 |
| Вера-Эском | Валерий Мельников | 02.09.2006 |
Благовестница
В праздник Вербного воскресенья у церковной ограды многолюдно. Вдоль забора расселись продавцы верб, с надеждой вглядываясь в каждого прохожего. Обнаружив у подходящих к церкви отсутствие заветных веточек, продавцы наперебой предлагают свои. Оно и понятно, товар сезонный — завтра уже никому не будет нужен. Суету у ограды дополняют нищие. В будние дни на этом месте обычно стоят два-три побирающихся, и каждый день разные. Сегодня же, в Вербное воскресенье, все «приписанные» к приходу нищие собрались вместе. Причина банальна: православный люд непрерывным потоком идет в храм освятить вербочки, и упустить такой шанс никто из попрошаек не желает.Постепенно в церковной ограде скопилось довольно много народу. Стало известно, что освящать вербы пока некому — настоятель уехал на требу: причащать тяжелобольную. Прибывающий люд все больше теснил нищих, и среди них началась перебранка за место у заветной калиточки, через которую народ заходил в храмовую ограду. Тон задавали старожилы, взявшие в оборот вечно пьяную бомжиху, с красным, как кирпич, лицом, появившуюся здесь не так давно.
— Ну что ты стоишь на дороге? Дай людям пройти, нас же из-за тебя потурят.
— Не потурят, не положено, здесь храм Божий, а в храмах должны странников принимать, — заплетающимся языком отпарировала побирушка.
— Это ты, что ли, странница? — засмеялись нищие.
— Все мы в этом мире странники, — неожиданно высоким штилем проговорила пьяная женщина.
Не ожидавшие такого красноречия нищие обомлели. Однако разговор тут же подхватила женщина с пучком вербы в руках: «Да правильно человек говорит, правильно: все мы на этой земле странники, и конечная наша цель — жизнь вечная».
Женоподобное опустившееся существо, которое, судя по всему, впервые за последние годы назвали человеком, встрепенулось и изобразило нечто похожее на улыбку, вывернув беззубые десны. От этой жуткой улыбки всем стало не по себе. Женщина же с вербами ободрилась и стала объяснять стоящим у ограды суть праздника Вербного воскресенья, призывая их покаяться в грехах и причаститься.
Проповедница стояла на самом проходе и явно мешала людям пройти в храм. Вскоре у прохода образовалась пробка. К храму подъехала машина, из нее вышел средних лет мужчина и направился к калитке. Кое-как пробившись через толпу, мужчина обратился к новоявленной проповеднице:
— Вы что тут митинг устроили? Людям в церковь не даете пройти.
— Что это за слово такое «митинг»? — оскорбилась проповедница. — Я благовествую о празднике Вербного воскресенья.
— Надо же, благовестница какая. А благословение на благовестие у вас есть? — спросил мужчина.
— А как же! Я в Троице-Сергиеву лавру ездила и у старцев была. Говорят: у тебя дар, иди и благовествуй, — гордо ответила благовествующая. — А вы бы постояли да послушали. Может быть, уму-разуму набрались бы. Сами-то, поди, толком ничего не знаете.
От такого напора мужчина несколько растерялся. Заметив это, митингующая полностью переключилась на него:
— В храм-то часто ходите?
— Да почти каждый день.
— Свечку небось поставить?
— Да и свечки тоже, а сейчас вот вербы освятить нужно.
— Вставайте в очередь, настоятеля еще нет, вот подъедет и освятит.
Мужчина помолчал немного, потом сказал: «Да, в общем-то, я уже подъехал».
Святая вода и маркетинг
Утро 19 января. Работники небольшого прихода, расположенного в рабочем микрорайоне, с особым молитвенным настроем готовятся к раздаче святой воды. Все понимают, что без Божьей помощи выдержать такое испытание будет невозможно, поэтому, то и дело выглядывая на улицу, где выросла угрожающего размера очередь, крестятся: «Помоги, Господи!» Литургия заканчивается, и верующие из храма двигаются на улицу на водосвятный молебен. Мужчины-прихожане, с трудом раздвинув столпившийся народ, очищают дорогу пожилому священнику, дьякону и певчим. Закоченевшая от долгого ожидания толпа оживляется — наконец-то будут раздавать воду. У чанов с водой начинается священнодействие: красиво поют певчие, священник во время молитвы воздевает вверх руки. Все это выглядит очень торжественно и создает соответствующее праздничное настроение.Молебен приближается к кульминационному моменту. «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи!» — поет священник и, держа крест обеими руками, опускает его в чаны с водой. После троекратного погружения креста молебен оканчивается, батюшка кропит всех святой водичкой и проходит в храм по людскому коридору, который ему организовывают те же мужчины-прихожане. Замершая было во внимании толпа встряхивается от оцепенения, и у оградки, огораживающей чаны с водой, начинается традиционная для первых минут неразбериха. Взаимные претензии вроде «А вас тут не стояло!» иногда выплескиваются в банальную потасовку. Перебранки, шум и гам длятся минут двадцать. Но постепенно очередь худо-бедно сформировывается, приобретая стройные очертания.
Из храма выходят послушники и начинают раздавать людям отксерокопированные листки с правилами пользования святой водой. При рассмотрении выясняется, что это вырезка из местной газеты, в которой накануне праздника напечатано интервью со священником. Проходя вдоль толпы, послушники просят людей прочитать листок и передать другим, но не тут-то было — большинство тут же прячет листки в карман. Видя такую ситуацию, какой-то энтузиаст начинает читать заметку вслух. «Надо же, — то и дело комментируется кем-нибудь прочитанное, — а мы-то и не знали». «Да что мы знаем-то, никто нас ничему не учил», — тут же откликаются из очереди. Дослушав до того места в статье, где говорилось, что святую воду пьют с молитвой, в очереди заволновались: что это за молитва такая? Стоящая рядом с читающим бабушка достает из сумки только что приобретенную в храме красочно напечатанную молитву и показывает ее близстоящим. Молитву заинтересованно рассматривают.
Текст молитвы, в которой говорится о милосердии Господнем, о здравии души и тела, о просвещении ума, о покорении страстей и немощей телесных, приходится читающим по душе. Из очереди начинают отпрашиваться, чтобы пройти в храм, приобрести молитву себе и рядом стоящим. В очереди начинает складываться теплая атмосфера, и стояние уже не кажется таким тягостным. А вот уже и заветная оградка, за которой добровольные помощники сноровисто разливают воду. Еще каких-нибудь полчаса — и можно будет отправляться домой с желанной святыней.
Но тут всеобщее внимание привлекает молодой человек, пристально разглядывающий стоящих в очереди и что-то записывающий в тетрадку. Народ настораживается.
— КГБэшник, что ли? — предполагает пожилой мужчина.
— Какой тебе КГБэшник, их и в помине-то давно уже нет, да и кому мы тут нужны, — фыркает таких же лет женщина.
— Нужны не нужны, а ведь вынюхивает что-то, — не сдается мужчина.
— Конечно, из органов, — поддерживает его бабуля в дорогой, но старомодного вида шапке, — в церкви все из органов. Еще Глеб Якунин об этом говорил.
— Это какой Глеб Якунин? Тот, кому в Госдуме морду били, что ли? Так это жулик еще тот, — реагирует кто-то из очереди.
— При чем тут жулик? Он все клички митрополитов рассекретил.
— Ну и что же, что были клички. Вон у Ленина в охранке тоже кличка была. Это правило такое: как следить начнут, так кличку дают.
— Уж Ленина-то не поминайте в святом месте, — не выдерживает дама интеллигентного вида.
— А что Ленин? Ленин — это!.. — вскидывается мужик и трясет рукой, воздевая ее кверху.
— Знаем, знаем. «Мы говорим партия — подразумеваем Ленин, мы говорим Ленин — подразумеваем партия», — цитирует классика революционной поэзии интеллигентная дама.
— Да, партия, а что? Сейчас коммунисты совсем не те, они и в Бога веруют.
— Да не смешите вы, веруют они… Выгодно сейчас верить, вот они и веруют. Их еще Ленин научил к политической обстановке приспосабливаться, — не сдается дама.
— Что вы все к Ленину цепляетесь, — обиделся мужик, — если бы он не умер так рано, мы вообще бы по-другому жили.
— Послушайте, — вмешивается девушка с бидончиком, — вы куда пришли? На митинг, что ли?
Спорящие тут же стихают.
Между тем молодой человек, что-то лихорадочно чиркающий в своей тетрадке, привлекает внимание и разливающих. Кто-то посылает за настоятелем. Вскоре из храма выходит седовласый священник. Подойдя к человеку с тетрадкой, он интересуется: «Простите великодушно, а чем это вы здесь занимаетесь?» «Не мешайте, пожалуйста, я здесь на работе», — огрызается парень. «На какой это еще работе? — приходит в недоумение батюшка. — Я вас, кажется, не нанимал». Парень, не обращая никакого внимания на священника, продолжает чуть ли не заглядывать всем в сумки, что-то помечая в тетрадке. От очереди отделяется детина с канистрой в руках. «Батя, может, его того?» — спрашивает он и делает характерное движение сжатым кулаком. «Отойдите, пожалуйста, я сам разберусь», — досадливо отмахивается священник. Парень чуть отступает в сторонку, но не уходит.
Оценив складывающуюся не в его пользу ситуацию, человек с тетрадкой отвлекается от своего занятия и начинает объяснять священнику: «Понимаете, тут рядом с вашим приходом будут пивную точку ставить и нужно узнать, какой сорт пива предпочитают окрестные жители. А где же лучше узнать, как не здесь? Вон сколько пивных бутылок заготовили под воду».
Оторопевший священник глядит на бизнесмена и не может выговорить ни слова. «Батя, а может, все-таки того?» — вновь пододвигается детина с канистрой. Священник начинает что-то говорить, но тут из храма выходит послушник и приглашает настоятеля к телефону. Батюшка досадливо машет рукой и спешит в храм. Детина, подождав, когда священник скроется в дверях, ставит канистру на землю и делает решительный шаг к человеку с тетрадкой…
Десять процентов
К церковной лавке подошла женщина, приобрела самую дорогую свечу и спросила, где ставят свечи за здравие.— Заболел кто-то? — участливо спросила работница лавки.
— Да нет, слава Богу, выздоровела родственница моя, а то чуть в могилу бедняжку не свели.
— Порчу, что ли, наслали? — вмешалась в диалог стоящая рядом женщина.
— Да какую порчу! Врачи из центра китайской медицины чуть не сгубили — организм предложили почистить. Набрала всякой всячины на восемь тысяч и стала чиститься: масло с коньяком пить…
Женщина стала рассказывать, как у родственницы на четвертый день чистки разрушились камни в желчном пузыре, да так неудачно, что забили все желчевыводящие протоки. Потом начались обострение и дикие боли в брюшной полости. Спасли родственницу врачи «скорой» и хирурги, сделавшие срочную операцию, удалив желчный пузырь. После операции в больнице сказали, что отсчет времени шел на минуты: чуть замедлили бы, и все — на тот свет. А если бы не эта пресловутая чистка, то прожила бы родственница с этими злосчастными камнями до самой старости и ничего бы с ней не случилось. Чистка же все спровоцировала.
Пока женщина рассказывала, вокруг собралось несколько слушателей.
— Это Бог наказал, — заявила сухонькая старушонка. — Пост нужно соблюдать, а не чиститься. Пост — он все и очистит.
— Это точно, — раздался голос. — У меня дочка как попостится, так личико таким чистым становится.
— При чем тут личико? Пост — он душу очищает, а не личико. Что ж вы пост с диетой путаете! Во время поста молиться нужно больше, дела добрые делать, в грехах сокрушаться и исповедоваться. В этом и суть православного поста.
— Это само собой. Но ведь мясо и молоко в пост не едят. Это для чего?
— А это чтобы плоть свою похотью не распалять, — подала голос сухонькая старушка. — Я вот все по уставу соблюдаю. Всю неделю сухоядение, а в субботу — вино и елей.
Все удивленно посмотрели на старушку, строгим постом усмиряющую и без того изможденную плоть.
— Постойте, а этот центр не за бывшим зоопарком? — спросила средних лет женщина.
— Да, кажется там, а что?
— Да моя сноха собралась туда идти. Ее подружка сходила, да так прекрасно себя чувствует, что и сноху сагитировала.
— Так и мою родственницу тоже знакомая подбила. У нее-то вся желчь вышла, так она засветилась аж. А вот наша чуть на тот свет не отправилась. Когда она в этот центр потом позвонила, там ей спокойно так ответили: «Мы вас лечиться принуждали? Нет. Какие-то гарантии давали? Нет. Какие-то договора подписывали? Нет. Так что вы от нас хотите? Вам просто не повезло. Вы попали в те десять процентов, кому наше лечение не идет на пользу». Короче говоря, ответственности они не несут. Так что и ваша сноха может в эти десять процентов попасть, да еще восемь тысяч при этом выложить.
Спрашивающая женщина побледнела.
— От вас можно позвонить? — обратилась она в лавку.
— У нас городского телефона нет.
— Возьмите мой сотовый, — предложила женщина, рассказавшая печальную историю.
Миниатюрный сотовый телефон звонившей был явно в новинку. Услышав в трубке отвечающий голос, женщина стала бессвязно пересказывать только что услышанный рассказ, крича на всю церковь. «Жулики! Шарлатаны! Восемь тысяч!» — неслось по помещению. На крик прибежали двое дежурных мужчин и долго не могли сообразить, что происходит. Женщина, окруженная толпой, продолжала кричать в трубку. Наконец, откричавшись, она протянула сотовый хозяйке. Та отключила телефон и спросила: «Так куда же свечку поставить?» Все дружно двинулись к подсвечникам.
Целители
В помещение с вывеской, где большими буквами выделялось: «Целительный центр», зашла средних лет женщина. Робко оглядевшись, посетительница обратилась к молодой женщине, сидящей за столиком.— Скажите, а вы не экстрасенсы?
— А почему вы так спрашиваете?
— Так батюшка наш говорит, что у экстрасенсов лечиться нельзя, что все у них от лукавого.
— Нет, мы не экстрасенсы, мы народные целители. Вот видите, у нас и лицензия имеется, вон в рамочке висит. Там четко написано, что мы лечим на базе народного целительства, на базе опыта, веками накопленного нашими предками, — зачастила женщина, потом нажала кнопку вызова. — Вот возьмите проспект, пока почитайте, а сейчас наш сотрудник к вам подойдет.
Через несколько минут в зал вышла солидная женщина в белом халате. Обратившись к ней по имени-отчеству, секретарша показала на вошедшую женщину:
— Вот у посетительницы вопросы.
— Слушаю вас.
— Я уже спрашивала: вы не экстрасенсы?
— Так, все ясно. Мы не экстрасенсы, мы народные целители. Вот наша лицензия в рамочке висит. Там все написано. Вас, наверное, в церкви против нас настроили? Тут к нам один батюшка заходил и не разобравшись хулу навел. Всех пациентов распугал. А мы все здесь православные. Видите? Иконы у нас висят: Божия Матерь, Николай Угодник, целитель Пантелеймон.
— Не Пантелеймон, — поправила посетительница, — а Пантелеимон.
— Да? — удивилась женщина в халате. — Ну, будем теперь знать. Спасибо. Так что, если вы хотите у нас полечиться, ознакомьтесь с расценками, мы лечим недорого, верующим же советуем перед лечением исповедоваться и причаститься. Свечи в храме поставить. Потом мы скажем, сколько и кому поставить. Нам свечи принесете на лечение, тоже скажем сколько, а пока записывайтесь у секретаря.
Удовлетворенная посетительница направилась к столику записываться на прием. В это время раздался телефонный звонок. Секретарь подняла трубку. Поговорив минуты три, она положила трубку, вскочила и побежала вслед за женщиной в белом халате:
— Снимайте скорее иконы! Сам едет!
В холле поднялся переполох. Откуда-то притащили лестницу. Прибежавший мужчина быстро взобрался вверх, стал снимать иконы и передавать их вниз. Иконы спешно укладывали в коробку. По холлу неслось:
— Сам едет! Сам едет!
Посетительница растерянно наблюдала разыгравшуюся сцену, потом, перекрестившись, отошла от столика и тихонько направилась к выходу…
Встреча в ночи
Поздний вечер, почти ночь. К конечной остановке подошел автобус. Выгрузив пассажиров, автобус тут же отъехал, исчезнув в темноте. Постепенно растворились в сумерках и вышедшие из автобуса пассажиры. На опустевшей остановке остался стоять в задумчивости молодой парень. Дороги домой было две — длинная, по жилмассиву, и короткая — через лесопосадку. Идти длинной непривычной дорогой не очень-то хотелось, привычная же пугала мрачной темнотой, тем более что совсем недавно в этой лесополосе местная шпана избила прохожего. Постояв в раздумье и поозиравшись, парень махнул рукой и зашагал в сторону лесополосы.На подходе к лесу сзади неожиданно послышались быстрые шаги. Оглянувшись, молодой человек увидел тени надвигающихся фигур. «Все! — промелькнула мысль. — Приплыл! Надо же было дураку пойти через лес. Нужно было хоть денег немного с собой взять, а так ничего у меня не найдут и прибить насмерть могут со злости». Парень прибавил шагу. Прибавили шагу и догоняющие.
Боковым зрением парень увидел, что догоняющих трое. Крепко сложенные молодые люди в черных куртках стремительно приближались. «Эти церемониться не будут, — решил он. — Им неважно, есть деньги или нет, им главное потренироваться на живом человеке». «Ну что стоило пойти другой дорогой? — вновь стал укорять себя молодой человек. — Теперь спеши не спеши, все равно догонят, да еще хуже будет, если побегу. Разозлятся только сильнее».
Между тем один из догоняющих обогнал молодого человека, быстро прошел вперед несколько шагов, повернулся и встал поперек дороги. Парень остановился. Сзади подошли двое из догоняющих и встали у него по бокам. В воздухе повисла напряженная пауза. «Ну вот и все! Капкан! Классика. Сейчас начнут…» — обреченно подумал молодой человек, стараясь унять нервную дрожь.
Наступившую тишину прервал перегородивший дорогу коротко стриженный парень: «Простите, можно вам задать вопрос?» Восприняв молчание как знак согласия, стриженый продолжил: «А вы слышали что-нибудь об Иисусе?» Молодой человек оторопел: «Вы что? Миссионеры, что ли?» — «Да, мы из Церкви Христа». Нервная дрожь перешла в нервный смех: «Ну, блин, вы даете! Надо же! Церковь Христа! А почему по трое ходите?» Миссионеры замялись, потом один из них застенчиво сказал: «Да понимаете, нас бить стали последнее время».
Выпустить птицу
Будний день, 7 апреля. Городской рынок полупуст. В ряду, где обычно торгуют рыбками и птицами, тоже почти безлюдно. Продавцов всего двое. Один торгует заморскими попугаями, второй — сибирскими птахами. Попугаи картинно сидят на жердочках в роскошных клетках, аборигены же под завязку напиханы в малюсенькие клетушки, расставленные вдоль прилавка.— Что-то нет клиента, — сокрушенно вздохнул продавец попугаев. — Зря пришел. Обычно в это время уже подходят, а нет никого.
— Так Благовещенье сегодня, а в Благовещенье сам знаешь: птица гнезда не вьет, девка косы не плетет. Так что отдыхает народ, если кто не на работе, конечно. Считай, что день твой впустую, — откликнулся птицелов.
— Это почему же только мой? А ты-то тогда чего приперся, если такой умный? — обиделся попугайщик.
— Так я же тебе и толкую, что Благовещенье сегодня — птиц положено выпускать на волю. Я каждый год к этому дню почаще в лес езжу, запасаюсь. Люди приходят, покупают птиц и выпускают.
— Да мы с тобой тут уже часа три торчим, а никого не видно.
— Погоди, вот служба в церкви закончится, начнут подтягиваться.
Мужики закурили и стали обсуждать проблемы птичьего корма.
— А вот уже и идут! — обрадованно воскликнул птицелов, увидев седоватого мужчину, направившегося в сторону птичьего ряда. — Это точно мой клиент, я его по прошлому году помню.
И действительно, пройдя мимо роскошных попугаев, мужчина остановился у клеток со щеглами и снегирями.
— Почем птицы? — спросил он.
— Щеглы — пятьдесят, снегири — сорок.
— Однако! В прошлом году было намного дешевле.
— Так это в прошлом. Тогда и хлеб был дешевле, и электричество, и транспорт, и птичий корм, кстати.
— Давно снегирей поймали? Что-то квелые больно.
— Квелые оттого, что тесно. А поймал недавно. Так что если отпускать — самое то. Весна на дворе, корма много, не пропадут, даже если бы месяц в неволе жили.
— Ладно, уговорили, — сказал мужчина. — Вот только у меня сто рублей, а снегирей три. Давай на стольник всех троих!
Птицелов тут же согласился:
— Согласен. Вы у меня первый покупатель, вам скидка. Забирайте!
Сторублевка перекочевала в руки хозяина птиц. Мужчина открыл дверцу, достал первого снегиря и подбросил вверх. Птица рванула в воздух и мгновенно исчезла с виду. За ней последовала вторая. «Ой! А дайте я выпущу!» — подала голос невесть откуда взявшаяся девушка. «Только осторожно», — попросил мужчина и передал птицу ей в руки. Девушка что-то заворковала от восторга, подержала немного птаху и подбросила в воздух. Снегирь, отчаянно махая крыльями, умчался вслед за собратьями.
— Вы благородный человек! — тронул мужчину за плечо еще один свидетель освобождения птиц, с явными признаками абстинентного синдрома на лице.
— Так взяли бы и вы выпустили какую-нибудь, — откликнулся освободитель птиц.
— Рад бы, да тут на похмелку никак не соберу, не то что на птицу. Цены-то! Почитай целый пузырь!
— А вы выпустите птицу, может, Богородица вас от пьянства и излечит. Ведь сегодня праздник Благовещенья, день особый.
Похмельный мужик дико покосился на говорившего и как-то незаметно исчез среди прилавков.
Воскресный день
Воскресный день. У подъезда многоквартирного дома на скамейке сидят пожилые жильцы, греясь на солнышке. Из подъезда выходит женщина средних лет с тазиком в руках и направляется к столбам с натянутыми веревками, где сушится белье.— Надо же, — заметила одна из сидящих, солидная женщина в цветастом платке. — Сегодня воскресенье, работать грех, а она белье стирает.
— А когда же ей еще стирать? — вступилась старая бабушка. — Вы что, не знаете? У нее мать парализованная, да сама двоих ребятишек без мужа воспитывает.
— Так-то оно так, но в Библии написано, что в воскресенье работать грех. Я вот в воскресенье никогда не работаю и сына своего приучила. Он с детских лет знает, что в воскресенье работать грешно. Я в деревне росла, у нас хоть церковь и сломали, а люди верующие жили, и в воскресенье или праздник церковный никто не работал, — продолжала женщина, начавшая разговор.
— Да что толку-то, что не работали, — не унималась бабушка. — В Библии-то совсем другое написано: шесть дней работай, а седьмой Богу посвящай. Богу! Понимаете? В этот день люди в церковь ходили, а коли возможности не было, так дома молились, а не просто отдыхали. А как в деревне нынче отдыхают, я знаю. Сама деревенская. Да и родня до сих пор там живет. Пьянь одна.
— Ну, пьяни и здесь хватает. Но я-то о другом. Вот вы говорите, что молиться нужно в этот день, — я согласна, но она-то белье стирает! — продолжала наседать женщина в цветастом платке.
— Вы знаете, наш батюшка в церкви говорил, что Богу молиться можно и когда белье стираешь, а вот когда телевизор смотришь, тогда не до молитвы. Раньше человек вечером книжки читал, а если верующий — Псалтирь или молитвослов, а нынче все — и верующие, и неверующие — в ящик пялятся. Про сериалы вот батюшка говорил — самое вредное для души. Фильм посмотрел человек и забыл, а как станет сериалы смотреть, так начинает чужую жизнь проживать, чужие страсти к своим прибавлять. И вообще из этого мира уходит в мир вертальный, — не сдавалась бабушка.
— Не вертальный, а виртуальный, — подала голос молчавшая до сих пор женщина с книгой в руках, покачивающая детскую коляску.
— Во-во. Сразу и не выговоришь. И из этого вертального мира в нормальную жизнь уже не вертаются: все будет казаться не так и не то. И начинает человек на ближних роптать, да Бога гневить. А вот стирка, если она с молитвой, Богу угодна, тем более если в будний день нет возможности постирать.
Богословский диалог неожиданно прервался резким хлопаньем двери. Из подъезда вышел крепко выпивший молодой мужчина — сын женщины, осуждающей работающих в воскресные дни. Осмотрев мутным взглядом сидящих на лавочке, он невнятно пробурчал приветствие, смобилизовался и прошагал мимо на неестественно прямых ногах.
— Вот горе-то где! — в сердцах сказала мать пьяного. — Опять наклюкался. К Витьке из соседнего дома в гости пошел. Теперь пить будут до ночи, охламоны, прости меня, Господи. Ну ладно, до свидания всем, пойду домой, а то скоро по телевизору сериал начнется.
