 |
| Православие.Ru | Владимир Крупин | 02.09.2006 |
Да и только ли одно телевидение виновато? Уже работает индустрия порнографии; разврат, пошлость и насилие в норме отношений меж людьми. Киноэкраны давно кровавого цвета. Страницы глянцевых журналов не вылезают из постелей. На лотках, как дешевые проститутки, бесчисленные издания об извращениях, садизме, колдовстве. Словом, нет той мерзости, которая бы не выставляла сейчас себя на всеобщее обозрение.
Все это заливает мутным потоком школу. Уже не под партой, а на партах появились всякие похабные издания и ведут себя как хозяева.
Давно ли мы были в ужасе от электронных игрушек — тамагочи? А потом ворвались покемоны, нечистые духи преисподней. Вот сейчас — Гарри Поттер, написанный… женщиной. Поттер — сын волшебников, ученик школы колдовства. Огромный вред книги в том, что зло показано как норма. Плюс ко всему этому изображение таких отвратительных сцен, что и пересказывать нельзя. Высасывание крови для обретения жизненных сил — это еще не самое гнусное в книге. Тут и сатанинские ритуалы жертвоприношений, тут и одержимые демонами учителя школы… Издателей книги не остановили даже сообщения о том, что дети, составляющие колдовские зелья по рецепту книги, получили отравления. Тиражи книги, убивающей душу, растут. И не надо быть пророком, чтобы предсказать, что Поттера сменит какой-либо супер-Поттер. Злу не положено предела.
Кому теперь объяснять, что величайшей трагедией для России стал Октябрьский переворот 17-го года? Это была Божья кара за грехи. А в чем главный грех человека? В том, что он начинает надеяться на себя больше, чем на Бога. На приход революции много поработали «прогрессивная» русская литература и особенно учителя. Да, увы, так. Созданный в начале ХХ века Всероссийский учительский союз делал все для того, чтобы скорее полилась кровь в России.
Каким образом? Изгнанием из школы Церкви. Диву даешься, читая протоколы заседаний учительских съездов. Сколько злобы в адрес священнослужителей. Все делегаты (Прибалтики, Кавказа, Сибири, Средней Азии, Украины, коренной России — все!) за то, чтобы изгнать из школы предмет «Закон Божий». За что изгнать? А ни за что, сами справимся. Мешают длиннополые вводить в Россию демократические свободы, вот за что.
Восхищаясь народниками, мы как-то забыли, что народ был против движения народничества. Женщины-народовольцы, как правило, стригли волосы, курили, проповедовали свободные сношения мужчин и женщин. Земское движение было также пронизано токами революции. Ведь земство сделало все, чтобы задушить церковно-приходские школы — детище Победоносцева и Рачинского. Почему душило? Опять же, ревновало, что родители стараются отдать детей в церковную школу, а не в земскую. Хотя в земской условия содержания учеников лучше. Но дело в том, что дьячки, как их называли, чтобы оскорбить и высмеять, учили страху Божию, учили по Священным книгам, созидали душу ребенка, а в земских уже учили тому, что человек произошел от обезьяны. Хотя от обезьяны произошел один Дарвин…
Учительский союз, подготовив черное дело измены России, престолу, Богу, спохватился в 17-м, запищав: «Ах, мы не этого хотели!» Его тут же и разогнали.
Церковь, как известно, была отделена большевиками от государства, а школа — от Церкви. Из всех предметов, которые раньше учили нравственности, остались история, география и литература. История была быстро переделана в угоду новой власти, география из предмета патриотического стала политической и экономической, осталась литература.
И вот с ней-то, с литературой, большевики до конца не справились. Конечно, Чернышевский, Добролюбов, Герцен, Писарев, Белинский стали определять направление умов. Конечно, Радищев учился наизусть, враги самодержавия — декабристы — превозносились, даже из Некрасова сделали революционера, даже Гоголя истолковывали социологически, Пушкин только и делал, что «горел свободою», Лермонтова славили за «немытую Россию», которую он не писал…
Но произошло нечто неподвластное большевикам. Классика восстала против безбожия большевизма. Что могут сделать идеологи с рассказом «Живые мощи»? А со стихами «По небу полуночи ангел летел…», «У врат обители святой…», «Когда для смертного умолкнет шумный день…», «Бесы» (это пушкинское «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна…»)? А был же еще и роман Достоевского «Бесы», запрещенный к изучению, отгороженный от вузов и школы (но если есть забор, то возникает и желание заглянуть за него). А что можно было сделать со строчками: «Затеплила Богу свечку, затопила жарко печку…», или: «Я вошел в хату, на стене ни одного образа — дурной знак…», или «Скорей зажги свечу перед иконой…»? А любимое детьми «Бородино» — «Когда б на то не Божья воля, не отдали б Москвы…» или из «Песни про царя Ивана Васильевича…»: «И погнулся крест, и вдавился в грудь, как роса из-под него кровь закапала…»? А былины, в которых стояние богатырей за веру православную, служба князю Владимиру — Красное Солнышко — главное? То есть, если и бледнела «лампада пред ясным восходом зари», то не гасла, а сгущалась ночь — и свет лампады вновь не давал наступить полной тьме.
Здесь цитаты настолько узнаваемы, что смешно давать ссылки. А сколько мест, где верность долгу, присяге, церковному обряду была нормой жизненного поведения, а отклонение от нее было наказуемо. Гринев присягал престолу и России и не может изменить присяге. И как страшно наказывается изменничество Швабрина, хотя и его жалеет автор, понимая, что не наш суд ждет предателя, а Божий. Катерина в «Грозе», преступившая святость венца, не выдерживает тяжести преступления. И тут не при чем «темное царство», и никакой она не «луч света» в нем.
Классика, берущая соки питания у Священного Писания, у летописей, былин, житийной литературы, народных песен, — вот кто спасал учителей и детей, а значит и Россию.
Теперь, как никогда, возможно именно так преподавать русскую классику, как порождение Церкви, как мостик между мирской жизнью и Богом. Но для этого нужна воцерковленность прежде всего самих учителей. Без этого ничего не получится. А воцерковление — это годы и годы. Но для начала — хотя бы понимание, что без Бога Россия не возродится, что Господь это такая же реальность, как окружающий нас Божий мир — небо, лес, вода.
Без соединения в личности учителя филологии и литературы невозможно и говорить о филологии как науке, и о литературе как самостоятельной нравственной субстанции. Пока же филология сама по себе, и литература тем более сама по себе. Почему тем более? Потому что филология без литературы быть не может, а литература без филологии обходится. И школа сама по себе. И учитель. И ученики. Понимания литературы как проводницы Священного Писания на примерах из жизни пока нет. Есть образы, препарирование сюжетов, пересказ. И бесчисленные шпаргалки, производство которых поставлено на поток. Изгоняется русский язык, заменяясь английским, изгоняется сочинение, заменяясь изложением, машина воспитания англоязычных роботов набирает обороты. А в мире — это не все знают — растет авторитет русской классики. И до того растет, что Россию изучают не по экономическим и политическим книгам, а по Достоевскому, Гончарову, Шолохову, Шмелеву.
«Бог есть любовь», — говорим мы. И даже не ходящий в церковь, но любящий свой предмет и учеников учитель — он уже проводник Божией любви. А если еще вдобавок к преподаванию программы и совместным поездкам по святым и литературным местам он привьет тягу к чтению нашей ранней литературы, — нет цены такому учителю. А если еще будет возрождаться школьный театр, противостоящий пошлости эстрады опять же с помощью классики, то счастливы воспитанники такого наставника.
То, что злу не положено предела, объясняется святыми отцами так: в последние времена зло должно обнажиться до конца. И тогда будет поражено Господом. Мы не знаем, доживем ли до этого времени телесно, но то, что наши души доживут, это точно. И мы будем судимы каждый в отдельности. И тот, кто сопротивлялся злу, несомненно, будет оправдан.
И всегда на крайней передовой борьбы со злом — школьный учитель. Оружие его — его любовь к детям, знание предмета, вера в Бога и Россию.
