Правая.Ru | Вадим Нифонтов | 08.08.2006 |
Так вот, Хомяков предложил делить действующие в истории силы на «кушитство» и «иранство», или, попросту говоря, на силы необходимости и силы свободы. Он писал: «сравнение вер и просвещения…. приводит нас к двум коренным началам: к иранскому, то есть духовному поклонению свободно творящему духу, или к первобытному высокому единобожию, и к кушитскому — признанию вечной органической необходимости, производящей в силу логических неизбежных законов». Сейчас это звучит, можно сказать, архаично. На самом же деле вопрос поставлен весьма конкретный и даже примитивный: дана ли человеку свобода? То есть может ли человек выбирать, как ему поступить, или это только иллюзия, а на самом деле любой его поступок предопределён заранее? Ареной борьбы этих двух тенденций и является человеческая история.
Казалось бы, всё это философские вопросы, не заслуживающие внимания в нашем мире, где решаются совсем другие проблемы. Но, тем не менее, это очень важные вопросы, причём важные как раз для повседневной жизни. Если человеческое поведение предопределено, то конкретный человек не должен отвечать за свои поступки в принципе. «Убил соседа, потому что очень хотел есть». Или потому что «гены плохие» (мне кажется, пресловутые «гонения на генетику» отчасти были вызваны и тем, что её вульгаризированная версия — а каую ещё могли воспринять кремлёвские вожди? — уничтожала всякое понятие о человеческой свободе, а это тогдашнюю советскую верхушку, выросшую на социал-демократической литературе начала века, попросту пугало). Ну и так далее…
Разница между двумя мировосприятиями примерно такая: сторонник свободы утверждает, что поступил так-то и так-то потому, что взвесил и оценил все возможные варианты, выбрал из них один и теперь готов нести полную ответственность за свой поступок. Тут главное состоит именно в готовности отвечать за содеянное.
Сторонник необходимости утверждает, что он поступил так именно потому, что других вариантов в его ситуации просто не было или все они были почему-либо «плохи». Однако, утверждает он далее, я поступил самым рациональным способом, а посему неподсуден человеческому суду, так как «любой нормальный человек на моём месте поступил бы точно так же».
Сторонник свободы апеллирует, таким образом, к морали (возможно, религиозной, общественной или даже личной — хотя, надо сказать, личные версии морали часто бывают диковатыми). Сторонник необходимости — к некоей всеобщей модели рационального поведения. Первый убеждён, что нужно поступать в соответствии с некоторой личной системой взглядов, возможно, даже противоречащей пресловутому здравому смыслу, но при этом каждый раз поступок должен быть актом, опять же, личного выбора (за который следует отвечать). Второй считает, что поступать следует всегда рационально, а всякое рациональное поведение является также и высоко моральным поведением (по ряду причин, о которых я здесь распространяться не буду — для того, чтобы увязать рациональность и мораль, сторонники необходимости придумали много словесных уловок).
Несомненно, у каждой стороны есть своя правда. Люди в повседневной жизни, как правило, не задумываются о своём месте в этой системе координат. Но порассуждать на эти темы все очень любят.
Вбитый многим советской школой тезис «свобода — это осознанная необходимость» (то есть, грубо говоря, если я осознал необходимость моего пожизненного пребывания в одиночной камере, то я от этого якобы сразу становлюсь свободным) часто оказывается сильнее, чем понимание того, что свобода складывается из двух компонентов: личного выбора и готовности отвечать за него. У человека, сидящего в тюремном карцере, поле личного выбора сужено до минимума, хотя и не совсем исчезло. То есть он свободен, но в очень узких рамках. Однако даже в этих рамках он, будучи всё же частично свободным, не стал бы совершать того, что противоречит его взглядам.
Сторонники необходимости, по сути дела, превращают в такую камеру весь окружающий мир. Человек, по их мнению, действует в рамках каких-то «детерминант». Зачастую эти рамки и выдаются за «рациональное поведение», а то и за «трагический выбор» (правда, это уже своего рода эстетство). Мол, понимаем, что плохо, очень плохо, но по-другому поступить было нельзя.
К чему я это всё говорю? Да вот к чему. В России, как и лет двадцать назад, вдруг опять начались споры «о Сталине и сталинизме» (удивительно, что тема опять настолько сужена). И в защиту Сталина обычно высказываются в таком духе: мол, да, конечно, он был жесток, но что ему оставалось делать? У него попросту не было другого выбора — точнее, все остальные были бы ещё хуже!
Странно, что спорщики так зациклились на Сталине (который, пожалуй, в сравнении со своим предшественником выглядит даже в некоторой степени гуманистом), ну да ладно — это их личные тараканы. Однако старая, отвратительная, мерзкая идея постепенно пробивает себе дорогу и в этих спорах: она состоит в том, что в определённых условиях людей можно и даже нужно убивать. Причём даже не за реально совершённые ими преступления (что ещё можно было бы хоть как-то понять), а так сказать, принося в жертву той далёкой исторической перспективе, которую видит очередной «вождь и учитель» (или «коллегиальное руководство»).
Я не хотел бы здесь изображать юную гимназистку и истерически вопить про то, что «людей вообще убивать нехорошо». Людей убивали, убивают и будут убивать. Но это всегда должно рассматриваться именно как тяжкое преступление, а не как «осознанная небходимость». Иначе, я думаю, человечество ждёт неминуемый и скорый (как бы это поприличнее выразиться?) крах.
Особенно пикантным в спорах о сталинской рациональности мне показалось то, что на стороне защитников свободы и человеческой морали неожиданно выступили люди, которые в других дискуссиях всерьёз убеждены, что «неэффективные слои населения» вполне морально уморить голодом, что по своим противникам можно палить из всех орудий и даже без предупреждения, а у великого макроэкономиста Гайдара попросту не было иного выбора. То есть люди, от сторонников «сталинизма», по сути дела, ничем не отличающиеся. Просто сталинцы были им «чужие», а эти — «свои».
Более того, они демонстрируют совсем уж какую-то запредельную логику, прямо сверхчеловеческую. То есть поступать в соответствии со своими взглядами они готовы, а вот отвечать за последствия собственных поступков не желают. Потому как «выбрали наиболее рациональный вариант» и «на нашем месте любой поступил бы так же». В общем, «кушитство» в новой упаковке. Необходимость, намеренно прикидывающаяся свободой… Такой безвыходный лабиринт рабства…Я читал всё это, читал, и вдруг до меня, что называется, «дошло"… Возможно, я ошибаюсь, но, как мне кажется, все «идеологии необходимости» базируются (возможно, даже не осознавая этого) на полном отрицании идеи бессмертия души. И наоборот — отрицание бессмертия души влечёт детерминистские взгляды. Потому что только при таком подходе подчёркнутая рациональность поведения имеет смысл. А продуманная перспектива «умру — на могиле лопух вырастет» и вовсе снимает всякие моральные ограничения. Главная задача при жизни, в этой системе координат, — избежать суда человеческого, ибо другого-то суда, как они считают, вовсе нет («украл, попал под суд — лох; украл, избежал суда, стал уважаемым человеком — настоящий герой»). И поэтому им стратегически выгодно прикидываться сторонниками свободы. Вдруг признают за своих и, в случае провала, судить будут не так строго? Или просто не заметят в общей массе? А что, поклонник, к примеру, эвтаназии пенсионеров и отстрела бомжей, осуждающий при этом сталинские преступления — очень колоритная фигура, некий «духовный феномен». В каком-то смысле даже вершина развития «человека необходимости». Другой вопрос — а человек ли это вообще или просто некая виртуальная сущность, служащая удобрением для могильных лопухов.