Владыка Антоний своим авторитетом смягчал нестроения

Евгений ТУГАРИНОВ

— Нет. Начиная с 1998 года я периодически приезжал в Лондон поработать с хором на несколько недель. Дело в том, что в 90-е годы в Россию часто приезжал протоиерей Михаил Фортунато, бывший регентом архиерейского хора 40 лет. А я в те годы параллельно с работой в консерватории преподавал на регентском факультете Свято-Тихоновского института. Во время его приездов мы много общались, и отец Михаил пригласил меня в Лондон. Он по возрасту и состоянию здоровья собирался на пенсию и искал замену. В 1998 году я впервые приехал в Лондон и на следующий день познакомился с митрополитом Антонием. Увидел я его еще во время службы — там низкая алтарная перегородка, а клирос находится на приличном расстоянии от алтаря. И вот я увидел в алтаре белый клобук. Меня охватило такое волнение, потекли слезы! После службы отец Михаил сказал, что владыка хочет со мной поговорить (значит, он знал заранее о моем приезде). У меня все внутри затрепетало. Владыка Антоний вышел из алтаря, поговорил с некоторыми прихожанами, а потом подошел ко мне, положил мне руки на плечи и сказал: «Мы вас очень-очень благодарим за ваш приезд». У меня ноги подкосились, я еле выдержал его взгляд, полный любви. Через час мне пришлось работать с хором, но я так переживал встречу с владыкой, что сорвал репетицию…

В 2001 году мне предложили приехать на 5 лет. Владыка сразу сказал, что мы в Церкви, поэтому не будет никаких письменных контрактов, а просто поверим друг другу на слово. «Я даю вам слово, что мы вас будем пять лет терпеть, но и вы обещайте, что будете терпеть нас, не уедете раньше». Сначала я был помощником отца Михаила, учился у него всем приемам регентской работы, знанию службы в местном варианте. Постепенно руководство хором переходило ко мне. И уже за год-полтора до его окончательного выхода на пенсию и отъезда во Францию в 2005 году я являлся основным регентом собора.

— Имеет ли церковная жизнь в Англии свою специфику, отличную от российской?

— Конечно. Как регент начну с хора и церковного пения. Во-первых, там поют на двух языках. Когда в начале 60-х годов отец Михаил приехал туда из Парижа, регентом хора был его тесть Михаил Феокритов — брат скончавшегося в 1950 году настоятеля собора, отца Владимира Феокритова. При отце Владимире приход был немногочислен, в основном состоял из русских эмигрантов первой и второй волны, и хор пел только по-славянски. А при владыке Антонии (благодаря его проповедям) приход пополнился и англичанами. Некоторые из них попросились в хор. Естественно, отец Михаил начал постепенно вводить и пение по-английски. Отсюда одно из главных отличий — в России, как правило, поют быстро, в Англии медленно. Во-первых, русским трудно петь по-английски, англичанам — по-славянски. Во-вторых (и это, пожалуй, во-первых) английский в принципе медленный язык. Например, «Богородице, Дево, радуйся» певчие-англичане знают наизусть и могут по-славянски спеть достаточно быстро. Но по-английски так же быстро не споешь — язык не ложится. Все уже привыкли петь медленно. Наверное, это неплохо — есть возможность сосредоточиться, осмыслить те же стихиры.

И еще важное отличие — певчие не получают денег и приходят, когда могут, когда свободны от работы. В результате количество людей на клиросе на каждой службе меняется: сегодня 10 человек, завтра 30, послезавтра 5. В субботу на всенощной на клиросе человек 10−15, на воскресной литургии — 30−40, на Пасху — до 60 доходило. Но в будни Великого поста певчих очень мало. На литургии Преждеосвященных Даров — 2−3 человека — англичане (пенсионеры или неработающие). Вообще некоторые певчие начали петь в соборном хоре еще до отца Михаила. И даже на Страстной… В этом году службу Великой Субботы я начал один. Потом прибежала уставщица, затем еще одна. Закончили мы службу вшестером. А у нас нет читающих алтарников — все, кроме Евангелия, читают певчие. На длинной службе Великой Субботы с чтением паремий шесть человек — крайне мало.

— А приход большой?

— Довольно большой. Постоянных прихожан, думаю, человек 200−250. А на Пасху храм полный — около трех тысяч. А на улице, по-моему, стоит еще больше.

— По-разному ли представляют себе церковную жизнь англичане и русские эмигранты?

— Эмигрантов первой волны я не застал, а застал их уже пожилых детей. Сегодня русские прихожане — не эмигранты, а люди, приехавшие на работу, учебу, вышедшие замуж. Они воспринимают церковную жизнь так же, как мы с вами. Здесь же они сталкиваются с местными особенностями не только пения. Например, в конце литургии не поют многолетие Патриарху. Я спрашивал, почему, мне ответили — у нас так сложилось. Для верующего, приехавшего из России, Украины, Прибалтики, непоминание в конце каждой службы предстоятеля Церкви и правящего архиерея странно. Tакже там сложилось странное отношение к требам: сокращаются панихиды, почти не служатся молебны. Некоторых это коробило.

— Но и в России относятся к молебнам и литиям после литургии по-разному. Например, архимандрит Таврион (Батозский) что это ни к чему — в Чаше заключена вся полнота.

— Вот и владыка и отец Михаил говорили мне примерно то же самое: зачем молебен, зачем панихида, мы уже всех поминали на проскомидии. Но у нас в России сложилось так. Пусть эта традиция свидетельствует о нашей недостаточной воцерковленности, но люди-то приехали со своими привычками и представлениями… С этим в приходе старались считаться, но не всегда получалось. По большому счету, именно разные представления привели к сегодняшнему конфликту.

— То есть он назревал постепенно?

— Мне трудно об этом судить — я человек со стороны. Но какие-то вещи не могли не броситься в глаза. В 1998 и в 1999 году — в первые два свои приезда — я попадал на встречу владыки Антония с русскоговорящими прихожанами, и оба раза он говорил примерно следующее: я старый больной человек, но пока я жив, мы будем в Московской Патриархии. Не просто же так он это говорил! По моим субъективным впечатлениям при достаточно активной приходской жизни (после каждой литургии проводились беседы и с англоговорящими, и с русскоговорящими прихожанами, устраивались паломнические поездки) не было единства в приходе. Но владыка Антоний своим авторитетом смягчал нестроения, умел направить энергию людей в другое, мирное русло. После его смерти настоятелем стал отец Михаил Фортунато. Может быть, это грубо звучит, но, на мой взгляд, англичане не доверяли ему, потому что он русский, русские — потому что он англизировался (они так считали). Через несколько месяцев он перенес сердечный удар, потом — несколько операций. Настоятелем стал протоиерей Иоанн Ли — американец, который очень любит церковнославянский язык и предпочитает служить на нем. Он пытается справляться с ситуацией, во многом ему это удается, но… взрыв произошел.

— А какие настроения преобладают в приходе?

— Разные. Как вы знаете, через неделю после заявления владыки Василия о желании перейти в Константинопольский Патриархат в Лондон приехал епископ Корсунский Иннокентий, назначенный исполняющим обязанности настоятеля, и сообщил, что владыка Василий выведен за штат. Большинство членов приходского совета не явились на собрание, то есть выразили недоверие владыке Иннокентию и, соответственно, поддержали владыку Василия. В июле проходили выборы в новый приходской совет. Часть священников приняла сторону владыки Василия, часть — нет. В провинции православные вообще плохо представляли, что происходит в Лондоне — их это мало касалось. В хоре тoже напряженная атмосфера. Часть старых певчих во главе с бывшей помощницей отца Михаила, а сейчас и моей помощницей, уставщицей являются сторонниками бывшего епископа Василия. Пока нам удается быть вместе, а что будет дальше, не знаю.

— Вы намерены продолжать работу в Лондоне?

— Трудно сказать — это не только от меня зависит. С одной стороны, пять лет, которые владыка Антоний обещал меня терпеть, истекают в октябре. С другой стороны, мне казалось, что именно сейчас, в ситуации раскола, я не имею права уйти. Кроме того, два-три года… За такой срок мало что можно успеть, хотя у нас появился детский хор, поющий на службах, Лондонский Русский хор, мужской хор. Мы спели литургию диакона Сергия Трубачева, но это не понравилось отдельным прихожанам, привыкшим к смешанному хору. Настоятелю, отцу Иоанну, понравилось (он сказал, что это напоминает ему российское монашеское пение), а многим прихожанам, привыкшим к смешанному хору, нет. Пришлось прекратить. Правда, последние две службы перед отпуском на клирос не пришло ни одной женщины, так что хор был вынужденно мужской. Но идею мужского хора в соборе не приняли. Многое из задуманного пока не удалось осуществить, но об этих пяти годах я не жалею — именно здесь, в Лондонском соборе, я стал регентом.

Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ

http://www.nsad.ru/index.php?issue=13§ion=10 009&article=474&print=1