 |
| Русский вестник | Николай Селищев | 27.07.2006 |
Нынешний юбилей — 480-летие венчания великого князя Василия 3 на княгине Елене Глинской — заставляет нас вспомнить и русско-византийские, и русско-сербские связи. То есть ту старину, которая была жизнью наших предков, а ныне объявлена или вовсе не существовавшей, или существовавшей, но в крайне диком, варварском проявлении.
Род Глинских — от города Глинска в Северском княжестве, впоследствии в Полтавской губернии. Род этот принадлежал к западнорусской знати и в 1508 г. переселился в Россию из Великого княжества Литовского. Отцом Елены Глинской был князь Василий Михайлович Глинский, матерью — княгиня Анна. О происхождении Анны не знают ни «Русская родословная книга» князя А. А. Лобанова-Ростовского, ни «Русский биографический словарь», ни корифеи нашей дореволюционной исторической науки. Однако из сербских источников ясно видно, что Анна, мать княгини Елены Глинской и, следовательно, бабушка царя Ивана Грозного, была из славного сербского владетельного рода Якшич, породнившегося с сербской династией Бранковичей и, таким образом, бывшего в отдалённом родстве с теми же византийскими Палеологами, из которых происходила мать великого князя Василия 3 — Софья Палеолог, другая бабушка царя Ивана Грозного.
Казалось бы, такие разыскания нужно только приветствовать, особенно в православной среде. Но в век всеобщей подмены есть православные и есть «православные». Один из них — деятель американской автокефалии А. Шмеман, возвеличенный «всей экуменической ратью» на пьедестал чуть ли не «отца церкви».
Недавно московское католическое радио («Христианский церковно-общественный канал») стало с упоением читать изданные дневники Шмемана. Из таких читок вслух мы узнали, что Православие якобы больно «шизофренией», особенно когда помнит и чтит Византию и святых отцов.
Так бы и канули в никуда дневники Шмемана, если бы «Церковный вестник» Чапнина в? 6 за 2006 г. не посвятил им целый разворот (с. 12−13), созвав круглый стол по случаю столь великого события. За круглым столом сидели рыцари экуменизма и среди них — игумен Петр Мещеринов, всегда готовый к бою с «имперским наследием» и «ксенофобией». Тон задал Чапнин, призвав сосредоточиться на «образе Церкви», культуре и истории. Опорой «широкой церковно-общественной дискуссии» стала гигантская цитата из Шмемана.
Приведу её в сокращении, не меняя её поистине дикого смысла: «Поскольку же мир этот /православный/ неизбежно и даже радикально менялся, то первым симптомом кризиса нужно признать глубокую шизофрению, постепенно вошедшую в православную психику: жизнь в нереальном, несуществующем мире, утвердившемся как реальный и существующий. Православное сознание «не заметило» крушения Византии, Петровской реформы, революции, не заметило революции сознания, науки, быта, форм жизни. Короче говоря, оно не заметило истории… В Православии — историческом — начисто отсутствует сам критерий самокритики. Сложившись как «православие» — против ересей, Запада, Востока, турков (по-русски надо — турок. — Н. С.) и т. д. Православие пронизано комплексом самоутверждения, гипертрофией какого-то внутреннего «триумфализма"… Трагизм православной истории видят всегда в торжестве внешнего зла: преследований, турецкого ига, измены интеллигенции, большевизма. Никогда — во «внутри». И пока это так, то, по моему убеждению, никакое возрождение Православия невозможно».
Итак, по Шмеману, не было ни преследований православных, ни турецкого ига, ни ересей, ни натиска латинского Запада. Всё это мы, православные, выдумали — от нашей «глубокой шизофрении». Надо сказать, что «дневниковые» (очевидно, изначально предназначавшиеся для печати) записи Шмемана лишь повторяют заявления 1876−1878 гг. тогдашнего английского премьер-министра Дизраэли.
Когда в России собирали средства в помощь сербам, болгарам и черногорцам, истекавшим кровью в боях с турками, то Дизраэли обвинял Россию во «вмешательстве» во внутренние дела милой его сердцу Османской империи. Когда же английские либералы во главе с Гладстоном сами забили тревогу и Гладстон выпустил свою знаменитую брошюру «Болгарские ужасы», а К. П. Победоносцев с согласия Гладстона перевёл и издал её по-русски, то Дизраэли продолжал смеяться над христианскими жертвами османского террора. И преувеличено это всё, и чуть ли не выдумки! Стоило нашему гениальному живописцу К. Е. Маковскому написать картину «Болгарские мученицы», как это наделало такого шума за границей, что до сего дня в Третьяковской галереи не выставлено ни одного полотна Константина Маковского (его брата выставляют, его самого — нет).
Шмеману не нравится и «надрывный уход каждого — будь то к «Отцам», будь то к Типикону» (т. е. Св. отцов читать не надо, они уже «отцы» в кавычках!). Шмеман осуждает уход «в эллинизм, в духовность, в «русизм»,…но непременно уход, отрицание…» (т. е. эллинизм и «русизм» надо вообще искоренить!). Обвинения Шмеманом нас, православных, в «комплексе самоутверждения, гипертрофии какого-то внутреннего триумфализма» можно лишь вернуть самому Шмеману и вообще — американцам.
Француз А. Токвилль ещё в середине 19 века заметил именно этот порок у едва оперившихся США. В своей знаменитой книге «Демократия в Америке» (12-е издание вышло уже в 1848 г.) Токвиль писал: «В своих отношениях с иностранцами американцы оказываются нетерпимыми к любой критике и постоянно жаждут славословий… их (американцев. — Н. С.) редко полностью удовлетворяют даже самые невоздержанные восхваления; они неотступно преследуют вас своими ожиданиями похвал и, если вы не уступаете их настойчивым просьбам, они хвалят себя сами. Словно сомневаясь в своих собственных достоинствах, они жаждут постоянно иметь перед глазами их изображения».
Представления американца «либо очень конкретны и ясны, либо чрезмерно общи и туманны; между ними — пустующее пространство». Американцы, как подчёркивал Токвилль, больше поглощены поисками выгоды, денег и власти. И он недоумевал: «…среди этого моря людей, кружащихся в поисках состояний, возможно ли обрести покой, необходимый для сложных интеллектуальных построений?». Американцам свойственна «способность искать в самих себе единственный смысл всего сущего» (цит. по: М., 1992, перевод с франц., с. 319, 340, 361, 390, 391, 443).
Отсюда и все «салунные», но не «салонные» рассуждения Шмемана о Православии, Византии и славянстве.
Спустя 21 год после смерти Шмемана, в 2004 г. то же повторил вице-ректор папского Восточного института (иезуитского) Р. Тафт. Отрывки из его заявлений тогда поместил сайт «седмица.ру». Тафт твердил: «Православие не в состоянии воспринимать реальность», православные «не понимают уроков истории», в Православии «всё сводится к истерике и крайней эмоциональности», «мало-помалу исчезают логика и рационализм».
Поясню, что американец Тафт — иезуит «византийского славянского (русского) обряда», и поэтому он — «архимандрит» (а не ксёндз), да ещё и носит митру, пожалованную ему украинскими (бандеровскими) униатами США. Тафт был долгие годы советником главы иезуитов по византийскому обряду, «миссионером» в Багдаде, ведал армянскими, индийскими, украинскими, русскими и даже словацкими делами. Тафт — скорее всего, сотрудник ЦРУ. Особенно ненавидит он наших приснопамятных Патриархов Алексия (Симанского) и Пимена (Извекова) и казаков, якобы учинивших жестокие насилия над «мирными» униатами во времена Екатерины Великой и Николая 1. Говоря проще — вся наша история ненавистна Тафту, как, впрочем, и Шмеману. И Тафта, и Шмемана, и тех, кто стоял и стоит за ними, категорически не устраивает цельная, стойкая православно-национальная самобытность.
Кумир американцев — Киссинджер — говорит в своей «Дипломатии», что «американская традиция делает упор на универсальные истины, а не на национальные характеристики». Для Киссинджера Америка — внеисторическая страна: «Абстрагирование от истории выводит на авансцену прославляемый образ универсального человека, живущего по универсальным законам и не зависящего от прошлого, от географии или от прочих непреложных обстоятельств» (М., русский перевод, с. 760).
Киссинджеру, «либералу», вторит Нейхауз, «католический интеллектуал», толкователь папских энциклик, директор американского Института религии. В своей книге «Бизнес и Евангелие» (русский перевод: Познань — Москва, 1995) он пишет: «Америка есть первая универсальная нация, потому что все, кто разделяет символ её веры, могут присоединиться к ней… Отцы-основатели Соединённых Штатов прекрасно понимали, что речь идёт о новом строе для многих столетий…» (с. 12,13).
Американцам нужен именно «новый мировой порядок» — при полном искоренении византийского, православного наследия. Нейхауз пишет: «То, что презрительно называют православным цезаропапизмом, восходит ко временам древней Византии: возникшая ещё тогда модель оправдывала подчинение всякому императору, даже если речь шла об Иосифе Сталине» (с. 169). Как известно, Советский Союз был объявлен Рейганом «империей зла». Но для паписта Нейхауза советская «империя зла» — лишь порождение «древней Византии». Отсюда и Византия становится «империей зла», что открыто утверждал «батюшка» Шмеман.
Американцам выгоден человек без памяти, без прошлого, без Родины и без религии. Но как нас сделать такими? Нам надо привнести яд в той упаковке, которую мы сами спокойно возьмём в руки. В упаковке православия, в упаковке обвинений во внеисторизме. Чтобы наше чувство истории, наша мысль были бы задеты и, продолжая ещё жить, работали бы в ложном направлении — в отторжении нашего Православия и нашей же истории. Но это возможно только в том случае, если бы мы принимали Шмемана всерьёз. Именно этого и жаждет небезызвестный Петр Мещеринов. В том же «ЦВ» он восклицает: «Очень важным представляется вопрос, какое влияние окажет на нас не столько книга о. Александра /Шмемана/, сколько его переживание христианства. Сейчас церковная жизнь находится у своего рода распутья».
Уверен — к счастью, ни малейшего влияния на нашу церковную жизнь толстенный том дневников Шмемана не окажет. Вот увидит и сам Петр Мещеринов, что он-то как раз живёт в «нереальном, несуществующем мире, утвердившемся как реальный и существующий». Тома Шмемана будут лежать годами нераспроданными в церковных лавках. Обедневшие епархии в провинции, и так с трудом закупающие богослужебную литературу, от покупки «шмеманов» вежливо уклонятся. В крупнейших библиотеках Москвы дневники Шмемана будут спрашивать считанные посетители — «интеллектуалы», снедаемые русофобией.
Шмеман опасен, когда его повторяют в бесконечных лже-проповедях, под православной личиной, более лицемерной, чем оригинал. Например, утончённый Флоровский в своих «Путях русского богословия» утверждает: «Для многих в конце 15 века Запад представляется уже более реальным, чем завоёванная и разорёная Византия» (с. 12). Язык тот же, что у Шмемана, — теза и антитеза — «реальный — нереальный». Но без обвинений православных в «глубокой шизофрении». Тем не менее и Флоровский так же лжив, как Шмеман, хотя более образован.
Флоровский, Шмеман и иже с ними не приводят фактов. Вот мы и займёмся фактами.
Знаменитый русский историк А. Нечволодов в своих «Сказаниях о Русской земле» (ч. 3, СПб., 1913; репринт: М., 1992, с. 173) пишет, что в 1503 г. великий князь Иван 3 просил свою дочь Елену, литовскую великую княгиню, навести справки о добродетельных невестах для старшего сына Василия (будущего Василия 3). Особое внимание надо было обратить на нравственность матери невесты. Елена прислала отцу ответ о своих поисках. Примечательно, что список начинался с сербов: «Разведовала я про детей деспота Сербского, но ничего не могла допытаться…».
Нынешнее пренебрежение к Сербии (имеющей «дурную славу в Европе») — это итог лишь последних 15 лет, а 500 лет назад всё было иначе. Сербские деспоты были на первом месте среди владетельных домов «Европы», тогда не объединённой.
В Москве же знали, что сербские деспоты (властители) Бранковичи были в родстве с византийскими домами Палеологов и Кантакузинов. Но не будь турецкого разгрома Сербии в середине 15 века, русско-сербские связи не были бы пресечены. Само венчание Василия 3 на княгине Елене Глинской в 1526 г. много позже можно рассматривать как восстановление русско-сербских связей. Ведь, как мы помним, мать Елены — Анна Глинская — происходила из рода Якшич.
Что нам известно об этом сербском владетельном роде? О роде Якшич была напечатана статья в 1901 г. в белградском журнале «Новая Искра» (год издания 3-й,? 6, с. 164−165). Её автор — выдающийся сербский историк-византинист Станое Станоевич. Он работал в Константинополе вместе с нашим византинистом Ф. И. Успенским в 1898—1899 гг., позже участвовал в войнах с турками и австро-германцами — Балканской и Первой мировой, стал профессором Петроградского университета в последние годы царской России, преподавал в Сорбонне и Лондоне и был членом историко-этнографической секции сербской делегации на Версальской мирной конференции 1919 г. Версаль покончил с оплотом папизма — с Австро-Венгрией, и древние сербские земли объединились в Югославии. Станоевич — это символ патриотической сербской науки и дипломатии.
Статья о Якшичах — лишь одна из множества работ Станоевича. Он пишет, что Якшичи происходят от Якши (после 1453), воеводы, служившего сербскому деспоту Юрию Бранковичу. После окончательного завоевания Сербии турками в 1459 г., дети Якши — Якшичи Стефан и Дмитрий — «храбро сражались» на стороне Венгрии и «оказывали услуги» венгерской короне, бывшей тогда, как известно, заклятым врагом турок. Особенно — при талантливом полководце венгерском короле Матвее Корвине в конце 15 века. По сербским «Родословным таблицам», Матвей Корвин разрешил Якшичам поселиться в Трансильвании (тогда часть Венгрии, ныне — запад Румынии). Там Якшичи построили себе мощный замок, завели торговый флот по рекам, обрастая сербскими сёлами — к ним приходили те, кто ушёл от турок. Таких сёл у Якшичей было 82 в конце 15 века.
По разным сербским данным, Якшичи были «великаши» («вельможи, аристократы») и держали собственное войско — от 400 до 1200 воинов. В те времена это была большая сила. Это доказывается многими данными военной истории, например, «Мемуарами» Филиппа де Коммина, бывшего очевидцем войн французского короля Карла 8 с итальянцами в 1494—1495 гг.
По сербским «Родословным таблицам», венгерский король Матвей Корвин послал осенью 1481 г. против турок 32 тысячи войска. Передовыми силами руководил Йован Якшич (сын Дмитрия), разбивший в первом же бою тысячный отряд турок. Тогда войско Корвина дошло в глубь Сербии до города Крушевац, выведя из-под турецкого ига 50 тысяч сербов, поселённых в венгерской Трансильвании. Позже, в 1526 г., венгры были наголову разгромлены турками в битве при Мохаче. Сын и племянник Стефана Якшича участвовали в битве, причём Станоевич пишет, что племянник Стефана, Пётр Якшич, «по всей видимости», тогда погиб. После катастрофы при Мохаче средневековая Венгрия исчезла. За её остатки австрийские Габсбурги боролись с турками.
Статью Станоевича мне прислал один сербский библиофил. Другой серб прислал мне родословную Якшичей из «Родословных таблиц и гербов сербских династий и властителей» (Белград, 1991, с. 223−227). Эти два источника — Станоевича и «Родословные таблицы» — взаимно дополняют друг друга. При их сопоставлении с русскими, румынскими, сербскими монографиями получаем такую родословную Якшичей.
Наиболее разветвлённое потомство пошло от Стефана Якшича (1489), как мы уже писали, воеводы венгерского короля Матвея Корвина. У Стефана Якшича было два сына и три дочери. Из трёх дочерей Стефана Якшича примечательны все — Елена, Ирина, Анна.
Первая дочь Стефана Якшича — Елена Якшич (после 1529 г.) — вышла за сербского деспота в изгнании Йована (Ивана) Бранковича. Йован Бранкович — сербский деспот с 1494 г. по год своей смерти, по 1502-й. Дети Елены Якшич и Йована Бранковича сыграли огромную роль в жизни православных Балкан, о чём мы скажем ниже.
Ирина Якшич, другая дочь воеводы Стефана, вышла замуж за Матия Балшича Косача, герцога «од Св. Саве», потомка герцога Стефана Вукчича Косача, и умерла между 1545 и 1549 гг. Наш корифей церковной истории Е. Е. Голубинский пишет, что герцогский титул Стефан Косача, или Козарич, получил от немецкого императора Фридриха 3 в 1448 или 1449 г., перейдя в зависимость от него. Владения Стефана Косача турки называли поэтому «землёй Герцеговой», позже — Герцеговиной. Стефан Косач называл себя «херцег од светога Саве» или «херцег светога Саве», также «хранителем гроба Св. Саввы», потому что в области Стефана Косача находились мощи Св. Саввы, погребённого в Милешевом монастыре.
Стефан Косач был вынужден в 1463 г. признать себя данником турок, но при его старших сыновьях турки в 1483 г. окончательно покорили сербское герцогство, обратив его в турецкую провинцию (см.: Е.Е. Голубинский. Краткий очерк истории православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской, или Молдо-Валашской. М., 1871, с.580).
Третья дочь Стефана Якшича — Анна Якшич (после 29.04.1547) — вышла замуж за князя Василия Львовича Глинского, родив ему сыновей Юрия, Ивана и Михаила Васильевичей Глинских и дочерей Елену, Анастасию и Марию. По Станоевичу и по «Родословным таблицам», княгиня Елена Глинская вышла замуж за великого князя Василия 3 и стала матерью царя Ивана 4 Грозного. Анастасия умерла после 1526 г. Мария, вышедшая замуж за князя Ивана Даниловича Хомяка Пенкова, скончалась после 1533 г.
Вернёмся к старшей из дочерей воеводы Стефана Якшича — Елене Якшич, тётке княгини Елены Глинской (матери царя Ивана 4 Грозного). От первого брака с сербским деспотом Йованом Бранковичем у Елены Якшич было пять дочерей. Одна из старших дочерей — Деспина Милица (1554) вышла замуж за воеводу Валахии Негу (Неагое) Басараба, другая — Елена (до 1546) — за воеводу Молдавии Петра 4 Рареша.
Кто такие Бранковичи? Это сербская династия, правившая Сербией с 1427 г., т. е. уже после битвы на Косовом поле (1389), когда, несмотря на героическое сопротивление, сербы потерпели поражение от турок. Османы с одной стороны, венгры — с другой — теснили сербов. Сербский деспот Юрий Бранкович (правил в 1427—1457 гг.) был с 1414 г. женат на гречанке Ирине Кантакузин. Императорский дом Кантакузинов — родственники императорского рода Палеологов. Этот брак устроил византийский император Мануил 2 Палеолог, стремившийся к греко-сербскому сближению.
Дочь Юрия Бранковича и Ирины Кантакузин — Катерина — была выдана замуж за графа Ульриха 2 Цилли, или Цельского. Сестра Ульриха — Барбара Цилли — была женой венгерского короля, владетеля Бранденбурга и немецкого императора «Священной Римской империи» Сигизмунда 1 Люксембурга. Графы Цельские были крупными властителями в Штирии, сейчас их город Цили называется Целье (до 1991 г. — в Югославии, сейчас — в Словении).
Род германских императоров Люксембургов не был для сербов чуждым. Отец императора Сигизмунда 1 — император Карл 4 — установил чешское преобладание в германских землях (мать Карла была из чешского королевского рода). Чешский историк Й. Полишенский, читавший в 1946 г. свои лекции в Лондоне, говорил: «Карл называл себя наследником Великой Моравской державы. В письме королю Сербии он подчеркивал своё славянское происхождение» (см.: Й. Полишенский. Краткая история Чехословакии. Прага, на англ. яз., 1991, с. 34). Сербский церковный журнал «Православле» (? 942, 15.06.2006) упоминает, что Апостол, писанный в 1453—1454 гг. по заказу Катарины Кантакузин, жены Ульриха 2 Цельского, — сейчас собственность музея Сербской Православной Церкви в Белграде.
Эти родственные связи сербских деспотов Бранковичей с германским императором Сигизмундом Люксембургом — важное доказательство искусственности и недобросовестности современных мифов о Сербии, якобы «дикой» и «непредсказуемой». Кстати, Бранковичи как сербские властители, носившие византийский титул «деспотов», оказываются в 15 веке гораздо более известной фамилией, чем, например, Гогенцоллерны, позже поражавшие своей надменностью. Родственник Бранковичей император Сигизмунд отдал свой Бранденбург в 1415 г. мелкому князьку («бургграфу») города Нюрнберга — Фридриху Гогенцоллерну, от которого и пошёл род, позднее «железом и кровью» возмечтавший добиться мирового господства.
И если бы не натиск турок на Сербию — как расцвела бы держава Бранковичей в 16−17 веках?!
Нашествия турок на Сербию в 1437—1439 и 1459 гг. опустошили и осквернили всё на своём пути. На турецких работорговых рынках серба продавали за 70−80 золотых дукатов, дешевле, чем пленного грека (90 дукатов).
По признанию французского путешественника Бертрандона де ла Брокьера, заставшего Сербию при Бранковичах в 1433 г., т. е. уже после битвы на Косовом поле, но до разгрома 1439 г., — Сербия была «прекрасна и густо населена». После 1459 г. сербы уходили из-под власти турок и заселяли Срем и Банат с согласия венгерских королей, увидевших в них вооружённый оплот против натиска османов. Венгерские короли предоставляли сербам значительные привилегии (отсюда и сербские деспоты в изгнании, потомки деспота Юрия Бранковича). Но в нынешней Венгрии вряд ли захотят об этом вспоминать.
Двух сыновей сербского деспота Юрия Бранковича в 1441 г. турки захватили в плен и ослепили, в том числе Стефана, будущего деспота в изгнании.
Этот Стефан Бранкович женился на Ангелине. Стефан и Ангелина, их сын Йован — есть в сербских святцах. Память их 10 декабря старого стиля. Мощи их в монастыре Крушедол в Сирмии (Среме). Об этом узнаём из «Полного месяцеслова Востока» нашего дореволюционного архиерея Сергия (Спасского) (т. 2, с. 381).
По данным сербской энциклопедии, вышедшей под редакцией профессора С. Станоевича в королевской Югославии, Ангелина Бранкович была дочерью Арианита, Элбасанского господаря. Ангелина в 1460 г. вышла замуж за слепого деспота Стефана Бранковича, родила ему двух сыновей — старшего Георгия (в монашестве Максима) и младшего Йована. Ангелина умерла и похоронена в монастыре Крушедол (сербская область Срем) около 1510 г.
Кто был отец Ангелины Бранкович — Арианит, Элбасанский господарь? Из Ф. И. Успенского («История Византийской империи», М., 1997, с. 560) узнаём, что Эльбассан — в греческом Эпире, то есть на крайнем северо-западе Греции. То же пишут и авторы сборника «Североэпирский эллинизм. Борьба за выживание» (Афины, 2002, карта на с. 67). После создания западными державами новоиспечённой Албании в 1912 г. как противовеса Сербии и Греции — г. Эльбассан оказался в южной Албании.
Арианиты — выдающаяся византийская семья (греческая энциклопедия «Элевферодакис», Афины, 1929 г., т. 2, с. 435). Один из Арианитов имел имя Комнинос. Он был «топархис» (глава области господарь) в Албании, успешно воевал с турками в 1434—1444 гг. и даже пытался освободить старинный греческий город Аргирокастро, но не сумел из-за прибытия мощных турецких подкреплений. Потомки и родственники Комнина Арианита жили в Италии вплоть до середины 17 века. К упоминанию «Элевферодакиса» мы ещё вернёмся, увидев, к каким неожиданным открытиям это приведёт.
Подытожим. Сербский деспот Юрий Бранкович (1457) женат на знатной гречанке Ирине Кантакузин. Его сын — деспот в изгнании Стефан Бранкович (1477) — женат на Ангелине, из видного греческого рода Арианитов. Сын Стефана и Ангелины Бранкович — деспот в изгнании Йован Бранкович (1502) женится на Елене Якшич, тётке княгини Елены Глинской, матери царя Ивана 4 Грозного.
Теперь проследим судьбу дочерей Йована Бранковича и Елены Якшич, т. е. двоюродных сестёр княгини Елены Глинской.
Как уже упоминалось выше, старшая дочь Йована Бранковича и Елены Якшич — Деспина Милица — вышла замуж за воеводу Валахии Негу Басараба. Что такое Валахия и где она находится? Валахия — это юг современной Румынии. Но всегда надо помнить, что единая Румыния возникла только в 1859 г. из объединения Валахии и Молдавии, существовавших веками отдельно друг от друга.
Столица собственно румынской Молдавии — Яссы, одно время — Сучава. К той современной Молдавии, которую мы знаем сегодня (со столицей в Кишинёве и границей по Днестру), эта румынская Молдавия отношения не имеет. Современная («кишинёвская») Молдавия издавна называлась Бессарабия. И в Российской империи, и на картах румынских националистов.
Как возникла Валахия? Наш знаменитый архиерей и церковный историк Арсений (Стадницкий) (1936) разделял мнение румынского историка А. Ксенопула — предки современных румын издавна жили в районах Карпат, будучи потомками дако-римского населения. Советский балканист В. Д. Королюк, не решаясь принять дако-римскую версию происхождения валахов, считал их «романизированным пастушеским населением», жившим в горах, по данным венгерского хроникёра 13 века Шимона Кезаи. Королюк признавал языковое общение валахов и славян и наличие славян в Карпатах в 13 веке (см.: В. Д. Королюк. Славяне и восточные романцы. М., 1985, с. 162, 168, 184, 198, 200). Образование княжества Валахии относится к 13 веку, когда, по данным нашего феноменально образованного историка Е. Е. Голубинского, владетель небольшой области в Трансильвании, некто Раду Чёрный, бежал на юг — за Карпатские горы от нашествия татаро-монгольских орд Батыя.
Первая столица переселившихся за Карпаты валахов была в городке Кампылунго («долгое поле») под Карпатскими горами. Затем валахи перенесли свою столицу ещё южнее — в городок Арджис (Аргеш), он же Куртя-д-Ардгиш (т. е. «княжеский дом, дворец ардгишский»). Поскольку в подвластной венгерским королям Трансильвании чиновники назывались воеводами (венгры переделали это слово в «вайда»), то переселившиеся к югу от Карпатских гор валахи своих правителей тоже стали называть воеводами.
С 15 до половины 17 века у валахов было две столицы — Торговище и Бухарест, из которых главной была первая. Из Торговища в Бухарест столица Валахии была окончательно перенесена по приказу турецкого султана в 1659 г. (Е. Е. Голубинский, с. 335, 345). Именно город Бухарест нам известен как столица объединённой Румынии. Но главная столица Валахии была именно в Торговище. Ещё этот город называют Тырговиште. Но даже в современном румынском языке, сильно латинизированном в конце 19 века под влиянием иезуитов и немцев (с удалением многих славянских слов), слово «тырг» означает «торг, рынок, сделка».
Голубинский пишет, что румыны валашские и молдавские приняли Христианство от болгар и поэтому в продолжении весьма многих столетий имели богослужебным и письменным языком наш церковно-славянский язык. В государственных актах собственно румынский язык стал употребляться совместно со славянским лишь с половины 17 века (с. 391, 392).
Румынский историк-националист Н. Иорга (известный профессор, умер в 1940 г.), вне зависимости от своих симпатий, часто навеянных политическими потрясениями уже ХХ века, всё-таки собрал в своих многочисленных трудах огромный фактический материал, никак не противоречащий выводам Голубинского. Например, в своей книге «История римлян» (на франц. яз., Бухарест, 1937) Иорга приводит грамоту валашского воеводы Мирчи 1 Старого (1418), много воевавшего с турками, но вынужденного подчиниться султану. Грамота целиком на церковно-славянском, так что легко читается титул Мирчи Старого — «Боголюбивый и Христолюбивый Мирча Великий воевода и господин» (Иорга пишет, что матерью Мирчи Старого была «сербо-византийка Каллиникия», добавляя, что подобные браки с сербами и греками были часты.).
Читаешь эти грамоты и поражаешься — ведь мы же ничего об этом не знали и не знаем! Сегодняшняя история Румынии переписана настолько, что при приезде папы римского Иоанна Павла 2 в Румынию в 1999 г. румынские верхи приветствовали его от лица «единственной латинской страны, исповедующей Православие»!
Зная всё это, мы поймём, что брак Деспины Милицы Якшич, двоюродной сестры княгини Елены Глинской, с валашским воеводой Негу Басарабом (1521) не был отчаянным шагом в чужой и чуждый мир. Сейчас, увы, Сербию и Румынию разделяет гораздо больше, чем сербов и валахов в конце 15 века. Кроме того, надо учесть, что сам Негу Басараб был из области Крайова, на западе Валахии. Крайова граничит с Сербией. Современная официальная «История Румынии» (русский перевод: М., 2005) не называет имени Бранковичей. О Негу (Нягое) Басарабе говорится, что он был «в родстве с сербскими деспотами (его супруга Милица была уроженкой Сербии)» (с. 268).
Румынский историк Иорга в своей книге «Место румын во всемирной истории» (на франц. яз., Бухарест, 1935, т. 2, с. 35, 88) пишет, что Негу Басараб со своей женой-сербкой воздвиг церковь в Аргеше в «сербском стиле». Церковь в Аргеше сооружена из массивных камней, кирпичей и цемента с великолепной живописью, более совершенной, чем алтари Мистры (оплот византинизма в греческом Пелопоннесе), с надписями по-гречески и по-славянски. Иорга отмечает: «Но в начале 16 века две женщины потомства сербских Бранковичей, преемники деспота Стефана, принесут на два трона — Валахии и Молдавии — имперское подражание». Иорга признает, что титул «деспот», хранимый Бранковичами, — византийский.
Валашская Церковь одно время управлялась знаменитым сербским митрополитом Максимом (Бранковичем), сыном слепого деспота в изгнании Стефана Бранковича и его супруги Ангелины.
Иорга признаёт заслуги Максима (Бранковича) и в управлении Церковью Валахии, и в примирении князей Валахии и Молдавии, воевавших в начале 16 века друг с другом. Наш историк Голубинский о примирении враждующих князей не говорит, но со свойственной ему точностью в определении всех дат и обстоятельств воссоздаёт жизнь Максима (Бранковича) в Валахии.
Данные Голубинского полностью совпадают с более поздними сведениями Станоевича — Максим постригся в монашество в молодых годах в области Сирмиум (Срем), «где основалась на жительство его мать с остальным семейством». Голубинский считает, что валашский воевода Раду 4 в 1503 г. пригласил Максима (Бранковича) занять митрополичий престол в Валахии после ухода Нифона (Нифон — Константинопольский патриарх, свергнутый турками, был митрополитом в Валахии). В 1508 г. Максим удалился в Срем, в основанный им монастырь Крушедольский.
В 1513 г. воеводой Валахии стал Негу Басараб (как мы помним — женатый на Деспине Милице Бранкович, племяннице владыки Максима). Тогда митрополит Максим вновь прибыл в Валахию, где недолго управлял церковью, поставив себе преемника до 1518 г. Голубинский считает, что имя преемника Максима — Макарий (с. 356−358).
Наш знаток святцев архиепископ Сергий (Спасский) в своём «Полном месяцеслове Востока» (Владимир, 1901; репринт: М., 1997, т. 3, с. 661; т. 2, с. 17−18) указывает святого Максима нового, деспота сербского (18.01.1516), митрополита угровлахийского, сына деспота св. Стефана — «мощи в Крушедоле с мощами отца и брата». У Станоевича та же дата кончины Св. Максима.
Сербский архиерей Савва Шумадийский в своём каталоге «Сербские иерархи от 9 до ХХ века» (Белград — Подгорица — Крагуевац, 1996) пишет, что св. Максим (в миру Георгий Бранкович) был сыном слепого деспота Стефана и Ангелины Бранкович и родился в 1462 г. в Албании (очевидно, имеется в виду город Элбасан в греческом северном Эпире, ныне — под властью албанцев, о чём мы уже говорили). Венгерский король Матвей Корвин поставил Георгия деспотом сербским в 1486 г. В 1496 г. Георгий принял монашество с именем Максим. В иеромонаха и иеродиакона был рукоположён софийским митрополитом. После смерти своего брата — деспота Йована (1502) — ушёл с матерью и мощами отца и брата в Валахию. Там, вероятно в 1505 г., он был рукоположён в митрополиты бывшим Константинопольским патриархом Нифоном.
Митрополит Максим выполнял и «дипломатические поручения, когда это было необходимо» (очевидно, имеется в виду то, о чём говорил румынский историк Иорга). Владыка Максим основал первую типографию в Валахии, в которой трудился монах Макарий из Черногории (добавлю, что этот факт признаёт и румынский историк Иорга). В 1508 г. митрополит Максим покинул Валахию и вернулся в Срем, где стал архиепископом и митрополитом Белградско-Сремским (18.01.1518). Канонизирован Сербской Церковью в 1532 г. Но в 1716 г. монастырь Крушедол был сожжён турками вместе с мощами св. Максима (ныне уцелела только часть его мощей) (см.: Епископ Савва. «Сербские иерархи…», с. 299−300).
Сведения Голубинского, Иорги, Станоевича, епископа Саввы Шумадийского помогают нам восстановить исчезнувший мир, который иезуиты и американцы хотят объявить нереальным, а их подголоски в России сам наш исторический интерес относят к болезни внеисторизма.
Византийские и балканские связи России — это не выдумка монаха Филофея с его идеей «Москва — Третий Рим» и не химеры графа Н. П. Игнатьева, якобы придумавшего «панславизм» в конце 19 века. Это живая часть русского Средневековья.
Н. СЕЛИЩЕВ, член Русского Исторического Общества
