 |
| Православие и современность | Евгений Кустовский | 11.08.2006 |
С руководителем курсов, регентом московского храма Трех Святителей на Кулишках Евгением Сергеевичем Кустовским мы говорим о том, чему не учат в консерватории, о молящемся клиросе и поющем приходе — в общем, о его личном живом опыте многолетнего регентского служения.
 |
| Во время Божественной литургии в храме в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» г. Саратова. Фото Льва Вылегжанина |
Именно в этом направлении наиболее часто возникают кризисные ситуации, когда богослужение «рассыпается» из-за того, что хор чувствует себя неким автономным объединением — автономным от службы, мыслит свое пение на клиросе как некую специфическую разновидность концертной деятельности. Для таких хоров важными, наиболее выигрышными становятся так называемые «неизменяемые» песнопения (есть такой термин в богослужении), и поющие почти совсем не обращают внимания на песнопения изменяемые — те, которые присутствуют только в службе этого дня, праздника. Служба с таким хором превращается в «концерт неизменяемых песнопений».
Мы занимаем совершенно противоположную позицию и считаем, что именно изменяемые песнопения определяют лицо службы, ее содержание, и даем нашим ученикам те приемы, которыми они должны пользоваться для того, чтобы наиболее понятно и ярко донести до молящихся ее значение. Изменяемые песнопения надо исполнять языком так называемого обихода — языком гласов. Но вот грамотно, культурно, с соблюдением всех норм исполнить обиход могут очень немногие.
В наше время это слово многие регенты почему-то не уважают: «Ну, подумаешь, обиход"… Обиход — это не «подумаешь»! Великие композиторы и регенты конца XIX — начала XX века огромное значение уделяли прочтению обихода. Культура обихода действительно может придать службе совершенно неожиданный ракурс по сравнению с концертной.
Практика наших недельных курсов как раз и посвящена освоению обихода, и мы были просто ошарашены тем, насколько востребованы наши наработки. Курсы уже проходили в Новгороде, в Серпухове, в старинном швейцарском городе Цюрихе — для регентов православных храмов Европы. Святейший Патриарх узнал об этих курсах (он сам был в Цюрихе как раз в то время) и благословил проводить европейские регентские семинары ежегодно: в этом году у нас тоже намечена поездка в Дортмунд. Это будет одно из первых совместных мероприятий Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви Заграницей.
— В Саратове есть регентская школа. Но практически все регенты, которых я знаю, — это выпускники светских музыкальных учебных заведений: музыканты-профессионалы, которым приходится на практике осваивать азы и особенности регентского дела.
— Во время работы курсов мы получаем наибольший отклик именно от таких слушателей, потому что ни в одном музыкальном учебном заведении России не учат управлению церковным хором, специфике церковного обихода. Только что мы говорили об этом с преподавателем Саратовской консерватории, регентом Архиерейского хора А.Г. Занориным — именно он и как преподаватель, и как регент способен наиболее полно оценить это неустройство.
Поэтому, когда мы приезжаем и занимаемся со студентами и выпускниками консерватории — это очень эффективно. Мы говорим с ними на профессиональном языке, им понятном, о том, что они недополучили, то есть бьем в самую «болевую точку». Мы занимаемся в течение недели по восемь часов в день, видим, что они шатаются, едва не падают от усталости, но, тем не менее, аппетит на наши занятия у них не ослабевает, а даже возрастает! Сложилась такая ситуация, что мы должны провести архиерейскую литургию на два клироса, как итог наших занятий в Саратове, но пространство храма «Утоли моя печали» позволяет вместить на клиросе не более чем 30 человек, а у нас 60 участников. Но даже те, кто не смог войти в эту тридцатку, все-таки присутствовали на занятиях, все до одного, и тихо и спокойно все записывали, примеряя на себя все, что делали «активные» участники занятий.
— Обычно людей с высшим музыкальным образованием привлекает красота церковной музыки, ее сложность в профессиональном отношении. Встречались ли Вам неверующие регенты?
— К сожалению, встречались. Дело даже не в том, что они не получили надлежащего образования, а в том, что успели, к сожалению, впитать в себя ту долю «профессионального цинизма», который иногда присутствует в кругу так называемого «наемнического» клироса. В Москве это очень распространенное явление, когда певчий рассматривает свое клиросное служение прежде всего как заработок. Такой никогда не будет работать в том храме, где мало платят, никогда не поедет куда-то выручить священника, если ему не заплатят так, как он себя оценивает.
Но, слава Богу, все-таки слова «профессиональный музыкант» и «наемник» — не синонимы. И на курсах мы наглядным примером доказываем то, что пение на клиросе — это прежде всего служение, это та высшая честь, которой, по словам святителя Игнатия (Брянчанинова), может быть удостоен мирянин: сослужение, соучастие в богослужении.
— Работа на клиросе, воцерковление — как это было связано в Вашей жизни?
— К счастью, мое воцерковление произошло раньше, чем я пришел на клирос. Я говорю «к счастью» потому, что невоцерковленный человек на клиросе — это неправильно. Мой духовник, он же сейчас духовник наших курсов — протоиерей Владислав Свешников, доктор богословия — он очень много дал мне для того, чтобы я, светский музыкант, стал понимать богослужение. Затем уже я пришел на клирос, через год стал регентом. А еще через десять лет начал обучать своих знакомых певчих тому, что уже наработал. Все началось с того, что меня попросили рассказать: что я знаю такого, чего не знают они, почему я регент, а они нет. И тогда я начал проводить занятия сначала со знакомыми, потом с полузнакомыми, а потом вообще с незнакомыми людьми, и в течение семи лет мои курсы были такой вот домашней «тусней».
— А что значит «духовник курсов»?
— После того как мой духовник отец Владислав получил храм в Москве (до этого он служил не в Москве и даже не в Московской области), первое, что он сделал, — благословил меня продолжать эти курсы уже как серьезное дело при храме Трех Святителей. И с тех пор уже 12 лет Московские Православные регентские курсы работают при Трехсвятительском храме, а протоиерей Владислав Свешников как настоятель храма возглавляет эти курсы, ведет там богословские предметы, является их духовным опекуном.
— В хоре храма во имя Трех Святителей кто главный — регент или все-таки настоятель?
— Это тонкий вопрос. Если к отцу Владиславу кто-нибудь обращается насчет клироса, по любому вопросу, он говорит так: «Я благословляю все, что благословляет Евге ний Сергеевич». Для меня это очень большая ответственность. Потому что к моему клиросному послушанию он относится с большим уважением, никогда ничего не говорит в приказном порядке, а только в виде такого робкого пожелания… И, зная это, любое такое робкое пожелание я воспринимаю как обязательное к исполнению распоряжение. Отец Владислав никогда не вмешивается в мою работу на технологическом уровне, а я стараюсь, чтобы она была ему понятна, близка и доступна. Я никогда не злоупотребляю тем доверием, которое, как я знаю, ко мне проявляет отец Владислав.
У Лермонтова есть замечательная характеристика: «Слуга царю, отец солдатам…». Вот примерно такое положение я и стараюсь занимать на клиросе. Тем более что у нас в храме имеют право нести клиросное послушание только члены нашей общины, которые живут духовной жизнью, исповедуются, причащаются. У нас в принципе невозможна ситуация, чтобы в нашем храме пел человек посторонний или равнодушный к богослужению.
— Насколько я знаю, в Вашем храме поют все.
— Да, и это как раз один из самых интересных, но и трудных вопросов. К примеру, на регентском съезде в городе Троицке мой доклад «Воспитание поющего прихода» занял около четырех часов, включая сам доклад и обсуждение его, потому что резонанс был огромный. Я не просто думал об этом — я делился своим опытом: у меня прихожане поют половину службы. Но необходима некоторая сумма технологий, позволяющая вводить такое общенародное пение в храме.
Во-первых, либо сам регент, либо кто-то из священнослужителей должен взять на себя функции музыкального лидера, потому что управление клиросом — это одно, а управление пением прихожан — другое. Я занимался и занимаюсь и тем и другим, но никогда это для себя не смешиваю.
Во-вторых, пение, активное участие прихожан в службах возможно только тогда, когда они понимают язык богослужения, а у нас по ряду причин его не всегда понимают даже клирошане. Расскажу об одной только, но яркой детали. У нас в Трехсвятительском храме есть аналой клиросный и есть два аналоя низеньких, широких, пологих — для прихожан, куда мы кладем точно такие же книги, как и те, по которым поют певчие. И у нас уже есть прихожане, которые просят, даже требуют, чтобы на службе у них обязательно было чинопоследование всенощного бдения и литургии, да еще и текст того праздника, который вписывается в это чинопоследование. Они сами листают, читают, посильно участвуют в службе тем, что хотя бы внутренне, но подпевают. Главное — они воспринимают очередность службы.
Я помню, как еще лет семь назад один молодой человек, прихожанин нашего храма, впервые встал за такой приходской аналой и начал пальцами водить по строчкам, что-то разбирать. А потом задавать вопросы — почему так, почему эдак… Сейчас он — преподаватель Свято-Тихоновского богословского университета.
— Как же на практике выглядит «поющий приход»?
— Слова неизменяемых песнопений многие прихожане, регулярно посещающие храм, знают просто наизусть и могут подпевать, если на это есть благословение священника и если я могу управить этот «народный хор». Кстати, на нашем семинаре я раскрывал некоторые секреты, ведь одно и то же песнопение можно так начать, что его будут подпевать все, даже не понимая, почему вдруг всем этого захотелось. А можно начать так, что никто подпевать не будет, хотя и песнопение знакомое. Но это уже такие тонкости профессиональные.
Прихожане сами не поют — они «подпевалы» по определению, и их обязательно надо оставить в «режиме подпевания», чтобы они были ведОмыми: ведущий — клирос, они — ведОмые. Это соотношение необходимо. Бывают, конечно, такие отдельные экземпляры, которым лишь бы себя проявить, и они орут даже то, что впервые слышат… С такими разговор короткий — стой, молись! Но это исключение из общего правила. А в общем, подпевающий приход — вполне мирный акустический организм.
Через прихожан и только через прихожан мы решили, например, стоящую повсеместно проблему запричастного концерта. Современная практика, примерно за последние десять лет, внесла в литургию разрушительный неуставной элемент — паузу. После причастия духовенства и до причастия мирян церковный Устав не делает никакой паузы, а практика делает, и иногда очень большую. В это время во многих храмах исповедуют тех, кто опоздал на литургию, и по всей России, как правило, в это время хор исполняет концерт. Он может быть красивым, некрасивым, духовным, бездуховным — но это все равно концерт! Мы долго думали над этим, и в нашем храме нашли выход такой: «концерт» у нас поют сами прихожане. Вот как только хор спел причастен, он поет первые слова из стихов Симеона Метафраста, всегда одним и тем же напевом: «Хотя ясти, человече, Тело Владычне, страхом приступи, да не опалишися: огнь бо есть…». И все это подхватывают прихожане, а я ими руковожу. Потом рефреном — тропарь 6 гласа: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя прими…». И все медленно, спокойно поют до тех пор, пока не откроются Царские Врата.
При этом прихожане не расхолаживаются. У них нет желания во время паузы или концерта пообщаться, как в клубе. Народ поет и настраивается на причастие. А то, что он поет сам, не позволяет сосредотачиваться на том, как поет — красиво или некрасиво: исчезает оценочный фактор. Это наш выход. Мы его нашли. Понравится — перенимайте опыт. Не понравится — ищите свой.
Вообще, у нас община в храме, у нас нет «захожан». К нам трудно зайти «просто так», потому что от любого транспортного средства до нашего храма надо пройти еще три храма. Мы находимся в самой гуще москворецких храмов, это историческая часть Москвы. Поэтому на службе — все свои. Я иногда позволяю себе играть с нашими прихожанами. Например, пасхальная служба или Троица, поется вечерня в этот же день. Возглашают: «Кто Бог велий, яко Бог наш…». С моей подачи прихожане поют: «Ты еси Бог творяй чудеса…». Потом на клиросе: «Творяй, творяй, творяй чудеса»!
— В общем, проявилась очень важная вещь — чтобы слаженное общенародное пение было возможно, должна сложиться община.
— Это можно назвать любым словом. Главное — чтобы рядом были люди, друг другу близкие: знакомые, друзья, родные. Даже человек, который попал в эту атмосферу извне, неизбежно в ней растворится — просто воспримет общий дух.
— При таком подходе, когда хор полностью воцерковлен, остается ли еще проблема так называемых клиросных искушений?
— Огромная! Их количество не уменьшается — увеличивается, просто они приобретают б? ольшую сложность и тонкость. Потому что, знаете, при близких отношениях духовных иногда часто так бывает, что эти духовные отношения активизируют отношения душевные, а вслед за душевными и страстные. Мы ведь, клирошане, народ не менее грешный, чем все остальные. Особенно девушки этими искушениями страдают. Бывают такие декоративные молитвенницы… Мы их называем «суперплаточек». Очи потупила, а на самом деле себя со стороны рассматривает, собой любуется. Очень часто такое бывает.
— Главное оружие регента в борьбе с клиросными искушениями?
— Только одно знаю — начинать с себя. Любое нездоровье на клиросе прежде всего начинается с тебя самого. А лидерские свойства регента — совсем не те, которые кажутся таковыми на первый взгляд: не умение метко бросаться камертоном или рвать ноты, говорить зловредным голосом, «размазывая по стенке». Настоящий лидер простит и отнесется снисходительно, с добротой и улыбкой к тому, что неопытного лидера только разозлит. Он найдет неагрессивные формы воздействия. Это и есть показатель настоящего лидера, зрелого. Знаете, даже выгнать с клироса можно спокойно, с любовью. Можно и орать, но орать с улыбкой: когда крик — как акустическое подхлестывание, без злобы, с какой-нибудь шуткой. Иногда необходима порция адреналина, когда силы уже на пределе, но необходимо еще что-то сделать. Мне, кстати, очень помогло то, что я когда-то был фольклористом, даже занимался балаганом: осталось умение сымпровизировать, умение быстро ввести всех в смеховую культуру, чтобы потом так же б ыстро и вывести — для встряски.
В общем, у нас трудная работа — и в то же время очень благодарная.
От редакции
Евгений Сергеевич Кустовский — регент московского храма во имя Трех Святителей Вселенских Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. Окончил Московское хоровое училище имени Свешникова, дирижерско-хоровой факультет консерватории, аспирантуру института им. Гнесиных. С 1996 года руководит созданными им же при храме Московскими православными регентскими курсами (МПРК).
МПРК известны своей активной издательско-просветительской деятельностью. Е.С. Кустовский — редактор и составитель многочисленных богослужебных сборников. На интернет-сайте МПРК www.kliros.org находится богатое нотное собрание обиходных песнопений, а в интернет-сообществе «Клирос» общаются православные регенты практически со всего мира.
Наталья Горенок
http://www.eparhia-saratov.ru/cgi-bin/print.cgi/txts/journal/articles/01church/163.html
