 |
| Русский дом | Георгий Ансимов | 25.09.2006 |
 |
| О. Павел, дочь Надежда, сын Георгий и супруга, Мария Вячеславовна |
Окончил Астраханское епархиальное училище, Астраханскую духовную семинарию, а в 1921 году — Казанскую Духовную академию.
Арестовывался трижды в 1930 году, вновь арестован 2 ноября 1937 года, приговор вынесен 19 ноября — высшая мера наказания, расстрелян 21 ноября в поселке Бутово Московской области, на «Бутовском полигоне», там и захоронен.
Реабилитирован 26 мая 1989 года.
Прославлен в лике Собора новомучеников и исповедников Российских XX века 16 июля 2005 года.
Георгий Павлович Ансимов — сын новомученика прот. Павла Ансимова, профессор, режиссёр-постановщик Большого театра, народный артист СССР, художественный руководитель факультета Музыкального театра Российской театральной академии.
— Ваш отец, протоиерей Павел прославлен в лике Собора новомучеников и исповедников Российсих XX века. Как это событие повлияло на Вашу жизнь?
— Я бы разделил всё, что связано с отцом Павлом, в отдельную историю, моя причастность только в том, что я его сын. К его подвигам, мучениям, святости я имею лишь косвенное отношение. Жизнь отца Павла — это фактически отражение на судьбе человека всего того хаоса и ужаса, который творился после октябрьского переворота. Зверь невежества, полное отрицание Бога, беспутство, разгулявшаяся безграмотность, которую называли атеизмом, крушила всё: культуру, людей науки, выгоняла за пределы Родины самых талантливых людей, гнала их по лагерям, по строительствам водоканалов, на Соловки. Разгул этого невежества на территории благословенной России — трагедия всего человечества. В этот жернов попал молодой человек, который по наследству был причастен к деятельности священников. Отец и дед отца Павла были священниками. Это было поколение людей, которые посвящали себя существованию в духовной жизни. Так получилось, что я первый завершал эту династию; отец не настаивал, чтобы я был священником из-за страшных гонений того времени.
Мой отец окончил Духовную академию, хотел быть богословом и изучать труды св. отцов, мечтал заниматься научно-богословской работой. Его назначили в станицу Ладожская священником, куда он переехал с молодой женой. Но чтобы служить в храме, отцу Павлу нужно было доказать, что он способен быть достойным соседом казачества. Станичники дали хату, кусок земли, корову, свинью. Помимо хозяйства, отец должен был вести свои дела в храме — благословлять умирающих, спасать болящих, крестить новорождённых, венчать новобрачных. В течение года молодая семья пыталась справиться с хозяйством самостоятельно; надо было учиться доить, обращаться со свиньёй, возделывать землю, узнать что такое бахча, сажать помидоры, но кроме того, надо было соблюдать ещё некоторые условности. Например, когда свинья должна была опороситься, требовательные соседки дали совет молодой хозяйке. Надо было ночью одной прийти к свинье, и у родившихся поросят, зубами откусывать хвосты. И моя мать, выпускница Высших курсов ночью откусывала хвосты поросятам. Таким образом, экзамен был сдан. Началась новая жизнь, отец как духовное лицо и как человек-хозяин обрёл себя, но вскоре пришла новая власть. Власть сменила царя и отменила всё, что связано с Богом. Храм закрыли, а отец получил первый знак того, что он в этом обществе не нужен и даже враждебен ему. Позже отца пригласили в Москву регентом хора в храм «Введения на платочках» в Черкизове, но вскоре хор разогнали, а храм сломали. Кроме того, отец был лишенцем, и наша семья не получала продовольственных карточек, а жить было надо. Отец попросился служить в красивый пятикупольный храм на площади Журавлёва, около Электрозавода, куда его взяли с радостью. Через три года рабочие электрозавода сказали, что им нужен клуб; было принято решение закрыть храм и выгнать попа. Это был уже третий храм, из которого отца Павла выгоняли. Потом отец служил в храме свт. Николы, до тех пор, пока храм не закрыли и не превратили в хлебозавод. Я уже был мальчишкой в то время и понимал, что всё вокруг дьявольски направлено на травлю. Аресты следовали один за другим. О допросах на Лубянке отец немного рассказывал, но по нему было видно, насколько мучительны для него были предложения отречься от веры и стать счетоводом на заводе. Третий арест был особенно жесток: отрывали обои, вскрывали полы, искали «Протоколы сионских мудрецов», которых у отца никогда не было. Книга, которая сегодня издаётся, в то время грозила расстрелом. После обыска, отца, заломив руки назад, увезли на Лубянку. Мы думали, что это наше последнее свидание с отцом, а на утро он пришёл домой. Оказалось, что этот зверский обыск делали стажёры, сдававшие экзамен на аресте врага народа. Стажёры отчитались, на Лубянке их похвалили, а отца выкинули как кролика, на котором провели эксперимент.
Отец нашёл себе место в храме на Семёновской площади; храм сломали. Церковь Рождества Христова в Измайлове — была последним местом, где служил отец. После ареста мы ждали отца пятьдесят лет, и только после этих пятидесяти лет узнали, что он был расстрелян в тот же месяц после ареста на Бутовском полигоне. Там были расстреляны десятки тысяч мирян, регентов, монахов, попов, архиереев… страшная цифра.
Отца Павла реабилитировали 26 мая 1989 года, сказали, что это была ошибка, что расстреляли его случайно. Получается, он невиновен, но его простили…
В прошлом году я узнал, что Священный Синод изучая протоколы, историю гонений и издевательств, признал отца новомучеником. Я благодарю судьбу за то, что его имя не опозорено, а возвеличено. Хотя о величии очень сложно говорить, ведь мой отец один из множества мучеников.
— А как часто приходилось Вам бывать в станице Ладожская?
— Сейчас я еду в станицу Ладожская Краснодарского края, туда, где отец Павел начинал и как хозяин, и как священнослужитель, туда, где я родился. Я не был там 81 год, и теперь везу в дар икону, написанную молодой художницей Анной Дроновой. Такая же икона уже есть в Храме Николы в Покровском.
— Недавно вы написали книгу «Уроки отца», что послужило поводом для её издания?
— Я не хотел ничего писать, но однажды встретившись со своей сестрой, я показал несколько новелл о нашей с ней юности. Сестра одобрила, и я написал ещё, так получился ряд новелл о жизни гонимой семьи. Это моя четвёртая книга, но я в первый раз писал об отце и о себе. Мои прежние издания были посвящены театру, музыке, театральному образованию. Было очень приятно, что Московская патриархия взялась напечатать мою книгу и издать тиражом 10 тысяч.
— Как вы пережили страшное время после ареста отца?
— Как любому православному человеку, прежде всего, мне помогала вера. Конечно, у меня было много неприятностей в связи с моим желанием учиться и работать. По рекомендации моего учителя в институте, главного режиссёра Большого театра Покровского, я сдавал экзамен в стажёрскую группу Большого театра. Я должен был, как режиссёр, со знаменитыми артистами поставить сцену. Сложный экзамен я сдал, как и несколько других молодых людей, но меня не приняли, потому что анкета была «запачкана». И только после того как актеры, с которыми я работал над сценой, и руководство театра написали письмо, меня взяли в Большой театр стажёром. Потом не брали за границу, не давали званий…
— Когда кончились гонения?
— Я боюсь, что не кончились; когда я нахожусь в атмосфере, пахнущей политиканством, я могу оказаться за скобками, как человек, связанный с духовной жизнью, религией. Хотя я не священник, а режиссёр. Убеждение, что религия — враг, и опиум для народа, вросло в сознание людей, и многие люди до сих пор стесняются говорить спокойно, без иронической улыбки о религии. Но я благодарен отцу, что он сделал меня таким, что я всё-таки выдержал испытания, хотя они и ничтожны в сравнении с теми испытаниями, которые пережил мой отец.
— Как в семье священника вы увлеклись театром?
— Я очень хотел заниматься техникой, собирал и чинил радиоприёмники; соседи звали меня на помощь, если надо было что-то починить. Когда я учился в 9 классе, открыли артиллерийские училища. Вместе со школьными друзьями я подал заявление, ребята поступили, а меня не приняли, опять из-за анкеты. Потом я случайно увидел объявление о дополнительном наборе юношей в театральное училище им. Вахтангова. В школе я занимался в драмкружке и решил попробовать себя здесь, меня приняли. Позднее началась война, я не уехал с театром в эвакуацию, а остался в Москве, был в ополчении. Потом поступил в молодежный «Театр-студию», работал в Театре сатиры. Руководитель Театра сатиры Николай Михайлович Горчаков посоветовал мне пойти учиться на режиссёра. Так я и сделал.
— Над чем Вы работаете сейчас?
— Я только что сделал интересную работу со студентами — «Калевало». Это финско-корельско-русский эпос о людях, которые создавали этот суровый мир. Очень хороший текст, хорошая ритмическая стихотворная лексика. Каждый из эпизодов имеет в своей конструкции финскую песню, которую ребята поют на финском языке. Приглашённые на спектакль финны были удивлены, услышав 20 песен на родном языке.
— А чем занимается Ваша сестра?
— Сестра, Надежда Павловна Ансимова, человек истинно религиозный. Свою веру она вкладывает в параманы. Параман — это небольшой кусочек ткани, на котором вышивается распятие со всеми полагающимися символами. Параман натягивается на шнуры и надевается на голую спину монаха. На парамане слова: «Я раны Господа Иисуса Христа на теле своём ношу». Однажды сестра подарила параман отцу Иоанну (Крестьянкину), и с тех пор он просил высылать такие параманы монахам, в ответ присылал добрые письма. Зрение Надежды ухудшалось, а отец Иоанн выслал икону, глядя на которую сестра до сих пор без очков читает и вышивает параманы, в свои 94 года.
В детстве я постоянно был на руках сестры, ей было 8 лет, когда я родился. В 11 лет она привезла меня в Москву и нянчит до сих пор, до сих пор относится ко мне, как к маленькому брату. Она самый близкий мне человек, она мне как мать, как отец, и она считает, что у неё нет никого кроме меня. Мы поддерживаем друг друга. Семья — маленькое государство, ячейка, и в нашей семье неприятности другого мы воспринимаем чутко. Очень важно в этом мире не быть одному, чувствовать локоть близкого человека. Семья во всём мире — первая истина существования. Если даже неверующий человек ценит и бережёт семью — это и есть религия. Основа веры — любовь; когда кончается вера — кончается любовь.
Мария Николаевна ПЕТРЕНКО
