 |
| Правая.Ru | Михаил Тюренков | 22.09.2006 |
Итак, как я уже упомянул, действо сие было глубоко демократичным и даже не столько в силу того, что сама процедура референдума является институтом непосредственной демократии, сколько в том, что именно в ходе него воля приднестровского народа была проявлена как никогда чётко. Так чётко, что даже легендарный депутат Виктор Алкснис, чуть ли не ежегодно посещающий Приднестровье, признался, что такой активности и энтузиазма избирателей не ожидал даже он. Впрочем, и меня, человека, крайне отрицательно относящегося к любым демократическим институтам, это народное волеизъявление не оставило равнодушным. Однако обо всём по порядку.
По дороге в Приднестровье я ожидал столкнуться с некоторым подобием Абхазии, страны, так до сих пор не оправившейся от последствий кровопролитной войны 1992−1993 годов. Однако сразу же по пересечении украинско-приднестровской границы все мы, наблюдатели от России, впервые прибывшие в эту непризнанную республику, были приятно удивлены состоянием её дорог. Дальше — больше. По-европейски аккуратные сёла и города ничуть не напоминали о страшных событиях 1992 года, когда достаточно сомнительная даже с точки зрения международного права т.н. «Республика Молдова» попыталась силой установить свой суверенитет на левом берегу Днестра, народ которой двумя годами ранее однозначно высказался за независимость, но при этом на знаменитом апрельском референдуме 1991 года также недвусмысленно и практически единодушно признал необходимость сохранения союзного государства. Приднестровская Молдавская Республика не только выжила в этой кровопролитной драме, но к настоящему времени фактически оправилась от её ран, де-факто состоявшись как суверенное государство, почти не зависящее от помощи извне. Последний факт наиболее ярко подтвердила экономическая блокада, введённая в марте этого года оранжевым украинским режимом не только против Приднестровья, но и, собственно, против многих тысяч граждан Украины, проживающих на территории непризнанной республики. При этом, если допустить возможность объективность т.н. «мiрового сообщества», было бы разумно напомнить о том, что бессарабская (правобережная) Молдавия должно быть воссоединено с Приднестровьем (именно так, а отнюдь не наоборот) только в том случае, если оное сообщество признает легитимность «секретного протокола» пакта Молотова-Риббентропа, по результатам которого Сталин присоединил Бессарабию к Приднестровью. В противном случае, нужно признать, что даже с точки зрения международного права Приднестровская Молдавская Республика может быть либо независимой, либо на правах автономии входить в состав Украины. Без вариантов.
Однако вернусь к впечатлениям. Пожалуй, все, кто когда-либо посещал современное Приднестровье, могут согласиться с тем тезисом, что ПМР до сих пор остаётся оазисом советской империи со всеми присущими ей плюсами, за исключением главного минуса — лицемерной квазикоммунистической заидеологизированности. Ущербный пролетарский интернационализм сменила подлинная дружба народов — этническая солидарность русских (великороссов и малороссов) и молдаван, гагаузов и болгар. Эта солидарность была проявлена как в ходе войны за независимость в 1992 году, так и сегодня, когда 97,1% многонационального народа Приднестровья единодушно проголосовали за независимость своей республики и её последующее присоединение к России. В этих условиях, казалось бы, национальные конфликты просто исключены, однако Министерство государственной безопасности, как говорится, «от греха подальше» достаточно жёстко ограничило саму возможность нелегальной иммиграции, так что пресловутые «лица кавказской национальности» даже на приднестровских рынках являются этнографической редкостью, а потому не вызывают у коренного населения ни грамма неприязни.
Увы, сегодня уже многие западные эмиссары с патологическим цинизмом заявили о непризнании волеизъявления народа ПМР, о том, что сам референдум юридически ничтожен. Быть может, это и так. Однако совершенно очевидно, что его результаты, очевидные ещё задолго до самого плебисцита, предназначались отнюдь не заднестровским и уж, тем паче, не заокеанским деятелям. Публичное волеизъявление приднестровцев было последним и в чём-то отчаянным призывом к российским властям продемонстрировать свою политическую состоятельность и, не оглядываясь на циничное «мiровое сообщество», признать независимость Приднестровья.
До сих пор у меня перед глазами стоит облик рыдающей пожилой украинки, которая просто-таки умоляла русских депутатов-наблюдателей присоединить её республику к России. Именно поэтому слова Виктора Алксниса о том, что «сегодня [после объявления результатов референдума] любой российский политик, который сдаст Приднестровье, может оказаться на политической помойке», я воспринял так близко к сердцу. И именно поэтому предложение вице-спикера Госдумы Сергея Бабурина о необходимости начать процедуру дипломатического признания Приднестровской Молдавской республики вызвала единственно возможную и единственно адекватную, на мой взгляд, реакцию спикера Бориса Грызлова, который, комментируя предложение Бабурина, предложил ему подготовить проект заявления Госдумы. «Готовьте — в соответствии с процедурой мы его рассмотрим», — сказал Грызлов. А потому искренне хотелось бы надеяться, что уже в обозримом будущем столь долго чаемое собирание русских земель начнётся именно с Приднестровья.
