Фома | Протоиерей Николай Агафонов | 14.09.2006 |
Справка «Фомы»:
Протоиерей Николай Агафонов родился в 1955 году на Урале, в семье инженера. Детство провел на Волге. Школу окончил в Тольятти, служил в армии. Окончил Московскую Духовную семинарию и Санкт-Петербургскую Духовную академию, после которой был назначен ректором во вновь открывающуюся Саратовскую Духовную Семинарию. С 1997 года возглавлял в Волгоградской епархии миссионерский отдел и построил две плавучие миссионерские церкви, за что был удостоен награждения Святейшим патриархом Алексием орденом Святителя Иннокентия III степени. В настоящее время служит в Самарской епархии и является преподавателем основного богословия Самарской Духовной семинарии. Отец пятерых детей.
С 2001 года отец Николай серьезно увлекается писательской деятельностью. Уже в 2002 году его два рассказа печатаются в волгоградском литературно-художественном журнале «Отчий край». Один за другим выходят сборники его рассказов. В 2004 году отца Николая принимают в Союз писателей России.
— Отец Николай, а что побуждает Вас писать прозу? Это такая особая форма проповеди, или Вам просто хочется поделиться своими личными переживаниями?
— Писательство для меня — и то, и другое. Конечно, это и потребность поделиться наболевшим, и слово священника, обращенное к людям. Нельзя же быть священником только в стенах храма. Это проявляется в любом деле, в том числе и в литературе.
Но я хочу вообще сказать о том, как воспринимаю православное творчество. Понимаете, православный писатель может не писать ни о священниках, ни о церковных людях, но его произведения будут православными, если ему присущ православный подход к человеку. И тут образец для меня — проза Ивана Шмелева.
Вот, к примеру, есть у него рассказ «Мой Марс». Это про собачку, которая увязалась за ним на пароход. И там все пассажиры были очень недовольны, все злились на него — зачем привел с собой эту псину, какой-то дед все время брюзжал, женщины возмущались, капитан ругался. Но когда эта собачка упала за борт — все настолько прониклись к ней состраданием, все так переживали, когда ее спасли, все подходили к ней. И в конце рассказа видишь — вот те же самые люди, которые вели себя недостойно, черство, от которых ты готов с негодованием отвернуться — сколько же в этих людях открылось прекрасного! Когда даже не человек, а всего лишь собачка погибала и ее спасли — сколько было радости, внутреннего света!
Вот и для меня главное — увидеть в любом человеке этот внутренний свет, увидеть образ Божий. Думаю, что если писатель способен видеть в человеке, в своих героях образ Божий — он может называться православным писателем.
— А в какой мере он несет моральную ответственность за то, как читатели воспримут его книги?
— В огромной мере! Заметьте, что со смертью писателя его деятельность и ответственность не заканчиваются. Вот представьте: написал человек плохую, злую книгу — и умер. Но книга-то живет и продолжает отравлять души, губит людей. А если он написал хорошую книгу, которая призывает к добру, свету, справедливости, то и после его смерти та продолжает работать. У обычного человека его ответственность кончается на смертном одре, а у писателя — продолжается и после его земной жизни.
— Видимо, потому у писателя должна быть самоцензура? А как у Вас? Приходилось ли Вам наступать на горло собственной песне, что-то вычеркивать?
— Конечно, приходилось. Без самоцензуры работать нельзя. Ведь иногда кажется — вот так можно написать, это будет более ярко, выигрышно, больше зацепит. Но понимаешь, что многих это может соблазнить — и приходится от «выигрышного» хода отказываться.
— Вы не единственный священник, который пишет и публикует художественную прозу. Знакомы ли Вы с творчеством Ваших коллег — отца Ярослава Шипова, отца Александра Шантаева, отца Иоанна Охлобыстина и других?
— Да, разумеется, знаком, стараюсь следить за их творчеством. Ну, а что касается отца Ярослава — так он же профессиональный писатель, он сперва писателем стал, а затем уж священником. Это у меня наоборот вышло, сперва стал священником, а затем начал писать.
— Как Вы думаете, есть ли какие-то особенности в их прозе, позволяющие выделить ее из общего литературного потока?
— Разумеется, есть. Прежде всего, это церковная направленность, она все равно чувствуется, о чем бы человек ни писал. Так или иначе его произведения ведут к храму, даже если он напрямую не говорит о вере. Все равно книги такого писателя направляют человека, заставляют задуматься над своей жизнью, над своей судьбой.
— Это касается любого православного писателя, или только священника?
— Конечно, любого православного писателя. Священный сан тут не играет особой роли. Помните, кстати, у вас в «Фоме» было хорошее интервью с Алексеем Варламовым, где он правильно сказал, что можно ни разу даже имя Бога не упомянуть, но написать при том совершенно православное произведение. Он же и пример приводил — пушкинскую «Капитанскую дочку», самое православное произведение. Но, чтобы так писать, нужно иметь огромный талант.
— А в своих рассказах Вы стремитесь явно донести до читателя православную мораль?
— Немножко не так. Я просто показываю человека таким, каков он есть — со своей болью, своими недостатками, страхами, иллюзиями, надеждами…
— А уж как к этому отнестись, предоставляете решать читателю?
— Правильнее сказать иначе — я заставляю читателя сопереживать моим героям. Это одна из моих главных задач. Я знаю, что некоторые обвиняют меня в сентиментальности, обвиняют в том, что я давлю из читателя слезу. Что тут можно сказать? Слезы имеют не только физиологическую функцию, омывать наше глазное яблоко. Слезы омывают и наши души. Когда человек умиляется чьим-то подвигом, чьим-то благородным поступком — ему же хочется подражать герою. В его душе зародилось стремление исправить собственную жизнь, сочувствовать не только книжным героям, но, прежде всего, реальным людям, его ближним.
Кроме того, я ведь пишу о том, что интересно людям простым. О радостях, о беде, о страшных жизненных ошибках, о справедливости и о прощении. Почему мне это удается? Да потому, что я сам этим живу. Я давно заметил: то, что волнует меня, волнует, оказывается, и окружающих. Если мне нравится мой рассказ — он потом понравится и другим. Поэтому то, что мне не нравится, я вычеркиваю. Написал, увидел, что не то, не так — и безжалостно вычеркиваешь, переделываешь. Такая вот у меня простая «писательская кухня».
Беседовал Виталий КАПЛАН
http://www.fomacenter.ru/blogs/23/