 |
| Правая.Ru | Вадим Нифонтов | 25.09.2006 |
«В своей речи в Регенсбургском университете папа Бенедикт XVI оскорбил чувства верующих мусульман». Эта тема присутствует в мировых СМИ уже неделю и, похоже, не собирается из них исчезать. Стоит представить себе общий объём гонораров, уже выплаченных журналистам за освещение «папско-исламской» темы, и подумать — может быть, этим деньгам можно было бы найти какое-то более полезное применение?
При этом осмысленный анализ сказанного римским папой в прессе почти отсутствует. Всё утонуло в криках о «конфликте цивилизаций» и «непримиримости мусульман к любой критике». Бенедикта обвиняют в слабости — мол, не стоило столько раз извиняться, ах, слабый папа, отказавшийся от догмата о непогрешимости, и так далее, и тому подобное…
Между тем, сказанное папой вовсе не сводится к «наскоку» на ислам. Иногда пожалеешь, что дуболомная советская пропаганда приказала долго жить — ибо осмысленный комментарий к выступлению понтифика так и просится на страницы «Правды» сталинских времён: «программное выступление махрового реакционера-церковника, ненавидящего свободу и прогресс, поражающее неприкрытой наглостью». Как-то вот так…
Крики исламистов, между прочим, сделали большое дело в, если вновь употребить жаргон сталинской «Правды», «насаждении самых мрачных форм клерикализма и мракобесия». Теперь публичные политики и даже учёные, выступающие с трибуны, ещё сто раз подумают, прежде чем процитировать что-либо антиисламское. Но и не только — ведь оскорбительные для ислама высказывания в наибольшей степени штамповались в «век Просвещения» (плюс-минус сто лет) и были частью единого потока антирелигиозной пропаганды. Так что поставить пьесу Вольтера «Магомет» становится не так просто. А на следующем ходу можно отменить и самого Вольтера, как нетолерантного исламофоба (а также вообще религиофоба). Цитировать какой-нибудь трактат «О трёх обманщиках» (вялый пасквиль на «Моисея, Иисуса и Магомета», считающийся классикой «вольнодумной литературы») становится небезопасным делом. В общем, похоже, наступают времена, когда оскорблять чужую веру будет чревато неприятными последствиями. И это — с нашей точки зрения «обскурантистов и врагов всякого прогресса» — очень хорошо. Так называемое «свободомыслие» (под которым часто понималось банальное мещанское хамство) давно пора поставить на место. Давайте будем политкорректными до самых последних логических выводов, а последний вывод из «политкорректности» — всеобщее торжество клерикализма, как ни крути. Тут можно только иронически усмехнуться…
Но давайте отвлечёмся от навязшей в зубах «исламской темы» и посмотрим, что же, собственно, сказал папа. И зачем он это сказал.
Начнем с того, что доктор богословия Ратцингер вовсе не «заговорившийся дурак», как утверждают некоторые журналисты. То, что он сказал, было продумано и просчитано, по старой доброй традиции католических богословов. Да и не могла римская курия выпустить понтифика на университетскую трибуну, не предсказав реакции общественности. Так было задумано. И дурачки, клюнувшие на «исламскую тему», сделали всё, чтобы папский «мессадж» поняли только те, кому это понять полагается.
Да, папа, так сказать, «ругает мусульман и пророка Мухаммеда». Но делает он это исключительно продуманно — цитируется не какой-нибудь французский кардинал из 16 века, а православный византийский император. Подтекст элементарен: «да мало ли что придумали себе эти восточные схизматики? Возможно, они так воспринимают ислам, а я их цитирую просто для иллюстрации своих мыслей на совсем другую тему».
На этом уровне те, кто подтекст не прочитал, отсеиваются и вступают в хор, изо дня в день поющий про «конфликт цивилизаций». Ну и пусть их… А мы с вами пойдём дальше.
Так что же сказал папа? А вот что: христианству, если оно хочет оставаться собой, нужна радикальная консервативная революция. Христианство прошло три стадии «деэллинизации», и с каждым шагом вера всё больше отделялась от разума, а религия — от науки. И этот разрыв нужно преодолеть.
Зачем? Да затем, чтобы ни больше, ни меньше, сделать человека свободным. В католическом понимании, естественно. Потому что свободен только тот, у кого вера не противоречит разуму и, более того, разум является следствием веры (в противном случае получается, что верующий человек исполняет заветы, смысла которых не понимает — то есть он их раб). Иными словами, папа в скрытой форме подверг критике основополагающий протестантский принцип «sola fide», согласно которому для личного спасения достаточно только веры в Бога, а поступки играют второстепенную роль (конечно, протестант скажет, что это слишком большое упрощение — но именно так его вера выглядит со стороны).
Папа самым элементарным образом объясняет регенсбургской публике, что разделение разума и веры через пару ходов приводит к самому банальному отказу от христианства в пользу каких-то неопределённых «культов почвы» и прочих архаизмов. И, в сущности, намекает, что нынешнее европейское христианство (читай: его протестантская версия) вступило в самую последнюю стадию падения, за которой — в лучшем случае «эллинские боги и дельфийский оракул», но, скорее, нечто иное, вроде культа Молоха и жертвоприношений первенцев. То есть возврат в исходную точку «эллинизма», в том числе с разделением человечества на «эллинов» и «варваров».
И либо христианство вернёт себе тот преображённый эллинистический дух, который оно приобрело в 4−5 вв., либо перестанет существовать, уступив место «проснувшимся древним», «ветхому». В общем, говорит папа, надо вставать и сражаться за возврат утерянного христианского пафоса. И в частности, отметим мы на полях папской речи, за возврат духа Византии эпохи расцвета империи.
Но это, скажем так, программа-максимум. Возможно, и недостижимая.
А папская программа-минимум оказывается чрезвычайно простой и до смешного напоминающей выступление тайного диссидента в советской печати — ну, когда современное положение критикуется с помощью ссылок на Ильича или жалобы на тиранию облекаются в форму рассказа о зверствах египетских фараонов. Одна из наиболее пафосных идей Бенедикта XVI сводится к тому, что нельзя насаждать свою веру с помощью меча, посредством «священной войны». Эту тему «докладчик раскрыл на примере ислама», просто потому что ему так было удобнее и безопаснее…
Тут-то и возникает вопрос — а что имеет в виду папа? Разве сейчас исламские государства ведут какую-то «войну за веру» в прямом смысле этого слова? Да, ислам распространяется в Европе и на Западе в целом, но относительно мирными средствами, и самое большее, что можно вменить в вину его «дистрибьюторам» — это мягкое принуждение к принятию веры. Разными способами, включая и далеко не самые благородные, но уж никак не «огнём и мечом».
Однако в мире есть одна очень мощная сила — последуем примеру папы, не будем её называть — которая это делает. Которая считает, что её ценности, может быть, и не идеальны, но все остальные ещё хуже. И которая допускает, что эти ценности можно нести на штыках, уничтожая «тоталитарные режимы» и превращая огромные пространства в «зоны творческого хаоса», порождающего новый мировой порядок, абсолютно рациональный, близкий каждому человеку порядок личной свободы. Ради этого все «тотальности» должны быть уничтожены, а что будет с людьми, которые привыкли в них жить — не наше дело. Суть в том, чтобы превратить мир в клокочущий океан свободы, в чём и состоит manifest destiny, явное предначертание Великой Силы Добра, как завещали ей это Закон и Пророки. Это Novus Ordo Seculorum, который несут народам на острие мечей вовсе не мифические «исламисты», а те, чья вера возникла в ходе стадий «деэллинизации» и отделила от себя разум (впрочем, её адепты с такими обвинениями не согласятся, обвинят папу в «клевете»).
Вот кто на самом деле сталкивается сегодня с «исламским фундаментализмом», намекает папа. Вот кто главный возмутитель спокойствия и злодей, строящий вселенские козни. Вот чему надо противостоять в первую очередь, в том числе и защищая Европу от нелепого смешения с «мультикультурным миром». Папа оказывается одним из немногих защитников старого европейского миросозерцания, согласно которому мир Christentum, «крещёный мир» стоит неизмеримо выше «всего остального» — но сам ничего этому остальному не навязывает насильно, распространяя свои владения лишь в порядке самозащиты.
Всерьёз ли он говорит такие вещи? Или это просто очередной постмодернистский юмор? Сказать пока трудно. Ясно одно — папа Бенедикт видит ситуацию едва ли не в апокалипсических тонах. Он отчаянно взывает к христианской истории и, возможно, надеется, что Европа воспрянет. Надежды его, скорее всего, тщетны. Однако Бенедикт XVI, не в пример своему предшественнику, продемонстрировал, хоть и без особого размаха, истинный Большой Стиль Европы — вещь ныне непопулярную, опасную и осуждаемую. Это, как минимум, заслуживает уважения.
