 |
| Комсомольская правда | Дмитрий Стешин | 02.08.2006 |
Горячий Север
Последние 20 минут лета до столицы Республики Коми — под крылом одна тайга. Ни дорог, ни поселков, только редкие проплешины торфяных болот с бездонными озерами, в которых отражаются облака. Несмотря на «зеленое море» под крылом, лес этот считается бросовым — «поросенка высечь нечем», а деловую древесину, по словам местных жителей, уже всю повырубили и продали финнам. Любой разговор с сыктывкарцами начинается со скорбного перечисления закрытых предприятий и, как итог, фраза — «нас уже списали». Аборигены уверены, что тайный план по освоению северных территорий вахтовым методом целенаправленно претворяется в жизнь. Республика добывает газ, но в селах газа нет и, похоже, не будет. Потому что нет газа даже на окраинах республиканской столицы. Активная молодежь старается поскорее выбраться из этих мест, используя как трамплин для прыжка в Москву относительно близкий Петербург. На этом вялодепрессивном фоне последовательное и неуклонное разрастание национальных диаспор с юга не добавляет спокойствия в провинциальную жизнь.Сыктывкар оказался третьей «межнациональной «горячей точкой», образовавшейся на карте России за последние два месяца. Расстояния между очагами конфликтов — тысячи километров, вот только суть у них совершенно одинакова. Поселок Харагун, Читинская область. Непонятно откуда возникшая в поселке азербайджанская диаспора попыталась установить свои порядки. Местные терпели долго — года два. Пока после очередного группового избиения русского парня мужское население не встало на дыбы. Вся лесозаготовительная техника, принадлежащая приезжим, была сожжена, народный сход постановил выдворить из поселка 20 азербайджанских семей. Виновных в погромах задержали, разумеется, они были местными жителями. И только после этого власть обратила на Харагун внимание.
Городок Сальск, Ростовская область. Сын авторитета из дагестанской диаспоры расстрелял 8 русских парней. Один человек погиб. Милиция не реагировала, пока народ не поднялся всем миром. Сход постановил — приезжих выселить. Наконец, Сыктывкар, 22 июня, — очередной конфликт с азербайджанцами, и опять, как в Харагуне и Сальске, местные власти, милиция и пресса, не разбираясь и не раздумывая, встали на сторону приезжих. Вот только здесь, похоже, слишком уж перегнули палку в борьбе за межнациональный мир: били и сажали не простых мужиков, а православных священников, а такое народ запомнит надолго и детям своим расскажет.
Любовь в подсобке
В принципе я допускал такую мысль, что потерпевшая девочка окажется половозрелой оторвой-акселераткой с завидными женскими формами и пирсингом в пупке. Я ошибся. Напротив меня сидело худенькое, неземное создание с глазами раненого олененка. Авелина Савельева выросла в традиционной православной семье. В свои пятнадцать она оканчивает школу, обогнав стандартную программу на два года. У нее удивительно чистая русская речь, которой может позавидовать иной краснодипломник-филолог. Разговор этот для меня, как для отца такой же девочки-красавицы, мучительный, как будто сам себе выдираю зубы. С момента происшествия прошло уже десять дней, страсти и обиды чуть улеглись, но Авелина вздрагивает и зябко кутает плечи, хотя за окном стоит июльская жара.— Подруга попросила зайти на рынок, она хотела купить туфли. Но Насте вдруг позвонили на мобильный телефон, и получилось, что я просто стояла у этого ларька, ждала, пока подруга договорит. Продавец, парень лет 20 — 25, стал выспрашивать: какие туфли мне нужны? Я сказала, чтобы отвязался, — остроносые. Он говорит: пойдем, вот там новые модели у меня есть, и открыл дверь подсобки…
Авелина вдруг замолчала, сидит, смотрит в чашку с остывшим чаем. Что было дальше, мне рассказал ее отец, и пересказывать не хочу, девчонка и так хлебнула позора.
Через несколько минут унижений она вырвалась из этого магазинчика в слезах и стала звонить отцу. У этой сцены был еще один свидетель — десятилетний сын хозяина ларька, который присматривал за товаром. По словам подруг, когда Авелину затолкали в подсобку, он встал на стул, глянул через стекло на происходящее в тесном закутке, засмеялся и снова занялся бизнесом. К моменту нашего разговора с Велей сын торговца успел уже раза три поменять показания, но в тот день он сразу же сообщил хозяину лавки, что из их магазинчика в слезах выбежала какая-то девочка. Когда отец Максим приехал спустя час на рынок, хозяин его уже ждал, как водится, «включив дурака» и щедро сдобрив «искреннее непонимание» восточной приторной лестью. По его словам, азербайджанец, надругавшийся над девочкой, — бродячий менеджер: нигде конкретно не работает, никто его не знает, «туда-сюда по рынку бродит, товар показывает». Отец Максим договорился с хозяином, что на следующий день, 22 июня, в это же время он придет вместе с дочерью пообщаться с сексуально раскованным негоциантом. Хозяин заверил потерпевшую сторону, что будет ждать их, как мучимый жаждой путник ждет дождь в раскаленной пустыне.
Православный погром
Я много видел батюшек-чиновников в золотых ризах, важных и велеречивых, — подходить страшно. Поговорил с ними — и ничего не прибавилось в душе. Я редко, но все-таки встречал батюшек в простых застиранных рясах, чей голос, даже пропущенный через бездушный цифровой диктофон, несет в себе и свет, и веру, и добро. Отец Максим был из последних, тех самых, которые обязательно станут первыми.На языке у меня еще с Москвы вертелся простой и понятный вопрос: почему сразу же не пошли в милицию? Отец Максим тяжело вздохнул, похоже, он отвечал на этот вопрос уже раз тридцать:
— У меня начальное юридическое образование, я подробно опросил дочку, как и что с ней было. Он ничего не говорил, ничего не доставал из штанов — нет состава преступления. Собственно, мои мысли подтвердили в милиции, когда мы уже потом, после «погрома», подавали заявление — нет оснований для возбуждения дела. То есть по закону выходит, что можно ставить на рынке вагончик и тискать в нем всех проходящих девочек. Я с этим совершенно не согласен. Я многое могу простить гостю. Но если гость начнет приставать к моим детям… Откроется дверь, и гость дом покинет. Это нормальная человеческая реакция. Я не хотел драться, я не хотел крови. Я хотел посмотреть в глаза этому человеку, поговорить с ним, и я хотел, чтобы он больше никогда не появлялся в моем городе.
За этим и пошли на рынок отец Максим с дочерью и пятеро его друзей. Настоятель местного мужского монастыря иеромонах Афанасий (ветеран Чечни), псаломщик Сергей Абрамов (бывший парашютист-спасатель), прихожанин Александр Иванов (ветеран Афганистана, орденоносец), кандидат в районные депутаты Евгений Чеглаков и еще один прихожанин Юрий Екишев. Но разговора не получилось, нужный ларек был закрыт, а на рынке их уже ждали. С одной стороны собрались около 300 азербайджанцев со стальными палками, с помощью которых снимают одежду с плечиков. А с тыла зашел сыктывкарский ОМОН.
— Сейчас нас обвиняют в том, что мы пытались устроить на рынке погром, — говорит мне отец Максим. — Три худосочных батюшки пришли громить рынок. И для этого взяли с собой ребенка. Милиция, конечно, не могла не отреагировать. Мы даже не успели ничего объяснить толком, как на нас бросились омоновцы…
Вот до сих пор не могу понять, почему российская милиция всегда с таким рвением вступается за граждан других государств, которые, как правило, уже нарушили наши законы, проживая в России нелегально? Что это, духовная потребность в рыцарстве, в защите всех обиженных? Но почему так избирательно? Чем была плоха для защиты дочь священника? Страшно доверять бумаге свои крамольные соображения — по судам затаскают. Официально милиция сообщила, что у них была информация о предстоящем погроме, вот они и «предотвратили готовящиеся беспорядки». Сергею Абрамову сломали руку в двух местах, отца Максима приложили о ларек, Юрия Екишева с трудом уронили на землю четыре омоновца. Пятый сел ему на грудь и душил коленями, пока у человека не посинело лицо. И в этом кошмаре металась девочка и кричала милиционерам:
— Что же вы делаете, они же пришли меня защищать!
На что один из милиционеров сказал ей: «Из-за таких, как вы, 60 миллионов человек погибли. Вы же фашисты! У вас кресты во лбу!»
Предвыборные развратные действия
Милиция очень не хотела комментировать происшествие на рынке. Я узнал лишь, что сейчас идет следствие и два инцидента почему-то объединены в одно дело: «разжигание межнациональной розни» и «развратные действия». Встречный иск подали и избитые верующие, я побывал на первом судебном заседании, где зачитывались как будто написанные под копирку показания омоновцев: «хватал за форменную одежду, пытался сорвать шеврон». Не сомневаюсь, что дело о «развратных действиях» будет похоронено, зато из «разжигания» будет состряпан показательный процесс. Местные власти этого даже не скрывают. Руководитель управления общественных связей при администрации главы республики Анатолий Родов так и сказал мне:— Это все политическая провокация, я в этом даже не сомневаюсь!
Но я все-таки позволил себе усомниться:
— Не похожа дочь отца Максима на прожженную провокаторшу. Не похоже, что православная и верующая семья просто так себя выставила на позорище. Чего они добились провокацией? Сломанных рук, десяти дней в кутузке?
Но чиновник продолжил гнуть свое и вместо ответа стал метать на стол, как козырные карты, какие-то листовки, изъятые на позапрошлогодних митингах сыктывкарских националистов. Я встал и откланялся, говорить было не о чем. Похоже, больше всего на свете чиновника заботили какие-то грядущие местечковые выборы и политические конкуренты из числа здешних патриотов. Думаю, на голоса рыночных торговцев власти теперь могут рассчитывать однозначно, если у этих избирателей, конечно, есть российское гражданство. А вот на голоса населения, возмущенного этой историей… не уверен.
ВЫВОДЫ
Миротворческая миссия
Почему-то я не сомневался, что разговор с авторитетом из азербайджанской общины поможет решить эту ситуацию. Я вовсе не считаю себя ненавистником мусульман. И уверен в чадолюбивости восточных людей, строгости их семейных нравов, очень сходных, кстати, со строгостью воцерковленных православных семей. В общем, корреспондент «КП» решил провести миротворческую операцию. Для начала я встретился с Акифом Умуг-Оглы, руководителем республиканского национального культурного общества Азербайджана.— Да, слышал про этот случай. Как так можно?! Мы же — и русские, и азербайджанцы — воевали вместе, и вот после этого фашисты приходят на рынок устраивать погром, в свой праздник! Какой там у них праздник 22 июня?
— Это не праздник, господин Акиф, это день начала Великой Отечественной войны, когда мы воевали вместе… Над дочкой священника действительно надругались, в милицию подали заявление, так что это, знаете, не провокация. Встретьтесь, пожалуйста, с отцом Максимом, вам же нужно как-то урегулировать ситуацию. Вы же здесь собираетесь дальше жить?
Похоже, последний аргумент сработал. Отец Максим сказал мне, что мириться не собирается, но поговорить с человеком, который обидел его дочь, он готов и будет рад, если авторитетный азербайджанец посодействует. Не против он, и если этого человека накажут его же земляки — по-родственному, по-семейному.
Но разговора с авторитетом не получилось. А получились монологи двух людей, которые не слышат друг друга, потому что между ними глухая кирпичная стена. Отец Максим говорил о том, что нельзя так обращаться с любыми девочками, в любой стране. Акиф толковал, какая азербайджанская диаспора на самом деле хорошая: день культуры провели, детскому дому DVD-проигрыватель купили. И только к концу разговора азербайджанец сказал, что, возможно, он кому-нибудь позвонит и с кем-то встретится. Все стало ясно: не сдают азербайджанцы своих, тем более чужакам. Они жили и будут жить по своим законам, тем более российская милиция им не мешает, а скорее наоборот. Плевать им на то, что девочка — дочь священника. Что это за авторитет такой — священник, которого свои же безнаказанно месят дубинками? С какого перепугу Акиф должен сдавать таким низким людям своего земляка? Что бы ему на это сказала диаспора? Он и не сдал, хотя я уверен и знаю: для того чтобы обидчика привезли в редакцию «Комсомолки» в Сыктывкаре, где мы разговаривали, Акифу достаточно было сделать пару телефонных звонков.
— Что ж, переживем все это с Божьей помощью, но крепко-накрепко запомним, — сказал мне на прощание отец Максим.
Впрочем, азербайджанцы тоже сделали из этой истории свои выводы: закупили для своего рынка сторожевых собак и завезли туда мотки с колючей проволокой…
