Жизнеописание схиигумена Серафима (Толстошеева)

Автор книги — О.В.Букова, секретарь покойного ныне митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова) и нижегородский краевед- много лет занималась исследованием различных государственных и монастырских архивных документов по истории монастырей Нижегородской епархии. Целый ряд этих святых обителей тесно связаны с прп. Серафимом Саровским и многим обязаны дивному подвижнику. Вначале исследователь считала излишним подобное исследование документов, связанных с Серафимо-Дивеевским монастырем, о котором уже было издано множество литературы. Однако Владыка Николай благословил и настоял на знакомстве с документами и этой прославленной обители.

В результате исследований О.В.Букова обнаружила очевидные факты, прямо опровергающие ряд мнений и характеристик «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», составленной свящ. Леонидом Чичаговым — будущим священномучеником Серафимом. При сопоставлении дат и фактов, выяснилось, что только что принявший священный сан о. Леонид в действительности работал над «Летописью» очень недолго и рассмотрел лишь малую толику свидетельств и документов. Представленный в «Летописи» разорителем заветов прп. Серафима и притеснителем сестер Дивеевского монастыря иеромонах Иоасаф (Иван Тихонович Толстошеев, в схиме — Серафим, +1884), по другим свидетельствам оказывается преданным учеником старца, истинным опекуном Дивеевской обители, одним из первых и наиболее глубоким жизнеописателем преподобного, многократно переиздававшим его житие. Отец Иоасаф стал основателем Серафимо-Понетаевского женского монастыря, прославившегося чудотворной иконой Знамения Божий Матери, строителем, возобновителем, духовником ряда монастырей.

О.В.Букова — не единственный исследователь, пришедший к таким выводам. Нижегородские краеведы и участники Всероссийских конференций, посвященных прп. Серафиму, давно обратили внимание на историческую неполноту и односторонность «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря». Верим, что настало время узнать события истории и характер участвовавших в них людей более точно, настало время почтить память незаслуженно забытых подвижников благочестия. Предлагаем боголюбивому читателю выдержки из готовящейся книги О.В.Буковой.

О.В.Букова. Из книги «Схиигумен Серафим — многоскорбный ученик преп. Серафима Саровского»

…Раскрывшийся передо мной духовный облик схиигумена Серафима (Толстошеева) побуждал составить полновесную работу об этом человеке, представленном церковной общественности лжеучеником и интриганом, в действительности же, оказывается, являющимся подлинным подвижником благочестия, мудрым духовником, строителем и возобновителем святых обителей. Представленные в этой работе выводы я постараюсь тщательно аргументировать и подтверждать документально.

Первой работой, которая привлекла мое внимание, стала книга самого иеромонаха Иоасафа (Толстошеева) «Сказания о подвигах и событиях жизни старца Серафима, иеромонаха, пустынника и затворника Саровской пустыни, с присовокуплением очерка жизни первоначальницы Дивеевской женской обители Агафии Симеоновны Мельгуновой», изданная в Санкт-Петербурге 1849 году. Отец Иоасаф написал ее через шестнадцать лет после смерти прп. Серафима, открыто назвав себя учеником старца. Книга эта, с многочисленными дополнениями, издавалась и переиздавалась на протяжении всего девятнадцатого века. Последний раз сестры Серафимо-Понетаевского монастыря издали её в 1913 г., уже после прославления батюшки Серафима. Таким образом, ученик последовательно повторял издание книги о любимом старце, донося до простого народа наставления своего духовного отца и учителя, открывая людям молитвенный подвиг прп. Серафима Саровского.

Изданием «Сказаний» о. Иоасаф уже в 1849 году раскрыл перед столичной Санкт-Петербургской публикой жизнь саровского подвижника, явившего современному миру пример древних иноческих подвигов: отшельничество, молчание, затвор, старчество. Что особенно важно, книга о преподобном старце Серафиме с прекрасно выполненными акварельными иллюстрациями в том же 1849 году была подарена во дворец и хранилась в личной библиотеке Цариц. Таким образом, уже в середине XIX века о саровском подвижнике, искренне любившем людей, узнали в Царственной Семье Романовых.

«Сказания» заслуженно привлекли внимание светских и церковных людей и к личности их автора, назвавшего себя учеником батюшки Серафима. Одни читатели, познакомившись с книгой и искренне полюбив прп. Серафима, свою любовь и уважение, естественно, перенесли и на его ученика, начав содействовать ему в развитии Дивеевской обители. Другие же — а к ним, к сожалению, относилась и часть саровской братии — увидели в издании книги лишь стремление о. Иоасафа «примазаться» к личности подвижника, обвинив его в тщеславии и гордыне и возымев к нему неприязнь. Не одобрил книги и тогдашний игумен Сарова о. Исайя II, что, на наш взгляд, говорит не только о негативном отношении к удаленному к тому времени из обители о. Иоасафу, но и о недооценке самого прп. Серафима, свойственной и предшественнику о. Исайи иг.Нифонту и нашедшей свое отражение и в «Летописи», и в переписке, и в других документах.

Жизнеописанию, составленному о. Иоасафом, предшествовали три труда других саровских иноков. Иеромонах Сергий (Васильев, 1792−1861), в 1833 г. покинувший Саров из-за неприязни к нему игумена Нифонта и перешедший в Троице-Сергиеву Лавру, в 1839 г. написал книгу «Сказание о жизни и подвигах блаженныя памяти отца Серафима, Саровской пустыни иеромонаха и затворника». Святитель Филарет (Дроздов) сам стал редактором этого труда, однако даже ему для издания книги пришлось пройти через бесконечный ряд препятствий, чинимых членами Святейшего Синода, усомнившимися в приведенных в житии чудесах.

Вслед за о. Сергием (Васильевым) покинул Саровский монастырь послушник Гурий Иванов (впоследствии — иеромонах Георгий, 1797−1866), гостинник. В 1844 году он издал свой, более полный вариант книги «Сказание о жизни и подвигах блаженныя памяти отца Серафима…» Третьим монахом, также вынужденным под давлением игумена Нифонта покинуть Саров и перейти на жительство в Троице-Сергиеву Лавру стал послушник Андрей Ванюков (иеромонах Авель, 1810 — 1869). В Лавре он принял монашеский постриг и священный сан. В 1853 году вышла книга иеромонаха Авеля «Общежительная Саровская пустынь и достопамятные иноки, в ней подвизавшиеся», в которую была включена глава «Краткое сказание о жизни и подвигах старца Серафима».

Складывается впечатление, что Саровское монастырское начальство целенаправленно удаляло из обители тех монахов и послушников, которые осмеливались без благословения настоятеля Нифонта прославлять старца Серафима. А задолго до описываемых событий, в 1820 году из обители был удалён послушник Андрей — не кто иной, как будущий архимандрит Антоний (Медведев), ставший впоследствии, по предсказанию прп. Серафима, наместником Троице-Сергиевой Лавры, ныне же причисленный к лику святых.

Таким образом, послушник Иоанн (Толстошеев) был далеко не единственным саровским насельником, которым монастырское начальство было недовольно. Он был вынужден покинуть Саров в 1847 году, гонимый преемником игумена Нифонта — игуменом Исаией II. Он перешёл в Нижегородскую епархию и поступил в Вознесенский Печерский монастырь, где принял монашеский постриг с именем Иоасаф и был рукоположен в иеродиакона, а затем и в иеромонаха.

«Сказания» отца Иоасафа по объёму в несколько раз превосходят предыдущие жизнеописания старца: они полнее, написаны ярким языком очевидца, совершенно откровенны и свидетельствуют о необыкновенной самокритичности автора. Первые тринадцать лет своей монашеской жизни послушник Иоанн прожил рядом с батюшкой Серафимом, подчас являясь единственным свидетелем великого молитвенного подвига старца, многочисленных чудес и исцелений, совершённых преподобным. В силу своей молодости, он часто был невнимателен к словам батюшки, рассеян, беспечен. Отец Иоасаф не боится обличать себя, рассказывать о своих ошибках, и это делает его книгу более убедительной и достоверной. Он не повторяет повествований о тех событиях жизни прп. Серафима, о которых было написано до него: он является самостоятельным автором. Отец Иоасаф сообщает те факты из жизни старца, которые никому ранее не были известны и о которых православный мир узнал именно от него. На страницах его книги впервые было предоставлено слово почитателям батюшки Серафима: людям самых разных слоёв общества.

Невозможно представить, что столь подробное, глубокое, проникнутое любовью к старцу и покаянием в собственных ошибках житие было написано совершенно чуждым человеком, корыстным лицемером, ищущим своей славы. Откуда было бы ему знать неизвестные никому другому события, беседы и чудеса? Как человек, находящийся в ложном духовном состоянии, одержимый тщеславием мог бы понять и верно записать глубочайшие наставления старца?

Иеромонах Иоасаф написал и издал свой труд в те годы, когда монахи Саровского монастыря о преподобном Серафиме молчали. Он рассказал о своих личных отношениях со старцем не с целью возвышения себя, а для того, чтобы сохранить истину и показать высоту духовного подвига своего учителя. Отец Иоасаф понимал, насколько важно показать взаимоотношения монастырского старца и послушника, насколько интересен и назидателен для читателей процесс духовного воспитания.

Последующим самым известным жизнеописателем прп. Серафима в конце XIX века стал, конечно, отец Леонид Чичагов. В своей «Летописи» он постоянно использует книгу иеромонаха Иоасафа, никак, однако, не комментируя тот факт, что обращается к труду «лжеученика и самозванца». Из перечня печатных трудов, приведенного в библиографии «Летописи», мы видим, что о. Леонид использовал три издания «Сказаний» о. Иоасафа: 1849, 1856, 1885 годов; однако, он не нашёл ни одного доброго слова в адрес автора этой книги. Отец Иоасаф к тому времени уже скончался и не мог опровергнуть написанного о себе. Думается, что по своему смирению он и не стал бы этого делать, потому что действительно был удивительно добрым и незлобивым монахом.

Отец Леонид впервые печатно обвинил иеромонаха Иоасафа в причинении тяжких обид дивеевским сестрам, в нарушении заветов батюшки Серафима. Все последующие биографы преподобного стали цитировать труд о. Леонида, ни в чем не ставя его под сомнение и практически не утруждая себя анализом ранних публикаций о старце.

Однако книга о. Иоасафа «Сказания», воспоминания о нём его учеников, записки Н.А. Мотовилова «О старце Серафиме и послушнике Иоанне», [1] изданные писателем С.А. Нилусом, многочисленные архивные документы заставляют усомниться, так ли это было на самом деле? Был ли о. Иоасаф «гонителем» дивеевских сестёр и действительно ли преподобный Серафим Саровский не имел учеников среди саровских монахов? Почему «правдивая» история Дивеева раскрылась якобы только спустя 60 (!) лет после кончины прп. Серафима, а ранее никто не изобличил иеромонаха Иоасафа в обмане и самозванстве?

К сожалению, дворянин Николай Александрович Мотовилов при жизни не издал своих записок о батюшке; за него это сделал С.А. Нилус уже после прославления прп. Серафима, разобрав архив покойного. * Ранние записки Н.А. Мотовилова показывают взаимоотношения старца с послушником Иоанном Толстошеевым иначе, чем о них написал автор «Летописи». С.А. Нилус, несомненно, прочёл «Летопись», но, видимо, так верил в истинность обнаруженных им записок, что не захотел ничего в них менять. В записках Н.А. Мотовилов говорит о многочисленных чудесах, совершённых батюшкой Серафимом и свидетельствует, что он часто видел Иоанна у батюшки, поэтому долгое время доверял ему, считал его учеником старца. Так же думал и М. В. Мантуров.

Хочется особо отметить, что воспоминания Н.А. Мотовилова, на которые ссылался о. Леонид Чичагов, находились, по его словам, в дневниковых записях дивеевских сестёр. Следовательно, они являются пересказом, а не авторским произведением. Воспоминания же, обнаруженные Нилусом, вызывают большее доверие, потому что хранились среди бумаг и документов самого Мотовилова. Опубликованные С.А. Нилусом «Записки», по сути, опровергают необъективную характеристику, данную послушнику Иоанну автором «Летописи», потому что не содержат ни одного плохого слова о нём.

Архивные источники подтвердили, что при жизни преподобного Серафима и довольно долгое время после его смерти дворяне Н.А. Мотовилов и М.В. Мантуров хорошо относились к послушнику Иоанну и доверяли ему. Их мнение о нём изменилось после определённых событий, произошедших в Дивеевской общине в сороковые годы, когда были затронуты материальные интересы этих дворян.

Дневники послушниц попали в руки о. Леонида Чичагова лишь спустя много лет после смерти первых дивеевских сестёр, со слов которых они были написаны. К этому времени не было живых и первых агиографов прп. Серафима: иеромонахов Сергия, Гурия, Авеля и Иоасафа. Умерли и дворяне-благодетели Н.А. Мотовилов и М.В. Мантуров. Отец Леонид имел возможность опросить других живых свидетельниц жизни прп. Серафима и о. Иоасафа — сестёр соседнего Серафимо-Понетаевского монастыря — но он не счёл нужным этого делать. Исследователь В.А. Степашкин в статье «Первые биографы преподобного Серафима Саровского» пишет: «работа (Л.М. Чичагова) с архивом Саровской пустыни не прослеживается». * Значит, и этот серьезный исторический источник о. Леонид не счёл достойным внимания.

Возникает вопрос: является ли «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» объективным, всесторонним и точным историческим исследованием?

По воспоминаниям о. Леонида Чичагова, [2] намерение написать «Летопись» возникло у него вскоре после рукоположения во священника (он принял священный сан 26 февр. 1893 г.). Вот как сщмч. Серафим (Чичагов) написал об этом:

«…Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда ещё не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда.

…Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения (в 1893 году игуменьей была Мария Ушакова — О.Б.) приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы монахини и монахиня Пелагея (в миру Параскева, Паша). * Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью преподобного, и бывшая с ним в постоянном общении (Необходимо обратить внимание на это очень сомнительное утверждение — О.Б.).

Я выразил желание её навестить, чтобы услышать что-либо о преподобном из её уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошёл к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула: «Вот хорошо, что ты пришёл, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления"…»

Приняв решение написать книгу о саровском старце, о. Леонид поспешил взять отпуск и вторично приехал в Дивеево — собирать материал для будущей книги. По его словам, ему были предоставлены архивы Дивеевского и Саровского монастырей, а главное, он смог записать свидетельства о преподобном трёх доживших до тех дней дивеевских стариц.

К сожалению, в своих воспоминаниях о. Леонид не указал нам имён сестёр, с которыми он беседовал о батюшке Серафиме. Он упомянул лишь о том, что одна из них была слепая, а другая «вся скрюченная и с трудом передвигавшаяся по комнате». Слепая монахиня, по его словам, «постоянно молилась за усопших, при сём души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить о преподобном».

Казалось бы, исследователь должен был обязательно назвать имена сестёр, указать, когда они поступили в монастырь, чем занимались, что именно помнили о батюшке Серафиме; однако о. Леонид этого не сделал. Из «Летописи» непонятно, что сообщили ее автору последние свидетельницы жизни преподобного, а что он узнал из дневников покойных сестёр. Отец Леонид назвал лишь имя блаженной Паши. Однако здесь возникает целый ряд вопросов, потому что абсолютно непонятно, какая блаженная Паша смогла поделиться с ним своими воспоминаниями о старце Серафиме?

Нам известна дивеевская блаженная Пелагея Ивановна Серебренникова, которая действительно раз в жизни встретилась с преподобным, и он благословил её на подвиг юродства и на поступление в Дивеевскую обитель. Сорок семь лет прожила Пелагея Ивановна в Дивеевской обители и отошла ко Господу, согласно «Летописи», 30 января 1884 года. Это печальное событие произошло за девять лет до приезда о. Леонида в Дивеево.

В год его приезда в Дивеевский монастырь в 1893 году там проживала другая блаженная — Паша Саровская (в миру Ирина Ивановна), которая с преп. Серафимом никогда не встречалась, поэтому не могла поделиться с автором «Летописи» своими личными воспоминаниями о старце. Самое удивительное, что в своих воспоминаниях отец Леонид пишет:

«…Приехав во второй раз в монастырь, я отправился к Паше и стал расспрашивать её обо всех известных эпизодах жизни преподобного, тщательно записывал всё, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила всё записанное правильным и, наконец, сказала: «Всё, что помню о преподобном, тебе рассказала, и хорошо ты и верно записал, одно нехорошо, что ты меня расхваливаешь».

…В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в её отсутствие пожелал навестить Пашу, то застал её совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни её сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю преподобного, и теперь умирает. Своё впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила: «Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумении Паша не умрёт».

Через неделю игумения приехала с ярмарки, и я тотчас пошёл сообщить о своих опасениях относительно Прасковии, уговаривая её немедленно сходить к умирающей, дабы проститься с ней и узнать её последнюю волю, иначе будет поздно. «Что вы, батюшка, что вы, — ответила она, — я только приехала, устала, не успела осмотреться; вот отдохну, приведу в порядок всё, тогда пойду к Паше».

Через два дня мы пошли вместе к Паше. Она обрадовалась, увидев игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец, игумения встала и сказала: «Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть». Спустя три часа я уже служил по Параскеве первую панихиду». [3]

Согласно этим воспоминаниям, речь может идти только о Пелагее Ивановне Серебренниковой, знавшей батюшку Серафима, но умершей в 1884 году, до приезда о. Леонида Чичагова в Дивеево. Потому что Паша Саровская умерла в 1915 году и игумения Мария (Ушакова), которая умерла раньше её, в 1904 году, никак не могла проститься с ней и благословить на смерть…

Издательская группа Дивеевского монастыря в 2003 году выпустила книгу «Серафимо-Дивеевский женский монастырь. Путеводитель», где дата смерти Пелагии Ивановны Серебренниковой изменена с 30 на 31 января 1884 года, хотя автор «Летописи» написал: «…ровно в четверть второго часа на понедельник 30 января (в праздник трёх святителей и день кончины родной её матери) Пелагеи Ивановны не стало». Это означает, что сестры позволили себе исправить «Летопись»?

В том же издании написано, что о. Леонид Чичагов встречался не с Пелагеей Серебренниковой, а с Пашей Саровской, и именно она передала ему наказ от преподобного Серафима. Но остается вопрос: какую Пашу отпевал о. Леонид, и кого благословила на смерть игумения Мария Ушакова, если Паша Саровская почила гораздо позже? И почему в тексте воспоминаний митр. Серафима (Чичагова) имелась приписка: «не путать с Пашей Саровской»? Может быть, речь идёт о неизвестной нам блаженной Паше, которая встречалась с преп. Серафимом, помнила его наказы и была в Дивеевском монастыре духовной наставницей, хранительницей заветов старца. Но почему тогда мы о ней ничего не знаем? Разрешить эти вопросы крайне важно, ведь от этой Паши автор «Летописи» получил сведения о жизни преп. Серафима Саровского и истории Дивеевского монастыря! И это лишь одна из многочисленных неувязок «Летописи», влекущая за собой другие вопросы и неувязки и потому нуждающаяся в разрешении.

Размышляя над вышеизложенным, невольно приходишь к выводу, что более всего о. Леониду Чичагову пришлось беседовать с матушкой Марией (Ушаковой), которая могла рассказать ему о тех монастырских событиях, свидетельницей которых она была сама. Следует, правда, заметить, что матушка Мария поступила в Дивеево в 1845 году уже после утверждения общины, через двенадцать лет после кончины прп. Серафима, и о многих событиях знала только понаслышке, со слов сестёр.

О. Леонид уехал в Москву с твёрдым намерением написать историю Дивеевского монастыря. Он вывез большое количество документов монастырского архива и сел работать над «Летописью». Вскоре в его семье произошло страшное горе: в 1895 г. после неожиданной и тяжёлой болезни супруга отца Леонида Наталья Николаевна скончалась, и он остался один, имея на руках четырех дочерей, старшей из которых было пятнадцать, а младшей — девять лет.

Поручив воспитание дочерей двум доверенным лицам, о. Леонид в том же году поступил в Троице-Сергиеву Лавру, где и трудился над написанием «Летописи». За очень небольшой отрезок времени в жизни отца Леонида произошел целый ряд жизненно важных и трагических событий.

Времени для тщательного изучения материала у о. Леонида не было, он писал «Летопись» в большой спешке; многие архивные документы ему были недоступны: он жил в это время в Троице-Сергиевой Лавре, а документы церковных и светских ведомств, имевших отношение к истории Дивеевского монастыря, находились в Санкт-Петербурге (в архиве Св. Синода) и в Н. Новгороде (в архиве Духовной консистории). Отсюда многие неточности и явно предвзятые характеристики людей, потрудившихся для Дивеева.

Вскоре после принятия им монашества в его отношениях с братией монастыря возникли настолько серьезные неприятности, что лаврская братия потребовала у наместника удаления новопостриженного собрата из обители. В 1899 году обер-прокурор Св. Синода К.П. Побеноносцев назначил иеромонаха Серафима (Чичагова) настоятелем Суздальского Спасо-Ефимиева монастыря. В этом же году он был возведён в сан архимандрита и стал благочинным монастырей Владимирской епархии.

Отец Серафим (Чичагов) представил общественности свой труд как первый серьёзный документальный материал о жизни саровского старца Серафима и любимой им Дивеевской обители. И люди поверили ему. Фактически же автор «Летописи» осветил историю развития Дивеевской общины достаточно односторонне. Он использовал лишь малую толику документов архивов Саровского и Дивеевского монастырей, а из переписки Московского митрополита Филарета (Дроздова) и наместника Лавры архимандрита Антония (Медведева), которая охватывает 1831−1867гг., он почему-то взял только часть писем за 1860−1861гг., что совершенно не отражает степени участия московских подвижников благочестия в делах Дивеевской общины. Основным источником для о. Леонида Чичагова стали дневниковые записи дивеевских сестёр-послушниц, которые до наших дней не дошли, и подлинные тексты которых мы не можем сегодня проанализировать.

Анализ сохранившихся доныне списков дивеевских сестёр показывает, что послушницы, чьи дневники использовал о. Леонид, в силу своего положения в обители и не могли знать обо всех происходивших в монастыре событиях. В основном это были малограмотные крестьянские девушки. Многие из них считали себя «старшими» в общине независимо от своей должности, а уже в силу того, что раньше других пришли в обитель, — некоторые по благословению батюшки Серафима. В своих рассказах, записанных с их слов уже другими сестрами, они выразили лишь своё понимание и личное отношение к тем или иным людям и фактам, которые были им известны, порой, чисто случайно.

Опираясь на собранный материал, автор «Летописи» показал нам историю развития дивеевской обители глазами послушниц. Сегодня нам стал доступен другой комплекс документов, позволяющий увидеть те же события глазами монастырского и епархиального начальства.

Отец Леонид использовал дневники и воспоминания анонимных сестер, в которых были ссылки на воспоминания первых мельничных послушниц, однако к моменту его приезда в обитель тех первых сестер в живых уже не было. Не ясно, были ли живы те, кто записывал их воспоминания. Он не стал делать текстовый анализ воспоминаний, поэтому «Летопись» изобилует многочисленными повторами и неточностями, порой, противоречиями.

Никакие источники и свидетельства, кроме дневников дивеевских послушниц, не подтверждают плохого отношения старца Серафима к послушнику Иоанну. Мы встречаем плохое отношение к Иоанну Толстошееву со стороны саровского игумена Исайи II, со стороны митрополита Филарета (Дроздова), со стороны некоторых сестёр, но ведь они — не батюшка Серафим. Сохранилось немало свидетельств и о том, что игумен Нифонт с довольно большим числом саровской братии не любили самого прп. Серафима, а когда старец, выполняя завет Царицы Небесной и своих духовных отцов игумена Пахомия и старца Исайи, взялся окормлять женщин, то многие из них даже перестали с ним общаться.

Анализ обнаруженных сегодня литературных публикаций и архивных документов подтверждает, что о. Иоасаф действительно сделал очень много для прославления святого подвижника и процветания Дивеевской обители.

Из той же «Летописи» мы видим, что как бы плохо ни относился игумен Саровского монастыря Нифонт к памяти прп. Серафима и лично к послушнику Иоанну, однако он не запретил ему помогать дивеевским сестрам. Это может означать только одно: игумен Нифонт знал, что старец Серафим благословил своего ученика на это послушание. Известно, что преподобный до последних дней жизни подвергался нападкам со стороны братии за то, что духовно окормлял женщин. При этом старец Серафим в Дивеевскую обитель не ходил, — сестры сами приходили к нему. А тут молодой монах беспрепятственно выходил из обители и по нескольку недель жил в Дивееве. Невозможно даже представить, чтобы какой-либо насельник мог позволить себе такую вольность без разрешения монастырского начальства! Эти факты могут означать только то, что игумен Нифонт не взял на себя смелость отменить старческое благословение послушнику Иоанну и терпел его походы в Дивеево. Долгие годы после смерти батюшки Серафима — с 1833 по 1860 год (двадцать семь лет!) — исполнял Иоанн это послушание.

Какая начальница обители позволила бы послушнику (даже не священнику!) соседнего мужского монастыря распоряжаться в её обители, давать ей и сестрам указания, что делать, а чего не делать? Давайте представим, что сегодня послушник Санаксарского мужского монастыря самовольно придёт в Дивеевскую женскую обитель и начнёт давать распоряжения, а начальница не только сама будет выполнять его рекомендации по устройству обители, но и сестёр подчинит его руководству. Возможно ли в это поверить?..

Однако записки Н.А. Мотовилова и документы архива неумолимо доказывают, что после смерти прп. Серафима, с 1833 года дивеевские сестры охотно подчинялись руководству послушника Иоанна, поскольку знали, что именно ему поручил святой старец заботы о них. Имя послушника Иоанна ещё в 1839 году встречается в молитвенном правиле сестер Мельничной общины.

Любопытным является утверждение дивеевских сестёр, что старец Серафим не благословлял Иоанна помогать им и приходить в Дивеево. Любимый и уважаемый сестрами Н.А. Мотовилов в своих воспоминаниях о старце буквально цитировал самого Иоанна: «Я (т.е. Иоанн — О.Б.) часто употребляем был Батюшкою на некоторые послушания по Дивеевской общине, которые по любви и усердию моему к старцу я с радостью всегда и выполнял. Отец Серафим сам никогда не хаживал в Дивеево для учреждения порядка в новоустрояемой общине, но всегда с приказаниями посылал меня, где по распоряжению старца всё и было мною выполняемо, почему и угодно было ему назначить меня по себе быть довершителем устроения Дивеевской общины». [4] Мотовилов нигде не обмолвился, что послушник лжёт.

Из отчётов дивеевского благочинного, игумена Оранского монастыря Германа, мы узнаём, что сестры, по словам начальницы Ирины Кочеуловой, беспрекословно выполняли указания монаха Иоанна, и она позволяла ему заниматься всеми хозяйственными вопросами.

Возможно ли поверить, что прп. Серафим, зная, что Иоанн после его кончины «захватит власть» над Дивеевской обителью, будет попирать его заветы и разорять монастырскую жизнь, не нашел средств воспрепятствовать простому послушнику, не имеющему никакого положения и никаких высоких покровителей, духовных или светских? Напротив, продолжал общаться с ним до последнего дня своей жизни, лишь «прикровенно» обличая его? Немыслимо, чтобы прп. Серафим не попытался принять решительные меры против пагубного влияния, опасного для его духовных чад!

Именно послушнику Иоанну саровские монахи отдали вещи батюшки Серафима, зная, как близок он был к старцу. Какой мужской монастырь стал бы отдавать личные вещи и иконы своего покойного иеромонаха женщинам из полунищей, официально Церковью не утверждённой богадельни? Только по ходатайству своего насельника, ученика старца Серафима, которого он оплакивал денно и нощно, передали они все вещи батюшки. Ещё раньше Иоанн организовал перенос из Сарова в Дивеево огромных камней, на которых молился старец Серафим. Именно он добился перенесения обеих пустынек преподобного в Дивеево, где затем по его просьбе одна из них стала алтарём Преображенской церкви. Саровские же монахи долгие годы смотрели на дивеевских общежительниц как на дополнительную обузу и очень не хотели общаться с ними.

Покинув Саровскую пустынь в 1847 году, став иеромонахом Нижегородского Печерского Вознесенского монастыря, отец Иоасаф (Толстошеев) продолжал опекать дивеевских сестёр до печальных событий 1860 года. В общей сложности он заботился об обители тридцать пять лет!

Самыми непростыми годами в истории Серафимо-Дивеевского монастыря были годы с 1834 по 1842 гг., когда сам факт существования женского общежития был под большим вопросом. Сестры со слезами просили митрополита Филарета (Дроздова) и наместника Лавры архимандрита Антония помочь им решить необычайно сложный вопрос с официальным утверждением дивеевского женского общежития и переходу её под управление Православной Церкви.

Сохранившиеся письма митрополита Филарета к архим. Антонию (Медведеву) за 1835−1842 годы подтверждают самое деятельное участие Московского Владыки в делах утверждения дивеевской общины. [5] Святитель решительно выступил против разделения Дивеевской общины на две независимых. Будучи опытным администратором, он понимал абсурдность требования официального утверждения двух самостоятельных женских общин в одном небольшом селе на расстоянии десятков метров одна от другой. Это была тупиковая ситуация и Св. Синод никогда не утвердил бы общины. В письме святитель подтверждает, что совсем немного сестёр выступало за разделение общин, большинство сестёр хотело этого объединения, для того чтобы быть утверждёнными.

Совершенно не понятно, почему отец Леонид Чичагов скрыл от читателей «Летописи» деятельное участие московского святителя и прп. Антония (Медведева) в деле утверждения Дивеевской общины? Автор «Летописи», опираясь на дневники сестёр, изобразил факт объединения общин в 1842 году как злостные происки одного монаха Иоанна (Толстошеева). Что могли знать послушницы монастыря о той тяжёлой, кропотливой работе, которую неустанно вели их начальницы, высшие церковные иерархи и многие другие благодетели общины, чтобы добиться её официального утверждения? Ничего. Они питались только слухами, на основе которых, составили свои необъективные воспоминания, ими и воспользовался отец Леонид Чичагов.

Согласно воспоминаниям сестёр, они выступили против Иоанна Толстошеева в 1840−50 годы. Как хорошо, что имеются письма свт. Филарета (Дроздова) за эти годы, которые снимают ложные обвинения с Иоанна! В архиве сохранились рапорты начальниц обеих общинок, в которых они просили правящего архиерея официально узаконить общины. Имеются многочисленные документы о земле, рапорты в Св. Синод управляющего нижегородской епархией, письма господина Н.А. Мотовилова, не желавшего отдавать землю и выдвигающего всевозможные причины для этого.

Весь комплекс документов свидетельствует, что митрополит Московский Филарет, архимандрит Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Антоний, епископ Нижегородский и Арзамасский Иоанн (Доброзраков), сестры обители Е.В. Ладыжинская и Е.А. Татаринова, саровский послушник Иоанн — вместе боролись за официальное утверждение Дивеевской общины духовным и гражданским начальством, хорошо понимая всю важность и нужность этого дела. Главным было узаконить обитель, основанную матушкой Александрой (Мельгуновой) по заповеди Царицы Небесной как Её четвёртого удела, и исполнить благословение старца Серафима о помощи «его дивеевским сироткам». [6]

В 1860—1861 годах произошла, пожалуй, самая драматичная история в жизни Дивеевской общины — раскол. Автор «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» обвинил в произошедшей трагедии только отца Иоасафа (Толстошеева) и его сторонниц. Необходимо сразу сказать, что документы Нижегородского архива не подтверждают присутствия и непосредственного участия отца Иоасафа в дивеевских событиях. Известно, что в период с 1856 по 1860 гг., отец Иоасаф жил сначала в Оранском, а затем в Городецком Феодоровском монастырях, и только в 1860 г. его назначили духовником в дом нижегородского архиерея, поэтому мало верится в то, что у него было свободное время для частого посещения Дивеевской общины.

Документы раскрывают чрезвычайно сложные взаимоотношения в обеих общинах, насельницы которых весьма умножились. Одним из очевидных обстоятельств было следующее: многие были возмущены введением общежительного устава и более строгой жизни в объединенной Дивеевской общине. Очевидно и то, что «Летопись» никак не дает всестороннего освещения происшедшего в то время сложного и трагического конфликта. В этой краткой работе мы заметим лишь, что изгнанные же из Дивеева «сторонницы» о. Иоасафа образовали под его руководством новую обитель — Серафимо-Понетаевскую, в которой через немногие годы явилась чудотворная икона Знамения Божией Матери.

В 1903 году, известный церковный писатель Е. Поселянин замечал, что благодаря именно о. Иоасафу (Толстошееву) нам стали известны многие подробности из жизни преподобного:

«Многие обстоятельства жизни старца Серафима Саровского стали известны только потому, что были открыты великим старцем молодому саровскому иноку Иоанну, в монашестве Иоасафу, впоследствии схиигумену Серафиму. Через него стал известен дивный подвиг тысяченощнаго моления на камне, и стало известно само местонахождение камня.

Перед ним произошло великое чудо «преклонения древа», которое старец испросил у Бога в знамение того, что Господь повелевает ему заботиться о той малой общине сестёр, тех «Дивеевских сиротах», что составили первоначальное зерно, развившееся в великий Серафимо-Дивеевский монастырь. Он (о. Иоасаф) мог распространять ту любовь к великому старцу, какою горел сам, ту веру в него, какая доставила ему столько отрады, — распространять и возбуждать в душах широким путём печати. Всё то главное, что знал он об отце Серафиме, иное видел в нём, иное услышал от него, он записал и собрал в книгу. И многие чрез эту книгу привязались к великому старцу пылкой любовью, горячим искренним усердием». [7]

Жизнеописание схииг. Серафима (Толстошеева) изобилует событиями и свидетельствует о самоотверженной неусыпной деятельности этого труженика на ниве Церкви Христовой. Прожив 13 лет под руководством прп. Серафима, до последнего дня пребывая в общении со святым старцем, всю свою дальнейшую жизнь о. Иоасаф посвятил прославлению памяти преподобного и исполнению его заветов в своей собственной духовной жизни и в трудах ради сирот Дивеевских. Отец Иоасаф неустанно трудился в различных обителях Нижегородской епархии, ревностно исполняя послушания, возлагаемые на него священноначалием; он возобновил пришедшую в глубокий упадок древнюю Павло-Обнорскую обитель и поспособствовал открытию еще нескольких монастырей. Окончательно изгнанный из Дивеева после 35-летней его опеки, о. Иоасаф стал основателем Серафимо-Понетаевского женского монастыря, в который ушла весьма значительная часть дивеевских сестер.

В результате своих трудов о. Иоасаф не скопил мирского богатства и человеческой славы. Приняв пострижение в схиму, претерпев неисчислимые скорби и тяжкую болезнь, о. Серафим скончался глубоким старцем, оплакиваемый многочисленными духовными чадами. Если отложить в сторону укоренившуюся в церковно-исторической литературе негативную характеристику этого человека, непредвзятому взгляду его жизнеописание покажется несомненным житием святого мужа. Будем надеяться, что Божиим промыслом историческая истина будет явлена во всей точности, и многоскорбному схиигумену Серафиму (Толстошееву), хотя и спустя более ста лет, будет воздана историческую справедливость, а вернее — откроется Божия правда о нем.

[7] Поселянин Е. Птенцы старца Серафима. Русский Паломник. 1903. NN 18−19.

http://www.pravaya.ru/book/8502