Русский дом | Виктор Тростников | 30.08.2006 |
Патриарх Никон |
Активное возрождение России требовало установления и более активных связей с Западом. Конечно, они никогда не прерывались — достаточно вспомнить, что итальянцы помогли нам построить Московский Кремль, а через Архангельск и Мангазею шла активная торговля с англичанами пушниной. Но этого товарооборота и других видов сотрудничества теперь стало уже недостаточно. При Алексее Михайловиче (а вовсе не при Петре, как принято думать) целый район Москвы был наводнён приезжими иностранцами и получил название «Немецкая слобода». Иммигранты осели у нас навсегда, заводили булочные, различные мастерские, возводили кирхи, быстро ассимилировались. Однако, становясь русскими, они вносили в нашу культуру свои элементы, чем немало её обогащали. В результате в умах наших государственных деятелей и самого царя складывалось мнение, что у Запада можно многому научиться. Ключевский так описывал эту ситуацию: в Москве решили заимствовать у иностранцев всё полезное, но при этом не изменять своей вере. О, если бы это было возможно! Технические и производственные успехи немцев, как доказал Макс Вебер, были основаны на идеологии протестантизма, которая считает удачливость в делах формой служения Богу. Так, уже при родителе Петра Великого началось втягивание России в общеевропейский апостасийный процесс, т. е. на движение в направлении «от Бога». И хотя Алексей Михайлович лично был человеком глубоко православным, он, не желая того и даже не осознавая, стимулировал это движение.
А что верующий народ? Разумеется, он сердцем почувствовал, куда поворачивает наш корабль правящая верхушка. Поэтому в низах созревало недовольство, оно и привело в конце концов к религиозному расколу, который был ничем иным, как расколом представлений о том, каков должен быть образ жизни русского человека. Начавшееся противостояние было столкновением средневековой Руси, которая действительно была прекрасной, и Россией Нового времени. Нам легко понять, какой трагедией для многих был этот явно обозначившийся закат «Святой Руси» и как чужда и ненавистна была им насаждавшаяся «неметчина».
Однако этот исторически неизбежный переход от одного уклада к другому можно было бы сделать более безболезненным, смягчить противоборство, провести преобразования более гладко, делая упор не на принуждение, а на убеждение. И размышляя о том, почему этого не произошло, с логической неизбежностью обращаешь взор к гигантской фигуре того времени — к патриарху Никону.
Это был типичный самородок, вроде Ломоносова. Родившись в нижегородской глубинке, стал сельским священником, но, как сказано в Евангелии, свечу не ставят под кровать, а помещают на высоком месте. Первыми обратили внимание на его красоту, ум и достойные манеры московские купцы, приехавшие на Макарьевскую ярмарку, и уговорили поехать в столицу. Там он попался на глаза царю Алексею Михайловичу, и реакция государя на Никона была аналогичной: Никон стал его «собинным другом» (т.е. особенно любимым), и в 1652 году был поставлен патриархом. Царь так ценил его ум, что никакой важный вопрос не решал без его совета. И часто советы владыки были очень полезными и мудрыми. Самым судьбоносным из них был совет взять под свою царскую руку страдавшую от польских захватчиков Украину. Очень не хотелось Алексею Михайловичу брать на себя эту головную боль — своих забот, что ли мало, да тут может ещё начаться война с Польшей, но патриарх убедил его принять дерзкое решение, а скорее, даже заставил. И вот в 1654 году состоялась Переяславская рада, и Малороссия влилась в состав Великой России. Думается, огромное историческое значение этого шага понимают все, но мало кто знает, что он был сделан по инициативе Никона.
Приобретя абсолютное влияние на царя, патриарх совершил ошибку, свойственную всем самоуверенным натурам: принял мягкость и податливость царя за слабость. И решил взять в свои руки не только духовную, но и политическую власть. Это был соблазн «папоцезаризма», перед которым не устояли в своё время предстоятели католической церкви. Но там оправданием этому была раздробленность Европы, которую мощная централизованная власть Церкви должна была компенсировать, а Россия уже давно преодолела удельные междоусобицы и становилась империей. Два медведя в одной берлоге не могут ужиться, и Алексей Михайлович всё более начинал это понимать. Его не могло не задеть, что патриарх подписывал документы, ставя под своим именем титул «Великий Государь». Всем был хорош патриарх Никон, но чтобы стать подлинно великим человеком, ему не хватило малости — такта и, конечно, скромности. А поскольку у христиан скромность именуется смирением, а противоположное ей качество гордыней, то надо сказать прямо, что она-то и погубила Никона, нанеся заодно и великий вред России.
Накапливающееся против патриарха раздражение царя, конечно же, разжигаемое и боярами, оказавшимися фактически отстранёнными от власти, привело к тому, что на какое-то важное собрание Никон не был приглашён. Это привело его в такую ярость, что 10 июня 1658 года он хлопнул дверью и, самовольно сняв с себя патриаршие обязанности, уехал в свой любимый Новый Иерусалим на Истре и там затворился. Из того, что он не назначил себе преемника и вообще никак не оформил своё отречение, ясно: Никон надеялся, что царь пошлёт за ним делегацию, а то и приедет сам, и будет умолять его простить обиду и возвратиться в Москву. Но он просчитался — царь не стал его возвращать, а может быть, и вздохнул с облегчением.
И всё же положение становилось нетерпимым — сколько же времени Церковь может вдовствовать. Государь решил созвать Собор с приглашением зарубежных патриархов.
На нём Никон был окончательно низложен и сослан в отдалённый монастырь. Узнав об этом, часть верующих, недовольных теми резкими и категоричными исправлениями церковных книг и порядка богослужения, которые были восприняты ими как нарушение «древнего благочестия», возликовала, связав снятие Никона именно с реформами, им проводимыми, и это закрепило в умах мнение о его неправоте. И когда в начале 1667 года Собор продолжил свою работу и утвердил все нововведения Никона, это уже никого не интересовало. Повод был найден. Противники реформ, обретшие из-за низложения Никона чувство своей правоты, ушли в старообрядческий раскол. Вот наглядная иллюстрация того, какие печальные последствия может иметь гордыня.
Прощён ли он Господом за свою строптивость, за неумение обуздывать эмоции? Конечно, уверенный ответ на этот вопрос мы дать не можем, ибо здесь великая тайна. Но есть основания надеяться, что принят в горние обители. Судьба дала ему для покаяния целые шесть лет сурового заточения в Кирилловом монастыре, где он тяжко страдал, и они дали плод. Никон совершенно смирился, простил всех своих гонителей и встретил смерть с совершенно очищенной душой и умиротворённый. Народ будто почувствовал это, и в Ярославле, где его застала кончина на пути в Москву, его чествовали не только как патриарха, но и как святого. Было это летом 1681 года.