 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 25.07.2006 |
На самом деле в этой день произошло вовсе не рядовое рукоположение, каковых сегодня бывает много, что вполне естественно для многочисленных вновь открывающихся храмов. И дело даже не в том, что единоверческая община храма Архангела Михаила является сегодня самой крупной старообрядной общиной и приходом в Русской Православной Церкви, что настоятель ее священноигумен Иринарх (Денисов) — самым авторитетным старообрядным клириком в современной Русской Православной Церкви Московской Патриархии — что некоторые единоверцы хотя и пытаются оспаривать, однако им так и не удалось пока что противопоставить что-либо авторитету о. Иринарха — и не в том, что среди прихожан нашего храма много людей, прямо и открыто участвующих не только в церковной, но и в общественной жизни, выступая сегодня против расколов и разделений церковных и готовящегося и грозящего распада России, хотя, наверное, и все это имеет значение. Обратить внимание хотелось бы на следующее.
В последние два года, после решения Архиерейского Собора Русской Православной Церкви «О взаимоотношениях со старообрядчеством и о старообрядных приходах РПЦ МП», явившегося продолжением исторического Деяния Поместного Собора 1971 года, открылось по всей России уже семь новых старообрядных приходов МП. Много это или мало? На самом деле, ничтожно мало. Но, с другой стороны, почти невидимый консервативно-революционный процесс Великого Возвращения начался, и его уже не остановить при всем желании — возникающем часто с обеих сторон — как никонианской, так и старообрядческой.
В чем историческая — экклезиологическая и не в последнюю очередь политико-историческая — трагедия раскола XVII века? Прежде всего, в том, что чисто экклезиологически оказались правы никониане — при всей жестокости применявшихся ими методов искоренения древлего благочестия — ибо они сохранили апостольское преемство и иерархию (иное дело, что, как говорят иногда старообрядцы, стол был о трех ногах), в то время как не желавшие принять «новин» — и поповцы, и безпоповцы, вместе еще к XIX составлявшие едва ли половину русского народа, сохранили каноническую и метафизическую правду Православия, верность не только быту и обряду, но и святоотеческому Преданию, и общинно-соборному началу, и правильному учению о Православном Царе как «удерживающем». Многие из них унесли правду Третьего Рима, правду Святой Руси в леса и гари, а над Царским Домом легла неотменимая тень измены, которую смыть можно стало только искупительным подвигом и мученической смертью — от Императора Павла I до Царя-Мученика Николы и Его Семьи.
На разбойничьем соборе 1666−67 гг. были наложены страшные клятвы — все они опубликованы, каждый сегодня может их прочитать и ужаснуться — на всю дораскольную русскую святость — так или иначе под них попадали и св. Владимир, и преп. Сергий Радонежский, и весь сонм русских дораскольных святых, и Отцы Стоглава, такие, как ныне прославленный в РПЦ святитель Макарий Московский признаны «невеждами», а собственному народу «вменено поганство». После этих событий — а вовсе не после в чем-то обоснованных военно-политических реформ Петра I — как-то утверждали так и не доросшие до понимания правоты Древлего Православия и оставшиеся, в общем-то, либералами славянофилы, началось разделение — не социальное, а культурное, и шире, психологическое, даже «психопатическое», на «простых» и «культурных», «черную кость» и «белую кость», разразившееся во взаимной резне 10−20-х годов ХХ века, которое не уврачевано до сих пор и до сих пор нас разделяет, причем иногда на уровне семьи и даже доходя до «области разделения души и духа».
Если сердце народа Церковь, то только исцеление этой «сердечной мышцы» может быть предпосылкой — только предпосылкой, ибо есть еще иные условия — исцеления нации. Но здесь процесс может быть только взаимным. У него два основания: признание юридико-экклезиологической правоты никониан и мировоззренческой — старообрядцев. Если будет только что-то одно, то не будет ничего. Провал. Бездна. На самом деле, на этом зиждутся и наши отношения с Исламом, и правильное поведение на Ближнем Востоке, и совершенно новый православно-геополитический прорыв — в Корее и Латинской Америке.
Это не «уния». «Униональный» момент в «церковном старообрядчестве» (единоверии) действительно присутствовал в XIX веке и вообще до снятия клятв лжесобора 1666−67 гг. Особенно он проявился тогда, когда в 40−50-е годы ХIX века старообрядцев стали «загонять» в Единоверие насильно, а «общеправославным» по-прежнему запрещали прибегать к таинствам в старообрядных приходах своей же Церкви. Но после снятия клятв в 1971 году все это в прошлом (быть может, только ради этого события и произошел 1917 год, как по другому поводу писал священномученик Андрей, князь Ухтомский? — во всяком случае, нельзя не обратить внимания — 17 век, 1917 год, 1971 год — ?). Сегодня на самом деле необходима церковная контрреформа — но именно в РПЦ МП, в «никонианской Церкви», никуда никому не уходя. К сожалению, приходится констатировать, что ошибки — преимущественно на политическом уровне — совершали также и старообрядцы. Это и определенный антимонархический крен в начале ХХ века (не у всех, а в основном в купечестве), и «оранжевые» проявления сегодня. Но часто — особенно сегодня — способствует этому пренебрежительное отношение к «старинам» со стороны части — весьма значительной — духовенства (часто причины здесь весьма прозаические: лень переучиваться, длинные службы и проч.); и продолжающееся «подзуживание» некоторых православных СМИ против «раскольников», к которым порой причисляют даже единоверцев. Есть некоторые канонические трудности — о них здесь говорить не будем — а также расхождения в оценках некоторых святых. Но — «где Дух Господень, там свобода» — в конце концов, это так.
Еще одна важнейшая черта нынешнего рукоположения. И отец Евгений, и отец Игорь духовно — и семейно — выросли в недрах Свято-Михайловской общины и были общиной избраны, а затем поставлены — один «в попы», другой — «в дьяконы». Это крайне важно, потому что полностью соответствует всем древним канонам Церкви. Важно и то, что оба представляют ныне белое духовенство, имеют семьи и детей — еще каких детей! Это очень важно, поскольку некоторое время назад ряды единоверческого духовенства пополняли чаще отдельные ревнители-священноиноки, воспитанные в монастырях или возле монастырских стен. Это само по себе замечательно, но в Церкви необходима полнота, постоянное воспроизведение трехчинной иерархии, в том числе и из семей самого духовенства, изнутри общин: в этом и состоит соборность Церкви, завещанная нам предками.
Мы не считаем, что церковная контрреформа, которой мы чаем, должна проводиться теми же методами, какими шла реформа XVII века. Никакого насилия. Это Церковь, а не государство, где насилие и «стеснение» (как любил говорить Конст. Леонтьев) необходимы. Мы считаем, что идти она должна свободно: пусть те, кто хочет оставаться при никоно-алексеевских «новинах», при них остаются, не впадая только в криптолатинство и криптопротестантство. Мы лично знаем много прекрасных никонианских отцов-настоятелей, сжившихся с «новинами», но оставшихся православными по духу, знаем и духоносных иноков русских монастырей, в свое время принявший послереформенный чин. Пусть каждый сейчас остается на своем месте — «где родился, там и пригодился». Кроме Единоверия как такового есть еще и приходы, общины, где возвращение к древности идет постепенно, по частям — и это хорошо. Главное — перемена «в самом воздухе», а она началась. Быть может, не так явно, как бы хотелось, но началась.
Собственно о старообрядцах — поповских и безпоповских согласиях, каждое из которых имеет и свою правоту, и свои особенности — когда-нибудь обязательно вольющееся в общецерковное — предания и свой «особый вкус» и разговор особый. Отдельный. К нему вернемся. Соборно.
Но некоторые соображения хотелось бы высказать уже сейчас. С безпоповцами все обстоит легче всего. Кто хочет, готов к объединению уже сегодня — как обстояло дело с Рижской Гребенщиковской общиной, настоятель которой — ныне диакон — Иоанн Миролюбов в настоящее время трудится по данным вопросам в отделе Внешних церковных связей МП. В ХIX и первой половине ХХ веков к таинствам — в том числе крещению, таинству брака, реже Евхаристии, а также к погребению, прибегало Спасово согласие («нетовщина», как раз наиболее радикальное согласие, утверждавшее, что «после Никона ничего нет»). К сожалению, их осталось очень мало, но в свое время они оказали неизгладимое влияние на русскую культуру и даже политику (см. об этом в только что вышедшем романе Владимира Микушевича «Воскресение в Третьем Риме»). Недавно иерархию и таинства РПЦ МП признали не желающие употреблять слова «Единоверие» староверы поморского согласия в Белоруссии. Серьезных препятствий к воссоединению — по крайней мере к взаимному признанию с Древлеправославной Церковью (Новозыбковского согласия) тоже нет, хотя есть канонические проблемы — например, с крещением.
Сложнее всего дело обстоит, конечно, с Белокриницким согласием (Русской Православной Старообрядческой Церковью) — самым мощным направлением современного староверия. «Белокриницкие» требуют от РПЦ МП прежде всего соборного покаяния в реформах XVII века и последующих гонениях. Это надо сделать, как уже сделала РПЦЗ. Далее следовало бы начать хотя бы переговоры о возможности взаимного признания священства, без перемазывания, как это предлагал в свое время митрополит Антоний (Храповицкий). Но здесь начинается много запутанного, о чем я здесь говорить воздержусь.
Выскажу еще и свое собственное мнение. Решение церковных вопросов по византийско-русской традиции невозможно без прямого участия государственной власти, причем личного участия. Последние, уже новейшие примеры — 1943 год и идущие сегодня переговоры с РПЦЗ, начавшиеся по инициативе Президента. Но всего этого мало. Очень мало, поскольку касается только вопросов ХХ века и только никониан. А необходимо всё. Иными словами, необходим своего рода «Алексей Михайлович, но наоборот». Быть может, тот Русский Правитель, который собственной державной волей инициирует этот процесс — наряду, конечно, с иными делами, а, быть может, увы, опять в ходе войны — и станет тем Восстановителем, которого тайно чают русские люди и явно ненавидят наши враги.
