 |
| Завтра | Владимир Емельяненко | 13.09.2006 |
Судебные иски на строптивого батюшку последовали один за другим. «Мы, если что, вилы возьмем, — говорит тракторист Владимир Куликов, как и остальные в деревне не очень-то доверяющий судам, — но своего председателя отстоим». Однако достаточно беглого взгляда на отца Григория, чтобы понять: до вил дело не дойдет. Скупой на жесты, в черном свитере и в тон брюках, отутюженных до немнущихся стрелок, он передвигается по забрызганному дождем бездорожью, как по асфальту, а на брюках — ни пятна. В свои 33 года он совсем не похож на священника: худой, по-юношески энергичный, на рок-фестивали в Ярославль ездит, в Интернете чатится.
«Григорьсаныч, — встречают его на дороге девчонки-школьницы, — ключи дадите?»
Он молча протягивает им ключи от храма. Вскоре под переливы девичьего смеха деревню заливает колокольный звон. Это результат своеобразной вольницы, заведенной батюшкой. В седмицу после Пасхи и накануне Троицы кто захочет, может залезть на колокольню XVII века и вволю назвониться. «А там глядишь, и в храм завернут», — рассуждает его настоятель. «Наш отец — председатель непростой, — говорит бывшая глава колхоза Ольга Пилова, — у нас теперь телевидение, пресса и суды больше работают, чем он». Особенно женщину возмущает пиар-акция, которую отец Григорий устроил накануне отчетно-выборного собрания: написал листовку-обращение к пастве, той ее части, что не знает дороги в храм. В ней он сообщал, что колхоз ждут процедура банкротства и выселение, если срочно не сменить его руководство и не начать гасить миллионные долги государству. Тогда Пилова отнеслась к «почеркушке» как к неудачному номеру художественной самодеятельности. Сегодня она признает, что недооценила степень владения священником предвыборными технологиями. А он обвинения мирян во вмешательстве церкви в светскую жизнь выслушивает смиренно: «Я со своей паствой могу говорить и с амвона, и у автолавки, везде, — парирует он, — а теперь и в конторе. Там я, Григорий Александрович Королев, председатель колхоза, могу себе позволить не соглашаться с кем угодно, а с амвона — только молитвы. Ну, может, еще притчи».
Когда отец Григорий принял колхоз, в кассе было пусто. Остался казенный долг в 1 млн. 800 тыс. рублей и задолженности по зарплатам. Батюшка взял деньги из церковной кассы и потратил их на выплату зарплат, понизив их размер почти на треть. «Это был удар, как серпом по одному месту, — смеется тракторист Куликов и рукой режет воздух, показывая, как отсекаются мечты о сладкой жизни. — Ох, мы и… Мат коромыслом стоял. Выбрали, прости господи, отца родного». Королев в ответ на возмущения повел себя еще более странно. Стал рассказывать, что в прошлой, мирской, жизни в Москве работал фельдшером на подстанции «скорой помощи». В 1991 году ее сотрудники забастовали, требуя повышения зарплаты. Своего добились, но через три месяца задержки зарплаты повторились, а вскоре подстанцию закрыли. «Лучше получать небольшие деньги регулярно, чем большие никогда», — уже в храме на проповеди учит жить по средствам своих прихожан отец Григорий.
Даже известная крутым нравом доярка, объявившая бойкот «этому хитрому попику», в конце концов сменила тактику. Сначала она приводила в контору четверых малолетних детей и кричала: «Смотри, святой отец, у кого ты отнимаешь заработанный кусок хлеба!» Потом тихо вышла на работу, еще через неделю пришла в кассу и получила вместо ожидаемых 1,5 тысячи рублей 900 с лишним. Поверила попу. Он пообещал, что в следующем месяце зарплата вырастет за счет прибыли от продажи молока. Так и произошло, причем без всяких чудес. Экономист колхоза, выпускник МЭСИ Максим Янов, с которым отец Григорий познакомился на православном сайте в Интернете, разработал краткосрочную программу развития хозяйства. Решено было купить дорогие витамины и закрыть дробилку, переводившую колхозное добро в некачественные комбикорма, снижавшие надои. Результат «реформ» — надои увеличились вдвое-втрое, подросла зарплата. Вместе с первыми доходами возросло и внимание к отцу-председателю.
Из райсельхозуправления идут телефонограммы: составьте отчет о том, как подготовились к зимовке, на каком основании закрыли дробилку и на какие средства собираетесь покупать трактор? Председатель Королев упорно игнорирует депеши: «Не их дело, — говорит он, — требовать отчета от кооператива. Они в нас не вкладывались, чтобы вести себя как хозяева». От такого вольнодумства дух захватывает не только у колхозников. Даже районная администрация не решается вызвать «на ковер» строптивого управленца. Действует по-другому. «Вот смотрите, — показывает Королев повестку из арбитражного суда. — Пенсионный фонд искует, долги требует вернуть. Но знаете, что мне говорят в сельхозуправлении? „Не обращай внимания, вся страна не платит. Прорвемся“. Я это „прорвемся“ по судьбе соседних деревень знаю. Это значит, что нас ждет процедура банкротства: технику — на списание, коров — под нож, а самое главное, землю в живописной местности с уникальным храмом постройки 1785 года — на аукцион. А проводить его будет все то же сельхозуправление с администрацией района. Я в эти игры не играю».
Королев поехал в Пенсионный фонд, часть долгов погасил, часть отсрочил, переговоры по выплате совсем «старых» задолженностей попросил еще перенести. Ему поверили.
Когда настоятель Свято-Троицкого храма визирует договор на покупку колесного трактора или сухого молока для телят, то подписывается: «Г. Королев». Когда просит благословения у владыки ярославского Кирилла на производство молочных пакетов с изображением иконостаса Горинского храма, ставит подпись: «о. Григорий». Здесь он себе не позволяет вольницы, как и в общении с подчиненными. Пьяных просто не подпускает к работе. Утром, едва он разложил исковые заявления из арбитражного суда, в дверь постучала зоотехник Надежда Постнова: «Григорий Александрович, может, пустите? — она назвала фамилию запившей многодетной матери. — Коров некому доить». Председатель не изменился в лице: «Нет. Пусть проспится. Я проверю, чтобы все сделала сменщица». — «И она в запое, — злится зоотехник, — эта хоть на ногах стоит». — «Тогда я сам», — хватается за блок сигарет председатель. Пачку тут же отшвыривает: церковное начальство узнает о «шалостях» — поступит с ним, как он с пропойцами. В этот раз все обошлось. Роль сменщицы на себя взяла расстроенная зоотехник. Но чтобы доказать, что пьяницам все же не место на производстве, отец Григорий, случается, и коров доит, и тракторы ремонтирует, и за руль садится.
«А в храм пьяного пустите?» — интересуюсь я. «Так сказано в Библии: «Не мешайте детям приходить ко мне. Невоцерковленный человек — он как ребенок. Не помочился на стену храма — уже хорошо». Нога пьяного шагу в колхозную контору не ступит, когда там председатель Королев. А в храм на праздники заглядывает и подвыпившая молодежь. Бабушки на парней шикают, а те, присмирев, бывает, и свечку поставят…
На вопрос о том, зачем ему, священнику, заниматься колхозом, не ради ли того, чтобы епархия приросла новым подворьем, прибрала к рукам обширные земли, он долго молчит. «Все равно не поверите, — говорит наконец отец Григорий. — Какое подворье? Поехал я недавно в село Всехсвятское к своему товарищу иеромонаху Андрею, а он там службу сам с собой служит. С пасеки кормится, тем и живет. Народ разъехался по городам. А вы говорите — подворье…Тут бы деревню сохранить».
