 |
| Русский дом | Александр Бобров | 16.08.2006 |
 |
| Алексей Алексеевич Брусилов |
Потом, проехав вместе с простым народом по местечкам и сёлам Закарпатья и Западной Украины, многое повидав и осмыслив, я понял, что призыв этот — крик о помощи небесам — не случайно родился: Украина не просто разделена (об этом не раз писал «Русский Дом», освещая раскол церквей и борьбу на украинских выборах), она искусственно и бездарно расколота без исторической и политической логики, бессмысленно и безнадёжно. Вот яркий выборный пример.
В западно-украинском Луцке около 70% голосов получила Юлия Тимошенко без всяких разумных оснований. В этом городе существовала одна из немногих на Украине свободных экономических зон — Тимошенко её закрыла в недолгую бытность свою премьером. Сейчас в Луцке осталось одно единственное работающее предприятие — автобусный завод, от которого, собственно, и зависит вся жизнь горожан, но принадлежит он… Петру Порошенко, самому ярому противнику Юлии Владимировны и в политике, и в бизнесе. Однако население, не понимая и абсолютно не принимая во внимание эти обстоятельства, в едином порыве самозабвенно голосует за Тимошенко, уповая на чудо, на то, что Юля — спасёт, потому что она — идеал успешной украинской женщины, вторая Леся Украинка, правда, без капли украинской крови. Закинь её судьба и бизнес в Россию, — она бы и тут выиграла выборы, рассказав столько о патриотизме и державности, что вся «Родина» бы померкла.
Кстати, во многих исторических документах и на некоторых военных картах Брусиловский прорыв назван Луцким прорывом. Но я побывал на Тернопольщине, там, где наступал мой отец с самого начала легендарного Брусиловского прорыва.
В советской историографии опыт Первой мировой войны был освещён недостаточно, а многие её военачальники и даже герои до сих пор остаются безвестными. При однобокой демократии и словесной свободе война, приведшая к поражению Германии и гибели империи Романовых, по-прежнему остается во многом неизвестной, непривлекательной. Такое впечатление, что её трагический и героический опыт в современной идеологической борьбе и осмыслении истории — тоже не востребован. Это тем более странно, что во время Первой мировой войны солдаты и офицеры российской армии проявляли массовый героизм в битвах. Царское правительство высоко оценило ратный труд рядовых соотечественников, наградив только Георгиевским крестом 4-й степени более миллиона человек.
Например, крупнейший советский полководец Георгий Константинович Жуков тоже участвовал в Первой мировой войне, правда недолго. В одном из первых боёв он пленил вражеского офицера, за что получил орден Святого Георгия 4-й степени, и вскоре был тяжело ранен. Война для него закончилась, но дело служения Великой державе только начиналось.
Лично я весьма поздно с горечью понял, что отец — подпоручик Кобринского полка, раненный в Карпатах и награжденный орденом Анны и шашкой с лентой «За храбрость», никогда этим вслух не гордился и даже не рассказывал мне, подростку, о своих сражениях (ну, разве байки какие-нибудь): то ли они казались ему незначительными по сравнению с героической гибелью старшего сына — Героя Советского Союза Николая Боброва, то ли он понимал, что лучше об этом не распространяться, не подставлять младшего сына. Лишь после его смерти я нашёл в бумагах пожелтевший «Послужной список» с перечнем боёв на Тернопольщине и в Карпатах: «Участвовал в боях в составе 171 пехотного Кобринского полка на р. Барышке — июня 21 и 22; на р. Коропец — с июля 15 по 19; у хребта Магура в Карпатах с августа 6 по 10; на перевалах Карпат с августа 11 по сентябрь. В бою 1 сентября 1916 года у высоты 1724 (в Карпатах) ранен. Широкая рваная рана правой стороны шеи, сильные ранения правого плеча и правого предплечья, правой ушной раковины и части спины».
Осколки разрывного снаряда вошли через спину в лёгкое и темнели на рентгеновских снимках. Ну, а на батины глубокие шрамы я всегда смотрел в бане и на селигерской рыбалке со смешанным чувством ужаса и восторга. Первая запись в послужном списке — сражение в районе Поповой могилы — мая 27 (9 июня по новому стилю) — на пятый день начала грандиозной операции. Впервые о ней я услышал, конечно, от отца, а потом читал многие книги и материалы — от воспоминаний самого Брусилова до эпопеи Сергеева-Ценского «Преображение России».
Этот победоносный прорыв с продвижением вглубь вражеской обороны до 150 километров начался в июне 1916 года. К осени противнику был нанесён огромный урон: до 1,5 миллиона убитых, раненых, но и русские потеряли до 500 тысяч воинов. Бои на реках Барышка и Коропец шли в разгар лета. Местечко Монастержиска (так это звучало по-польски) несколько раз переходило из рук в руки. Местный учитель истории Пётр Козуцкий написал краеведческий очерк о родных краях. Его дед воевал на стороне Австро-Венгрии, которая владела городом до распада империи. На местном кладбище, где покоятся воины обеих враждующих армий, Пётр Иосифович показал на другой берег притока Добровитки: «Вот видите склон со следами заросших траншей. Там зарылись в землю русские, а здесь, где мы стоим, поливала их огнём австрийская батарея. Вон над тем меловым обрывом и взяли в плен моего деда, причём, полонили его тоже украинцы, но воевавшие за Российскую империю. Мы всегда находились между двумя империями, как меж двух жерновов… Да и потом легче не стало: 16 июля 1919 года Монастырска была захвачена поляками на долгих двадцать лет, за исключением августа-сентября 1920 года, когда Красная армия восстановила Советскую власть. Вскоре после освобождения был создан ревком, который организовал сбор урожая с панских полей. Но 18 сентября 1920 года город снова оккупировали поляки. Ну, а дальше — сами прочитаете».
Скупые факты — впечатляют. В послевоенный период медицинского облуживания в городке почти не было: практиковали три частных лекаря и две акушерки. Началось наступление на украинское образование. На месте австрийского Школьного Совета появилась во Львове Школьная Курия. В 1932 году была проведена реформа, по которой вводилось обязательное семилетнее образование. В Монастырске заработали две семилетки — мужская и женская, но преподавание в них велось только на польском языке. В местечке работало три библиотечки с мизерным количеством книг, но две из них — польская и еврейская — были платными. Газет и книг на украинском — не издавалось. В 1938 году был разрушен Народный Дом, разгромлена читальня «Просвета». Украинская культура и язык оказались в загоне.
А что в это время происходило, к слову, на Левобережной советской Украине? 30 октября 1937 года секретарям ЦК ВКП (б) — т.т. Сталину, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Ежову поступает докладная от Мехлиса: «О русских газетах на Украине». Текст гласит: «Ни в одной союзной и автономной республике русская печать не находится в таком захудалом состоянии, как на Украине… В Киеве издаются газеты на немецком, польском, еврейском, болгарском языках. Нет только ни одной газеты на русском языке, если не считать русского издания армейской газеты „Червона армия“. Спрашивается: неужели Украина нуждается больше в немецкой газете, чем в русской?».
Сегодня, к слову, в областях Западной Украины снова не выходит ни одной газеты на русском языке….
Дальше след боевых действий отца в Карпатах — затерялся. Оказалось, что хребтов и гор Магура — несколько: так зовут здесь любую лесистую гору. И где точно был ранен отец — я так и не отыскал. Обращение в Государственный музей истории Украины — ничего не дало. Главный хранитель Ольга Федотова объяснила мне, что у них особые задачи, и следы Брусиловского прорыва могут быть обнаружены лишь косвенно — через события построения независимой Украины.
За нынешним Ивано-Франковском (Станиславом) наступление к сентябрю застопорилось. Где-то между Калушем и Сколе захлебнулось наступление 7-й армии: жертвы стали казаться напрасными: «Эти потери были тем более чувствительны, чем слабее было сознание в необходимости их для России… В народных массах доверие к правительству и вера в союзников были окончательно подорваны» (Н.Н. Головин, генерал-лейтенант, начальник штаба 7-й армии). А ведь развитие успеха Юго-Западного фронта другими русскими фронтами, всеми фронтами Антанты могло бы создать условия для окончания войны против Германии и её союзников уже в 1916 году. К глубокому сожалению, этого не произошло, командующие других фронтов не поддержали наступление, по существу, предали Брусилова, оставили австрийцам и немцам простор для маневра войск. Взяли верх ограниченность мышления, консерватизм, зависть к чужим успехам и другие пороки членов Ставки и высшего командования.
А какой был подъём! «Все это время я получал сотни поздравительных и благодарственных телеграмм от самых разнообразных кругов русских людей. Всё всколыхнулось — крестьяне, рабочие, аристократия, интеллигенция, учащаяся молодёжь, — всё бесконечной телеграфной лентой, и что сердца их бьются заодно с моей дорогой, окровавленной во имя Родины, но победоносной армией… Это были лучшие дни моей жизни, ибо я жил одной общей радостью со всей Россией», — писал Брусилов.
Увы, победоносное счастье было недолгим. И отец мой был ранен 1 (13 сентября) уже на излёте Брусиловского прорыва, в одном из последних атакующих бросков на Запад. Горький, славный и поучительный опыт.
