 |
| Русское Воскресение | Елена Пустовойтова | 25.08.2006 |
В среде русских эмигрантов бытует шуточная версия истории эмиграции из России: сначала бежали перерезанные, потом — недорезанные, следом — обрезанные. А последняя волна эмигрантов и вовсе прозвана «колбасной».
Если обозначение первых эмиграционных волн — послереволюционной и послевоенной — содержат в себе признаки трагедии нашей Родины, то две последующие — диссидентская и горбачевско-ельцинская — несут явный элемент насмешки, которую понять можно: деды Отчизну бросали под страхом смерти — внуки в чужие края подались уже за легкой жизнью.
Благодарность к стране, приютившей их, в среде старой эмиграции велика. Сколько раз наблюдала: если говоришь с ними об Австралии без восторга, то акции твои в их глазах резко падают. Понять нетрудно — всё тяжелое в жизни пережили и со страной сроднились. Но нередко такое и в среде «колбасников» — как будто личное оскорбление нанесешь, если факт какой-нибудь нелицеприятный из жизни Австралии покажешь. А все из-за того, что каждый из них с особой силой лелеет мечту о рае земном, в который они кинулись, оставив за спиной невезучую неудачницу Родину.
Что собой представляет русская эмиграция в столь далеком от Родины месте?
По последним и самым свежим, датированным сентябрем этого года, данным Австралийского Бюро Статистики, русские эмигранты вообще не упомянуты среди основных этнических групп, тогда как китайцы, вьетнамцы и итальянцы составляют уже по одному проценту австралийской популяции. Но несмотря на свою малочисленность в государственном масштабе, у русских здесь есть русские клубы, церкви, монастыри, прицерковные школы для детей, общественные организации, занимающиеся помощью сиротам и неимущим в России, дома престарелых… На политическую жизнь русские не влияют — из их среды не вышел еще ни один член парламента страны или штата. И какими бы ни были их общинные дела, широкому кругу австралийцев они почти неизвестны. Однако неоднократно, на уровне штатов страны, в адрес русских австралийцев были высказаны лестные слова о том, что их община в Австралии законопослушна и является одной из самых образованных в стране. И это не просто приятные слова, это большая заслуга русских австралийцев. Чтобы стало понятнее, цитирую за 2 сентября 2001 года «The Sydney Morning Herald «: «Премьер штата мистер Карр в этом году произнес термин «этническая преступность» и попытался возложить ответственность за происходящее в стране на иммиграционную политику правительства, благодаря которой преступный элемент и попадает в страну». Однако полицейские аналитики уточняют, что организованная преступная деятельность по торговле наркотиками «полностью находится в руках ливано-австралийских мужчин, которые либо родились в Австралии, либо приехали сюда маленькими детьми».
Именно так. Полицейская статистика располагает фактами о том, что первое, рожденное уже в Австралии, поколение эмигрантов даёт стране самый большой процент преступности — и только к русским эмигрантам такая статистика не относится.
Вообще тема иммиграционной преступности сегодня в Австралии приняла болезненные формы. Профессор права Университета Маккуори Эндрю Фрейзер (Andrew Fraser) опубликовал в июне прошлого года в газете «Paramatta Sun «письмо, содержащее собранные им факты о том, что африканцы в 4−9 раз чаще совершают преступления, чем белые — из-за низкого уровня интеллектуального развития и высокого уровня тестостерона в крови, и что планируемое поселение африканцев вокруг Парраматты приведет к увеличению преступности в этом районе города. Казалось бы, ничего нового, однако не только иностранные студенты университета объявили бойкот и не стали посещать его лекции, но и студенты других учебных заведений, даже и не африканцы, почувствовали себя обиженными. В прессе началось бурное обсуждение поведения профессора, и он был отстранен от преподавательской деятельности, как расист. Именно так.
Неизвестно почему — допущено ли было при этом нарушение законодательства или были предприняты какие-то действия единомышленников профессора, в должности его восстановили. Судя по последнему его появлению в телевизионных новостях в начале сентября — судьба его оставалась незавидной: к нему на лекции студенты так и не ходили, и дискутировать тему иммиграционной преступности теперь вряд ли найдутся желающие.
Но вернемся к русским. Кого только не встретишь в нашей последней «колбасной» эмиграции — профессоров, врачей, инженеров, экономистов, химиков, не говоря уже о представителях таких совсем уж бесполезных здесь наук, вроде гуманитарных. Встречала филолога, кандидата педагогический наук, ныне специалиста по уборке помещений. В этом ее статусе глубокие знания русского языка и литературы — груз совершенно невостребованный, разве что иной раз себя потешит, вспомнив что-нибудь наизусть из классики… И доктора полы здесь моют и бэбиситорами сидят. Но медицинское образование в новой их жизни все-таки находит применение. Моя подруга-доктор убирает и моет в респираторе потому, что отлично знает, как активны и небезопасны химические элементы, содержащиеся в моющих средствах, и как они влияют на носоглотку и легкие.
Не все, конечно, полы моют и чистят унитазы. Бывает, устраиваются вполне сносно. Но это у кого есть, по-русски говоря, связи или и впрямь большие пробивные и иные способности. Ведь кого возьмет на работу нормальный директор русской средней школы — ученого каких-нибудь вьетнамских наук или простого выпускника этой же школы? А ведь редко кому такая истина, как языковый барьер, дома на ум приходит. Все от нее отмахиваются — два месяца в языковой среде, и никаких проблем… Но этот миф необыкновенно меркнет, просто выгорает под австралийским солнцем в этой самой языковой среде. Что, разве наши гастарбайтеры сильны в русском? А ведь в языковой среде поденно работают…
Прошу простить меня, но никаких научных данных о жизнедеятельности русской «колбасной» эмиграции у меня нет, да и в природе их не существует. Есть только личный взгляд и опыт, личные встречи и наблюдения. Я к ним и апеллирую.
Моя знакомая из Киева работала переводчицей в Торговой палате и приехала сюда отнюдь не за колбасой. Этого добра у нее и в Киеве хватало. Приехала девять лет назад, лелея мечту встретить миллионера и выйти за него замуж. И ведь совсем не глупа. Миллионера не встретила, работает в страховой компании: еще в юные годы побеждала на школьных олимпиадах по английскому языку, окончила иняз, получила приличную практику, так что приехала покорять Австралию во всеоружии. Здесь устроилась в офис в течение первого года. Скажу прямо — работа в офисе редкость в эмигрантской «колбасной» среде. Но как была принята на самую маленькую ставку моя переводчица восемь лет назад, так без всякого повышения и сидит. На днях очень расстроилась. В офис взяли молодую работницу, которую моей Тамаре поручили обучать. Но взяли ее, еще не обученную, с большим, чем у Тамары, окладом и на должность повыше. На мой вопрос подруга печально ответила: «Что ты хочешь — у нее английский от зубов отлетает, а я из себя его тяну…»
И если она себя так ощущает, то о себе промолчу.
На жалобы представителей «колбасной» эмиграции о трудностях жизни некоторые из старой её гвардии замечают, что нынче государство вообще с эмигрантами нянчится — и бесплатное медицинское обслуживание, и пособие по безработице, и курсы английского — все для них. А когда они приехали, то «кто как мог, так ушами и хлопал».
Правда в том, что всякому достается горечи чужеземной, когда бы ее люди ни примеряли на себя. Но что, на мой взгляд, немаловажно, — у старой эмиграции была общая судьба, которая ее вместе держала, да и безработицы тогда в стране не было. Слышала много раз истории о том, что уже в день прибытия в Австралию люди и работать начинали — «Не мы за работой бегали, а она за нами». Теперь иначе. Безработица. Официально пять процентов — неофициально, вместе со скрытой безработицей и неполным рабочим днем, притом, что полный составляет только 20 часов в неделю — гораздо больше. И возраст ее заметно «помолодел». В этом году произошли две стычки молодежи с полицией, причины чего связывают с депрессией в молодежной среде. Молодые чувствуют себя брошенными государством на произвол, обижены своей невостребованностью обществом.
Так что в нынешних экономических условиях судьба эмигрантов не может быть безоблачна. Хотя, конечно, она куда легче жизни нелегалов. В любой стране, каков бы уровень жизни в ней ни был зафиксирован международными организациями, их судьба незавидна. Этим не положено ничего — ни работы, ни бесплатного медицинского обслуживания, ни пособия по безработице, ни курсов английского… Только работа по-черному за «кэш» (наличные) и страх, что любой работодатель может сдать тебя полиции, даже только потому, чтобы сэкономить на тебе, не платя заработанного. Иные по четырнадцать лет от властей бегают и все напрасно. На днях депортировали бывшего матроса Валерия Дронова из Владивостока, в первом своем загранплавании сбежал. Спрыгнул с борта уже в последний день стоянки судна. Первые две недели в Канберре в парке в кустах жил, опасаясь чего-то вроде погони.
Дронову сразу крупно не повезло: как раз на днях Шеварднадзе, в ту пору министр иностранных дел СССР, в Австралии побывал и документ подписал, по которому уже не полагалось тех привилегий беглецам из-за «железного занавеса», что ранее существовали — кончился «железный занавес». И прыжок оказался напрасным. Прожил матрос здесь пятнадцать лет без статуса. Денег много миграционным агентам переплатил, да так и не легализовался. А когда заболел и не мог себя содержать, работая «по-черному», сдался властям. После Детеншен центра (Detention Centre — специальная тюрьма для незаконных эмигрантов), в котором провел более года, выслан на родину.
До визита Шеварднадзе беглецам легализоваться было просто. Даже так бывало — приехал в гости, понравилось, подал документы, как беженец — и тут же получал визу постоянного жителя. Позже статусом беженцев не так уж разбрасывались.
А с нынешнего года судьба незаконных эмигрантов в Австралии, которая по требованию ООН согласилась принять за год триста пятьдесят тысяч беженцев из Африки, еще более усложнится. Африканцы переполнили эмиграционную квоту страны, население которой по последней переписи — двадцать миллионов, и нелегалам нужны будут серьезнейшие доказательства того, что, первое — им смертельно опасно возвращаться на Родину; и второе — что они способны внести весомый вклад в экономику Австралии. Ведь бюджет этой благополучной страны трещит по швам, пенсии, эмигрантские пособия, выплаты по безработице съедают доходы. Иначе бы и не поднимался в Парламенте вопрос об увеличении пенсионного возраста австралийцев, который сейчас составляет 65 лет — и для мужчин, и для женщин. Вот и мелькают на экране рекламные кадры веселых и энергичных работающих стариков. Даже специальные рабочие места правительство для них будет организовывать, на что выделены средства из бюджета. Так ли это будет заманчиво на самом деле, как на экране, когда молодежь ходит без работы, сказать не берусь.
В нынешнем, 2006 году, и вовсе был принят новый трудовой закон, фактически аннулировавший все трудовое законодательство, существовавшее до сего года, — а это, ни много ни мало, 80 лет, — которое складывались в тяжелой борьбе наемной рабочей силы и работодателей, через стачки, забастовки, митинги и создание профсоюзов. С принятием этого закона в Австралии наступила новая эра в отношениях между работодателями и наемными работниками. Теперь закон позволяет наемному работнику самостоятельно отстаивать свои права перед работодателем, а тому, также самостоятельно, не оглядываясь ни на какие законы и ограничения, отстаивать перед тем, кого он берет на работу, свои интересы. Если эти двое не смогут договориться, то кто-то из них обязательно гордо сядет на свой велосипед и уедет пытать счастье в другом месте. В жизни нелегала-иммигранта этот закон мало что изменит — он по-прежнему остается «вне закона».
Но есть и еще одна возможность устроить свою жизнь, минуя ступень уборщицы. Возможность эту дает заключение брака. Однако, в этом деле даже и на краю света действуют те же законы, что и в любой другой его части — как кому повезет. Сейчас, когда я пишу свое «исследование», только в одном маленьком городке Воллонгонг неподалеку от Сиднея бедствуют пять русских невест, прибывших в Австралию по «невестинской» визе. (Дается на три месяца по вызову жениха или невесты, но которую можно продлить до полугода. «Невестинской» называется потому, что в большинстве своём австралийцы выписывают себе пару, а не австралийки). Со своими женихами эти невесты познакомились по Интернету и так в счастье были уверены, что все в России распродали как уже ненужное. Теперь вырученные деньги потрачены, а жизнь преподнесла им такую разницу между мечтами и действительностью, что не знают теперь наши невесты, как им быть и у кого помощи просить. Татьяна из Тюмени приехала с дочкой девяти лет в Воллонгонг к жениху — полицейскому на пенсии, но еще работающему. Бьет умело и синяков не оставляет, так что полиции предъявить, как факт истязания, нечего. Да она и боится обращаться в полицию, потому что не хочет депортации. А три месяца визы уже истекают, и нужно срочно выходить замуж… У других волонгонских невест истории другие, а ситуация одна — и женитьба не в радость, и возвращаться некуда. Прямая дорога им только в незаконные эмигранты.
От чего же, скажете вы, немного раздражаясь от написанного, все эти люди тогда там живут, и уезжать не хотят, и оттуда их только силой депортируют?
От многих причин. Одна из которых, на мой взгляд, и есть основная — старость людей здесь не пугает. Сильна уверенность в то, что государство в старости человека не бросит, положенную пенсию выплатит. Другая, тоже очень весомая и распространенная, — некуда и не с чем возвращаться. Ведь если в благополучной стране начинать жизнь с нуля тяжело, то в нашей совсем невмоготу. Да еще и «завтраками» себя тешат, пока жизнь идет. Правда, вот кому, может быть, хорошо в эмигрантах, так это пенсионерам. Приехал, два года перекантовался в поденщиках, и тебе пособие. До выплаты пенсии надо прожить еще десять лет, но если не шиковать, хватает. Экономят даже на поездку в гости в Россию. Но экономия все же возможна только при условии бесплатного жилья — у детей или родственников либо в «хаузен коммишен» (государственное жилье, плата за которое гораздо ниже рыночной). И если вы к цветам и попугаям Австралии прибавите то, что на экране телевизора и в цветных толстых газетах, подбрасываемых бесплатно к порогу дома, наши пенсионеры видят только картинки чужой жизни, разобраться в которых им не позволяет английский, то и впрямь они могут себя чувствовать замечательно. Встретила на днях в больничной очереди бравого такого старичка, вижу — наш. Думаю, дай проверю, русский или кажется… Русский. Приехал недавно, и сразу мне, при первых же фразах, просто взахлёб, признается, что он и в Бога поверил только из-за того, что сюда приехал, потому что «это такая страна, такая страна!..»
Даже слов, чтобы описать свою удачу, не находит. Спросила поконкретнее, что он знает о ней, о стране. Да ничего, но — полиции не боится, вежливая, документы все быстро в учреждениях готовят без всяких взяток, если тебе что-то законом положено — опять же получишь… И добавил в азарте, будто последний козырь бросил: «Раньше я на пенсию один банан мог позволить себе купить, а здесь — хоть каждый день"…
Посмеялась бы над стариком, да не до смеха. И надо-то нам всего: чтобы законы работали, чтобы полиция была вежливая, и чтобы старость спокойная. Да и по банану или куску колбасы тоже чтобы в старости обязательно было. И уважения, уважения к своей собственной стране нам тоже надо. Это куда лучше, куда важнее, куда необходимее любой иной необходимости. Это, если хотите, вопрос, в котором заключено все наше личное, все кровное наше — будущее России.
…Спрашивают иногда, из-за английского, конечно: откуда?
— Из России.
— О! Russia ! А как там Путин? Хорошо?
— Да, Путин-то, хорошо, дай Бог ему здоровья ходорковских пересадить. А вы были в России?
— О, нет! Это так далеко! Билет дорог, да и мафия у вас…
Но на днях, ну, просто как яичко ко Христову дню, чтобы подытожить мои ненаучные размышления, встретился бизнесмен, который уже пять раз ездил в Россию. Фирма, в которой он работает, хочет у нас тракторы покупать, совершенствовать их, кондиционеры устанавливать, удобные сиденья и продавать.
— О! — тут уже я обрадовалась. — И как вам Россия? Что в ней вам понравилось, а что нет?
— Понравились люди. Не понравились туалеты.
Австралийцы люди лаконичные.
Но если про туалеты — верно, то и про людей тоже. Даже чужаку стало понятно, какое это богатство, которое никто не ценит, да и цены которому нет.
Для чего, скажите вы мне, вся эта австралийская мозаика? Хотелось бы ответить — для того, чтобы после «колбасной» и «невестинской» эмиграций никакой иной из России больше не появилось… Но государственные катастрофы, увы, не в нашей власти, в правительственной. И я лишь тихо надеюсь — вдруг кто-нибудь прочтет да не поддастся искушению бросить Родину, чтобы увеличить собой число русской эмиграции, которая и так довольно многочисленна. И еще думаю, а чтобы было, если бы вообще никто не уезжал? Разве только посмотреть на край света и вернуться.
Елена Пустовойтова, (Австралия, Сидней)
http://www.voskres.ru/articles/pustovoitova.htm
