 |
| Известия | Элла Максимова | 02.08.2006 |
Общая картина: экономическая, техническая отсталость от Европы измерялась если не веками, то многими десятилетиями. Гладкоствольные ружья, бессильные против неприятельских нарезных, бьющих в три раза дальше. Парусные корабли против паровых, с винтовыми двигателями. В спешке возводимые бастионы. Солдаты, оставшиеся на зиму в истасканных шинелишках, с рогожей на головах вместо башлыков.
Сперва — политические и дипломатические провалы, потом — военные, неумная стратегия, откат до Севастополя. Но документы, которые любезно предоставили «Известиям» Российский государственный военно-исторический архив, а также Государственный архив РФ, Музей обороны Севастополя, Государственный исторический музей, касаются, скорее, другой стороны войны — нравственной. РГВИА — организатор открывающейся 1 августа большой выставки «События и образы Крымской войны». Самое время вернуться к ним и ввиду отмечаемого через два дня праздника Военно-морского флота России.
Умереть бесславно? Невыносимо
Узнав о тяжелейшем поражении в первом же сражении — на реке Альма, 8 сентября 1854 г., после высадки союзников на крымский берег, император Николай I пришел в ярость. Записка А.В. Головнина (ближайший помощник великого князя Константина, главы морского ведомства. — «Известия») — Константину Николаевичу, 15 сентября 1854 г.
Сделайте милость, Ваше Высочество, напишите словечко, что привез Грейг (адъютант главнокомандующего, светлейшего князя Меншикова. — «Известия»).
Константин — Головнину, 15 сентября
Не говори никому ни слова, это строго запрещено. Известия самые плохие. Войска дрались самым страмовским образом, бежали, не выдержав и первого натиска… Можно ожидать самого ужасного. Завтра будет еще фельдъегерь. Что-то он мне привезет? Сделай одолжение — молчи!
Константин — Головнину, 16 сентября
Я ничего не знаю, кроме того, что мне пишет брат (младшие братья — 22-летний Михаил и 23-летний Николай — были отправлены отцом, Николаем I, в действующую армию. — «Известия»).
Михаил — Константину, 16 сентября
Меншиков говорит, что будет отчаянно защищать Севастополь, город и гавань, в чем флот как неминуемая жертва — его слова — будет также участвовать… Фельдъегерь говорит, что войско в отличном духе и как будто отлично дралось??? Потери нижних чинов — около 4 тысяч… Папа позволил говорить, что после канонады Меншиков принужден был перед превосходною силой отступить к Севастополю. И только. Прощай! Михаил.
«Известия из Крыма, 17 сентября 1854 г.» (официальная сводка из газет. — «Известия»)
Войска отражали упорные атаки, но угрожаемые его силами с обоих флангов… отведены были и на другой день расположились впереди Севастополя. Приняв все меры к обороне, князь Меншиков готовится дать неприятелю сильный отпор.
С наступлением ночи наша армия представляла страшный хаос: никто не знает дорог, войска, пришедшие из России без проводников, столпились на Каче и не знали, куда двигаться… раненые брошены на поле….два дня до города без воды и хлеба, у кого рука висит на коже, а у кого уже черви в язвах. В госпиталях — ни корпии, ни бинтов, ни пищи. Ужасно, ужасно! Ты знаешь адъютантов князя, могут ли они распоряжаться в таком сражении? Бородинский полк три часа лежал под перекрестным огнем, Московский и Владимирский, никем не подкрепляемые, бросились в штыки. Артиллерия же наша, в свою очередь, — без покрытия, в то время как у неприятеля каждый отряд подкреплен ею и кавалерией… Место нашей безрассудной гордости заступил всеобщий упадок духа, на всех лицах — стыд, унижение… Но здесь Корнилов и Нахимов показали себя людьми: с их стороны привезено до 150 орудий. Каждый из нас готов умереть с пользой для России, но умереть бесславно, мучаясь, видя, что ничего не приготовлено для защиты, — это невыносимо. Нас справедливо наказывают за беспечность и самонадеянность. Нет, мой друг, что ни говори, — наш Черноморский флот был игрушкой, годной только для царского смотра!
Подпись неразборчива. Севастополь, 1 октября 1854 г. Письмо прошло военную цензуру.
Штыковая работа
Французы плохо отстаивают свои траншеи, хоть и употребляют их офицеры вспомогательные средства, как то: палки и кнуты. Наши же солдатики все более делаются обстрелянными. Кроме того, русские знамениты движением вперед: если уж пойдут, ничем не остановишь. То-то и беда, что в маленьких вылазках мы терпим потери больше, чем было бы, если бы солдаты не уходили слишком вперед. С таким войском при хороших распоряжениях можно делать чудеса, Суворов это и доказал. Из письма капитан-лейтенанта Петра Лесли. 7 июля 1855 г.
Ядро просвистело над нашими головами, а генерал ободрил нас: «Ну, ребята, ядро полетело умирать, а мы, даст Бог, будем живы"… Убитыми оказалось пять человек… Неподражаемо храбры наши охотники (добровольцы, выходившие «на штык». — «Известия») — с нетерпением ожидали вылазки, брать пленных не любили, но французов почему-то жалели, а турок кололи без пощады. Неприятель всегда избегал боя на штыках, а наши, напротив, жаждали штыковой работы.
Из воспоминаний штабс-капитана А. Акулевича.
Произведенная в ночь на 31 декабря вылазка (внезапное нападение на укрепления противника, обычно ночное. — «Известия») замечательна подвигом рядового Тобольского полка Андрея Самсонова. Получивший 19 ран, он все еще оставался в траншее и подсаживал своих отступавших товарищей. Последним оставил место боя, выполз из траншеи.
Приказ по Севастопольскому гарнизону 16 января 1855 г.
На 4-м бастионе, в 15 саженях от неприятеля, где ежеминутно угрожали смерть и увечье, веселость гарнизона доходила до резвости — явление, непостижимое для иноплеменников… Мичман Богданович, очень милый, храбрый юноша, сделал и пустил огромного змея. Вся французская траншея стреляла в него безуспешно, что сопровождалось хохотом с бастиона, только через несколько недель пуля случайно попала в бечевку. Богданович устроил змея еще большего размера и просил позволения нарисовать на змее зуава (солдат-африканец из колониальных частей. — «Известия»). Не допуская ничего оскорбительного для неприятеля, я не допустил этого.
Из воспоминаний начальника гарнизона генерал-адъютанта Остен-Сакена.
Адмирал, лейтенант, матрос
Осмотревши работы неприятеля с одной стороны, Нахимов пошел на другую и взошел на барбет, хотя его предупреждали, но он, как и постоянно, не поберег себя, высунув из-за мешков голову. Несколько пуль просвистало мимо, но он продолжал смотреть, и какая-то проклятая ударила его в голову. Павел Степанович упал навзничь. Кровь из раны струилась, я схватил носовой платок и перевязал ему голову… Его отвезли домой. Доктора увидели, что череп вдался до мозга. Страдание было очень сильно. Можете себе представить все наше горе. Он один только и остался, кто заботился о нас и поддерживал дух. Матросы жалеют его, как отца родного, все свое довольствие он раздавал им. Малахов курган — проклятое место, где были убиты и Корнилов, и Истомин. Мы лишились всех трех самых славных адмиралов, на которых имели огромную надежду… Сию секунду прислали сказать, что Павел Степанович умер… Тоска страшная. До свидания. Благословите! Письмо Петра Лесли. 30 июня 1855 г.
Мне предписано представить список офицеров, которые удостаиваются награды Святого Георгия. Имею честь донести, что военное положение, в каком находится моя дистанция, не представляло ни одного случая, когда бы господа штаб- и обер-офицеры не выказывали подвигов, которые подводят под статут Святого Георгия. В продолжение 25-дневного бомбардирования они вели себя одинаково достойно, и ни в одном из них я не заметил и тени беспокойства о своем положении или охлаждения к своей обязанности… Такая геройская стойкость не должна цениться ниже мгновенной вспышки храбрости, где часто офицер под обаянием только минутной отваги бросается на неприятельское знамя или пушку… Ценя великость этой главной воинской награды, я решаюсь просить Вашего ходатайства перед его Светлостью только о тех офицерах, которые имели более влияния на ход дела на вверенной мне дистанции.
Рапорт контр-адмирала Истомина генерал-лейтенанту Моллеру. 30 октября 1854 г.
Товарищи! Каждый день поступки ваши заслуживают полного уважения и удивления, но есть доблести, которые должны навсегда остаться в памяти нашей. 30-го флотского экипажа матрос Игнатий Шевченко, бывший во всех вылазках около лейтенанта Бирилева, явил особый пример самоотвержения в вылазке 20 января. Пятнадцать человек французов, отступая, прицелились в лейтенанта и его спутников. Тогда Шевченко, перекрестясь, кинулся к нему, заслонил и молодецкой своей грудью принял пулю. Шевченко упал на месте как истинно храбрый воин, как праведник… Я спешу поздравить вас, что вы имели его в рядах своих.
Меншиков. Приказ по Южной армии 2.02.1855 г.
Лейтенант Бирилев всегда командовал охотниками и всегда, будучи впереди, первым бросался в траншеи, увлекая людей к неустрашимости.
Нахимов. Представление Бирилева к ордену.
Кажется, что Бирилев руководит всеми вылазками… Если я встречу его вне поле брани, буду счастлив пожать ему руку. Я узнал, что он ранен. Многие наши офицеры, пользуясь днем примирения, послали ему свои визитные карточки. Мы желаем ему быстрого выздоровления, но в то же время, чтобы он ушел вплоть до заключения мира в отпуск для поправки.
Интервью из французской газеты.
И Параша, и баронесса Будберг
Присланные Ее Императорским Высочеством Еленой Павловной Крестовоздвиженские сестры подвизались в госпиталях и перевязочных пунктах Севастополя под огнем огромной неприятельской артиллерии. Ее Высочеству благоугодно было поручить их мне. Но что мог я сделать против угрожающих им ежеминутно смерти и увечья, холеры и тифа. Победив в себе чувство врожденной женской стыдливости, что выше презрения к смерти… держали в руке холодеющую руку, принимали последний вздох страдальца без различия русского или неприятеля. Какая пища для пера поэта, на которого падет счастливый жребий написать поэму «Севастополиада"… Среди них — сестры хороших фамилий и очень образованные: Бакунина — дочь покойного сенатора, Ушакова, Мещерская, баронесса Будберг… Еще замечательная личность из Москвы, из плебейского сословия, под именем Параша — доброта и усердие, храбрость и презрение к смерти баснословные. Солдаты чрезвычайно ее любили. Параша была высокого роста и очень толста, большая цель для выстрела. Французы и англичане, видя ее каждый день на бастионах, к чести их, ее щадили и в нее не стреляли… К сожалению, бомба разорвала ее в мелкие куски.Остен-Сакен — главнокомандующему М.Д. Горчакову (заменил смещенного Меншикова. — «Известия»).
Поименованные в этом списке женщины, занимавшиеся в обычное время мелочной торговлей на рынке, носили на Корнилов бастион под градом снарядов воду и квас, поили раненых чаем и перевязывали раны. Выдав им из моего запаса серебряные медали «За усердие» для ношения в петлице, имею честь сообщить о том Вашему Сиятельству для доклада Государю Императору.
Горчаков — Долгорукову, 19 августа 1855 г.
Готов предать убитых земле
Ваше Сиятельство! Имею честь уведомить о получении письма Вашего относительно предания земле тел, лежащих между наших работ. Но так как появление Вашего парламентарского флага на Константиновской батарее последовало почти немедленно, траншейный генерал не успел получить приказаний и не мог принять во внимание появление флага. Для обмена обоюдными сообщениями требуется полдня времени. Я готов сегодня же отдать приказание предать земле тела убитых в сражениях двух последних ночей. Прошу Вас выставить еще и маленький флаг в знак того, что настоящее письмо Вами получено. Главнокомандующий французской армией Жан Жак Пелисье — Остен-Сакену.
К вечеру рукопашный бой прекратился, и меня с подпоручиком Краснянским повели под конвоем к неприятельским траншеям… Оттуда посадили на вьючных с креслами лошадей, и мы прибыли к лагерю ночью. Разместили нас в палатках. Французские офицеры предложили нам свои постели. На другой день перевели в лагерь гвардии, а к вечеру того же дня мы отплыли в море. Моряки приняли очень радушно, за их столом мы завтракали и обедали. Пароход транспортировал 50 пленных солдат и до 300 раненых и больных. Продовольствие они получали наравне с их матросами, очень порядочное, только тосковали по черному хлебу и борщу. 31-го числа мая с восходом солнца мы приближались к Константинополю.
Из «Записок севастопольца» капитана Дещинского.
Девять месяцев — как девять лет
Генерал-майор Константин Романович Семякин, командир бригады 12-й пехотной дивизии, участвовавшей в Балаклавском сражении — единственном выигранном полевой армией в Крыму, — сам вел на штурм полк, взявший турецкий редут. Из писем жене:Севастополь. 4 декабря 1854 г. Восторг Гавриила Антоновича меня тронул и обидел. Он представляет меня в карикатурном виде: пистолет в руках и сабля в зубах, а ведь в деле 13 октября я и сабли из ножен не вынимал, перекрестился и махнул шапкой в обе стороны — все ринулись со мной. Я был защищен грозными усачами-азовцами. Они сами, как я после узнал, избрали из своей среды охранителей.
5 июля 1855 г. Наконец наши молодцы (сыновья Константин и Роман, зачисленные на службу юнкерами на 5-м бастионе. — «Известия») приехали здоровы, веселы и довольны своей судьбой. Дослужатся и до офицерского чина. Молись, мой друг, и будь покойна. Впрочем, мы должны быть на все готовы.
20 июля 1855 г. Молодцы наши привыкают к звукам полета снарядов и уже отличают бомбу от гранаты, ядро от пули… Поздравь меня с окончанием 64 лет, ибо, пробыв девять месяцев в Севастополе, мне прибавилось девять лет.
30 июля 1855 г. Чем вся эта трагедия разыграется, Един Бог ведает. Отслужи молебен за спасение наше. Сыновья были все время в охотниках, помогали взрывать бастионы и погреба. А видели то, что немногим достанется в удел.
5 сентября 1855 г. Село Дуванка… Решение оставить Севастополь и быстрое его исполнение спасло армию. Неприятель занял город, устраивает батареи и начинает тревожить Северную сторону. Но это не та уж будет бойня.
Быть похороненным в Севастополе
Отставной штабс-капитан Новицкий, находясь в преклонных летах… подал докладную записку о предоставлении права быть похороненным на Севастопольском Братском Кладбище… Находясь в составе гарнизона, участвовал в вылазках… Ранен осколком бомбы, отнято более половины ноги. Благоугодно ли будет Вашему Императорскому Величеству высочайше соизволить на испрашиваемое… 16 марта 1898 г.…об испрошении разрешения похоронить на Братском Кладбище прах умершего отставного полковника Лютостранского, защитника Севастополя… На службу вступил унтер-офицером. Участвовал во многих отбитиях атак неприятеля… 25 апреля 1898 г.
На обоих документах Военного министерства резолюция: «Высочайше разрешено».
* * *
На выставке будут представлены раритеты времен обороны Севастополя, найденные, собранные этими мальчишками из Морских кадетских классов: осколок бомбы из земли Малахова кургана, около места, где был убит адмирал Нахимов, погоны поручика, убитого в Балаклаве. Классы — с 5-го по 11-й, после занятий в обычной школе, по программам некогда знаменитого Морского кадетского корпуса. Фехтуют, танцуют, плавают, поют, постигают рулевое дело, иноземные языки, историю флота, строят яхты. Не все пойдут в моряки, но все растут в правилах чести и мужества, в которых были воспитаны офицеры, защищавшие полтора века назад великую черноморскую твердыню России.Редакция благодарит за помощь заместителя начальника отдела обеспечения сохранности фондов РГВИА Анелю Травникову.
