическим основаниям. Например, когда какое-то церковное здание, уже десять раз перепроданное, принадлежит частному собственнику, у которого ни при каких обстоятельствах в рамках действующего законодательства это здание уже отобрать и вернуть Церкви невозможно.
Мне кажется, Церковь сейчас еще не сформировала систему взаимоотношений с другими институтами общества. Нередко некоторые церковные иерархи стремятся решать свои текущие задачи не ординарным, а экстраординарным способом. Скажем, нашелся хороший, в понимании церковной иерархии, чиновник. И вот к нему начинают с разных сторон обращаться со всевозможными прошениями. Мне кажется, это не совсем верный подход. Во взаимоотношениях церковных и государственных деятелей должна быть определенная система, нужны четкие правила, нормы — не только юридические, но и этические. И чем быстрее эта система выстроится, тем лучше для всех. Кроме того, нужно обеспечить баланс и взаимное уважение традиционных религий. Понимая, что Россия многонациональное и многоконфессиональное государство, нужно очень бережно относиться к этому вопросу, чтобы никто из нормальных, адекватных, патриотично настроенных людей не чувствовал себя обделенным и униженным. Это очень важная задача.
Мне довелось быть рецензентом одной кандидатской диссертации, в которой автор написал, что между религиозным и общественным объединением нет никакой разницы, что религиозное объединение — одна из форм общественного. Я тогда с этим категорически не согласился, и сейчас не согласен. Но в каких-то аспектах своей деятельности, в первую очередь, социальной, церковные учреждения действительно выступают как общественные. И мне непонятно, почему епархиальные управления не всегда имеют качественную юридическую службу, пресс-службу.
— По-моему, причина очевидна: нет кадров.
— Согласен, это — одна из причин. Другая причина, на мой взгляд, несовременное, так сказать, отношение к жизни. Расчет делается на то, что только в силу традиций, в силу бесспорного и огромного авторитета Православной Церкви в истории России ей будет обеспечена поддержка — вне зависимости от действующих сегодня в государстве законов, вне зависимости от реальной социальной и экономической ситуации, и так далее.
— Да, у нас пока нет отстроенной системы взаимоотношений Церкви и государства. И что же делать конкретному епископу или конкретному священнику, перед которым стоит конкретная задача и решить ее надо сегодня? Он же не может ждать, пока эта система выстроится.
— Я прекрасно понимаю, что здесь мы имеем дело с извечным конфликтом желаемого и действительного. У нас в последние годы утвердился такой стереотип, что, мол, сначала большевики, а затем демократы развалили страну, уничтожили народную нравственность, и в этом причина всех наших бед. Я недавно прочитал «Повесть о святем соборе» преподобного Паисия Величковского (православный подвижник XVIII века — Ред.). Меня совершенно потрясла эта книга. Я понял, что у нас на Руси всегда все было, мягко говоря, не идеально. И говорить о том, что дело только в политическом строе, только в положении Церкви, в ее официальном статусе — большая ошибка. Идеального отношения, наверное, не будет никогда. Потому я вовсе не призываю игнорировать роль частных приязненных взаимоотношений церковных иерархов и государственных деятелей. Это было бы неправильно. Но уверен, что и эти отношения должны приобретать характер системных отношений общественных институтов по установленным
Равноудален или равноприближен?
— В 2000 году Церковь приняла «Основы социальной концепции», в которой продекларировала свою позицию, в том числе, и по всем основным социально-политическим и экономическим вопросам, которые важны для нее как для социального института. А у государства до сих пор нет официальной политики в области религии. То есть нет каркаса той самой системы, о которой Вы говорите. Мне кажется, что Церковь в этом смысле, хотя бы на уровне декларации и работы некоторых институтов, как минимум, на шаг опережает государство.— «Основы» стали большим достижением Русской Православной Церкви. Продекларированы цели и задачи, направления и масштабы взаимодействия Церкви с гражданским обществом. То же самое могу сказать о принятой на последнем Русской Народном Соборе Декларации о правах и достоинстве личности. Она произвела на меня как на юриста большое впечатление. Это очень выверенный, четкий, хорошо продуманный документ, в который никто из здравомыслящих людей, в том числе представителей других конфессий, не в состоянии бросить камень.
Но с гражданскими нормативными правовыми актами ситуация несколько иная. Если документы общественной или религиозной организации могут быть декларативным, то закон — любой закон — быть чисто декларативным не имеет права. Это очень тонкая материя. Но я надеюсь, что в ближайшее время наше общество войдет в нормальное, адекватное состояние. И тогда появится современный, справедливый, не декларативный, не претенциозный закон об отношениях государства и религий.
— Сегодня некоторые государственные чиновники и политики в своей работе придерживаются принципа равноудаленности от всех религий. Среди них есть и те, кто открыто называет себя православными. Насколько это отвечает духу времени? И правильно ли это — для страны, для общества?
— Вопрос действительно непростой. Я думаю, что любой государственный чиновник — человек, облеченный властью и способный влиять на судьбы людей, должен быть равноудален, точнее, максимально удален в своей общественной деятельности от своих личных пристрастий. Это не значит, что он не должен руководствоваться нравственными и духовными принципами, о которых мы говорили. Но именно от личного восприятия он должен быть максимально дистанцирован. Нужно уметь отделять внешнее от внутреннего, анализировать свои поступки и самому себе каждый раз отвечать на вопрос: что это — реализация моего долга или моей гордости?
Что касается отношения к религиям, то я убежден, что в таком многонациональном и многоконфессиональном регионе как Приволжский федеральный округ должен быть очень четкий, прозрачный, понятный для всех подход к диалогу между государством и религиями. Догматические различия между разными религиозными традициями, в частности, Православием и Исламом очень велики. И если мы будем вмешиваться в эти вопросы, то просто все перессоримся и не дойдем до конструктивного общения. Поэтому я считаю, что догматика, богослужебные вопросы, поведение верующих — это те области, которые должны быть неприкосновенны как для других религий, так и для государства. Это дело сугубо частное, интимное.
А вот что касается социальной деятельности Церкви, то здесь ситуация иная. С одной стороны, можно сказать, что государственный чиновник должен быть равноудален от всех традиционных религий. Но, с другой стороны, это означает, что он равно приближен к ним всем. Потому что все, что способствует духовному оздоровлению общества и влияет на нравственное состояние человека и, в конечном счете, на его участие в общественной и государственной жизни, нужно приветствовать, понимать и принимать. Естественно, если это построено на подходах, проверенных на протяжении веков. Такие подходы дают именно традиционные российские религии. А секта, хотя и может тоже дать импульс к внешне прогрессивным и положительным изменениям в жизни человека, но кончается это плохо — и мы знаем тому много примеров.
Я думаю, что именно отделение сферы сугубо религиозной, мистической и догматической, от сферы социальной позволяет адекватно относиться к представителям других религий, быть по отношению к ним одновременно и равноудаленным, и равно приближенным. ¦
Александр Владимирович КОНОВАЛОВ родился в 1968 году в Ленинграде. В 1992 году окончил юридический факультет Санкт-Петербургского Государственного университета. В 2001 — 2005 годах был заместителем прокурора Санкт-Петербурга. В 2005 году назначен на должность прокурора Республики Башкортостан. C 14 ноября 2005 года — полномочный представитель Президента РФ в Приволжском федеральном округе, член Совета безопасности РФ. Имеет звание старшего советника юстиции.
Владимир ЛЕГОЙДА
