 |
| Интерфакс-Религия | Мария Тюменева | 11.09.2006 |
— В последнее время нередко говорится о растущем интересе российского общества, в том числе молодежи, к знаниям о религии и, в частности, к богословскому образованию. Ведутся даже разговоры о формировании социального запроса на религиозное образование. Какие плюсы может привнести, в разрезе общественного развития, упрочение позиций теологии, расширение ее присутствия в высшей светской школе России?
— Отсутствие богословской образовательной составляющей в обществе и развития богословия как науки неестественно так же, как отсутствие развития той же философии или филологии. Теология — это база, самостоятельное научное направление, которое не ограничивается только лишь разработкой собственной научной тематики. Теологическое фундаментальное образование, как любой фундамент, дает возможность добиться лучших результатов во многих других областях: и научного знания, и общественной деятельности.
Для нас же в этом отношении оказывается важна именно православная теология, являющаяся в области науки и образования культурной платформой гуманитарного знания, ответственной за преемство традиции отечественной гуманитарной мысли. Ведь парадигма нашего гуманитарного знания, науки, культуры, естественно, лежит в ценностной системе православия. Отрадно, что эти выводы очевидны сегодня уже не просто для узкого круга — они, согласно социологическим опросам, восчувствованы всем обществом и, что особенно приятно, молодежной средой. Роль православия как платформы ценностной, нравственной и культурной жизни России признана уже широким кругом наших граждан, даже независимо от вероисповедания и конфессиональной принадлежности. А богословие дает возможность этой фундаментальной составляющей сохраниться в ее проекции на образование. Богословие обогащает всю культурную практику, науку, все пространство мысли, если хотите. Именно поэтому в университетах Европы сохраняется особый пиетет к кафедрам богословия, туда традиционно очень высокий конкурс среди людей, которые заведомо знают, что пойдут потом работать в другие сферы деятельности.
— Кстати, немаловажна сегодня проблема трудоустройства специалистов-гуманитариев. Какие решения предлагает в отношении нее теологическое образование?
— Приглядимся к чужому готовому опыту. В Оксфордском университете по итогам специального исследования трудоустройства выпускников-теологов обнаружили, что богословы-бакалавры после окончания учебы идут во все области культуры, науки, производства, во все сектора британской экономики, по сути, обогащая собственными знаниями общественную жизнь в целом. Фундаментальная типология мышления, накопленная в области, история развития которой насчитывает более двух тысяч лет, — это багаж, который, очевидно, будет применим.
Сейчас много говорят о динамичном и быстро меняющемся рынке труда, и нет причин думать, что он будет меняться медленнее. Тем более нам особенно важно иметь фундаментальное образование, позволяющее быстро адаптироваться к переменам и, оставаясь в культурной традиции, давшей лучшие умы того народа, который мы представляем, продолжать ее, нести во все новые области деятельности. Это дает залог сохранения научного и творческого потенциала нации.
— Между тем проводящаяся сейчас образовательная реформа, по некоторым сведениям, может серьезно ударить по российскому теологическому образованию, только становящемуся на ноги. Какое развитие реформы Вам представляется наименее желательным и почему?
— В рамках полномасштабной реформы высшей школы, главным посылом которой является сокращение количества учебных специальностей, предполагается пересмотр классификатора всех образовательных направлений. И если в нынешнем классификаторе теология присутствует на всех уровнях образовательной вертикали: там есть ступени бакалавра, магистра и, как параллельная форма, — специалиста, то некоторые предлагаемые проекты нового классификатора предлагают сохранить теологическое образование лишь в частичной форме. К примеру, оставить его лишь на уровне магистратуры при любом гуманитарном базовом образовании. Но такие варианты заведомо нежизнеспособны и рождаются из-за непонимания сути богословского образования.
Пересмотр классификатора, который действительно был несколько раздут за последние десять лет, частично является оправданным. Но теология — это, скажем так, «нежный» предмет, большинству реформаторов не известный в силу того, что богословская составляющая как компонента гуманитарного знания была в свое время искусственно и намеренно из этого знания вычищена. Поэтому даже имеющие гуманитарную подготовку, а тем более не имеющие таковой не представляют, что теология с трудом помещается в одно образование. Это целый комплекс наук, предполагающий, помимо богословских, серьезные филологические, философские, исторические знания. Теология венчает собой гуманитарную базу образования, и это увенчание нельзя произвести только за два года магистратуры.
Предложения сократить образовательную вертикаль теологии, бесспорно, полностью противоречат мировому опыту, в котором богословское образование является одновременно фундаментом и короной гуманитарного знания, а конкурс на теологический факультет как на один из основных факультетов университета традиционно является очень высоким, как в том же Оксфорде. Парадоксальной данная ситуация видится и в свете выдвинутого лозунга образовательной реформы — формального соответствия российского образования европейскому в рамках Болонского процесса. В условиях, когда мы готовы начать признавать докторские богословские степени европейских университетов, тем более странно не иметь собственной законченной вертикали богословского образования.
Нашей задачей сейчас является не оставить здесь недопонимания, разъяснить, в том числе и в министерстве образования, необходимость сохранения и развития в светской школе всей вертикали богословского образования. Ведь рабочая, с одной стороны, ситуация с пересмотром классификатора чревата такими последствиями, как одновременное закрытие всех существующих в России теологических вузов и кафедр. А ведь сегодня, начиная с этого учебного года, у нас теология преподается уже в 35 вузах. Ежегодно четыре-пять вузов добавляются к этому списку, и данные темпы роста отнюдь не снижаются, отражая существующий сегодня объективный спрос на теологическое образование.
— Вероятно, принимающие решения в сфере образования смотрят на теологию как на ненужную специальность-довесок в свете существующего в последнее десятилетие стандарта по религиоведению?
— Смешение этих научных направлений действительно происходит часто даже по одному созвучию людьми, лишенными соответствующих знаний на уровне средней и высшей школы. Зачастую теологию также рассматривают как специализацию внутри философии, что, безусловно, неверно. К слову, что представляет из себя религиоведение, тоже мало кто знает по причинам, названным выше. Стоит сравнить два исторических пути, пройденных обеими дисциплинами, в том числе и в России. С одной стороны — богословие, за тысячу лет христианства на Руси прошедшее все фазы заимствования и успевшее выйти на самостоятельный уровень как сформировавшаяся наука. В конце XIX — начале XX веков в России имел место настоящий всплеск блестящих богословов, уже в эмиграции давших очень значимые результаты, осмысление и продолжение которых в русле русской православной традиции до сир пор интересно Западу.
В свою очередь религиоведение — это юная компаративная надстройка, появившаяся в XIX веке на Западе и там же в веке ХХ прогрессировавшая. Религиоведение не может существовать без теологии: оно сравнивает ядро религиозных учений, пользуясь при этом типологией, которая уже была разработана в богословии. Пытающиеся укоренить религиоведение в России только воспринимают западную традицию, русское религиоведение, известное всему миру, — это пока вопрос будущего.
Религиоведческие кафедры появились у нас на месте бывших кафедр научного атеизма и, как правило, с тем же представительством. При этом парадигма образовательного стандарта религиоведения остается, по сути, атеистической, и развиваться это ангажированное, скажем так, направление продолжает на атеистической платформе. Атеизм, конечно, не является доминирующей платформой западного религиоведения, но именно атеистическое направление оказалось ближе тем, кто начал развивать религиоведение в России.
Между тем, с точки зрения науки, есть безусловный интерес именно к русскому богословию, особенно в силу того, что перед революцией был всплеск отечественной богословской мысли, развивавшийся и дальше. Нам есть кому наследовать, и это наследство должно быть осмыслено, оно лежит на поверхности и ждет своих продолжателей.
— Как обстоят дела с утверждением ученой степени по теологии, которой добиваются на протяжении нескольких лет?
— Действительно, мы безуспешно не первый год боремся за возможность защиты диссертаций, внесения теологии как направления ВАК (Высшая аттестационная комиссия — «ИФ») в перечень специальностей научных работников. Некий процесс в этом направлении сейчас продолжается, но он, признаться, непонятен: с нашей стороны нужные шаги проделаны давно, однако нам ничего не говорят в ответ, держа в подвешенном состоянии. Здесь, как у Ильина, остается проделать путь к очевидности, ведь потребность в научной степени теолога очевидна, ее отсутствие до сих пор у нас — нонсенс.
— Много ли на сегодня у идеи богословского образования в светских вузах противников ?
— В этом плане мы сталкиваемся обычно с двумя лагерями полемики. Одни, локальные, появляются при открытии в очередном вузе теологической специальности, когда в ответ тут же выдается стандартный набор «джентльменских аргументов», что теология не может существовать в светском вузе, что теология, раз уж есть, должна изучать все религии, и тому подобное. Подобная первая реакция, протекающая иногда в агрессивной, иногда — в вялотекущей форме, всегда возникает в результате полного отсутствия информации в данной сфере у авторов этих тезисов. Но такие споры отнюдь не всегда заканчиваются плохо. С появлением кафедры, профессуры, имеющей богословскую подготовку, на личном уровне завязывается диалог, зачастую приводящий к очень интересным результатам, по сути — к развитию творческого дискурса. Таких отрадных примеров бывает очень много.
С другой стороны, есть определенный лагерь лиц, чей хлеб и главный способ времяпрепровождения состоит в участии во всяких круглых столах против теологического образования. Это протестное движение было очень мощным в период принятия стандарта по теологии, вследствие чего само принятие и было оттянуто на несколько лет. Поверхностная логика аргументации данной группы оппонентов отталкивается обычно от шаблона «богословие — следовательно, семинария и подготовка священников», после чего следуют уже просто неприличные советские атеистические штампы, которые скучно повторять.
Атеистическая парадигма не импонирует сейчас уже никому, кроме ее апологетов. Молодежь сегодня хочет не атеизма, она хочет, чтобы православие, и конкретно Русская православная церковь, участвовала бы в государственном, культурном, социальном строительстве.
— Проявляют ли другие религии в России интерес к развитию собственных моделей теологического образования, выработке стандартов на базе собственного вероучения?
— У нас сегодня существуют абсолютно равные возможности для развития православной, мусульманской и иудейской теологии (если, конечно, всех нас не прикроют одновременно в результате реформы). Три стандарта для каждой религии устроены в принципе по единой схеме, содержащей общие для всех названия учебных дисциплин, например, «Сакральные тексты конфессий». Также теологический стандарт предполагает инвариантный блок, который разрабатывается каждой религией самостоятельно и проходит утверждение в Министерстве образования и УМО.
Представители других российских религий, конечно, проявляют к теологии интерес, который на сегодня пропорционален степени присутствия самой религиозной группы в обществе. Наибольшую активность в этом отношении после православных сегодня проявляют исламские общины.
