 |
| Москва, журнал | Игорь Красновский | 24.07.2006 |
Лауреат ряда всероссийских журналистских конкурсов.
Год назад, 15 мая 2005 года, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в День памяти святых благоверных князей и страстотерпцев Бориса и Глеба совершил в Катынском мемориале церемонию освящения закладного камня будущего храма. Этот мемориальный храм будет сооружен, как подчеркнул митрополит, «в честь первых святых, первых мучеников земли Российской князей Бориса и Глеба, дабы в нем совершалась молитва за всех тех, кто был убиен на этом скорбном месте, и чтобы не повторялось страшных ошибок и грехов нашего прошлого».
В память
святых страстотерпцев
Не случайно выбраны и святые, в честь которых будет этот храм. Как повествует «Православная энциклопедия», святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб (в святом крещении — Роман и Давид) — первые русские святые, канонизированные как Русской, так и Константинопольской церковью. Они были младшими сыновьями святого равноапостольного князя Владимира. Родившиеся незадолго до крещения Руси, святые братья были воспитаны в христианском благочестии. Оба брата отличались милосердием и сердечной добротой, подражая примеру святого равноапостольного великого князя Владимира, милостивого и отзывчивого к бедным, больным, обездоленным. Однако коварный и властолюбивый Святополк, старший брат Бориса и Глеба, вероломно умертвил святых князей. В чем же состоял подвиг святых благоверных князей Бориса и Глеба? Какой смысл в том, чтобы вот так — без сопротивления — погибнуть от рук убийц?
Жизнь святых страстотерпцев была принесена в жертву основному христианскому доброделанию — любви. «Кто говорит: „Я люблю Бога“, — а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Ин. 4, 20). «Видите ли, братия, — замечает преподобный Нестор-летописец, — как высока покорность старшему брату? Если бы они противились, то едва ли бы сподобились такого дара от Бога. Благоверные князья-страстотерпцы не захотели поднять руку на брата, но Господь Сам воздал властолюбивому тирану: „Мне отмщение, и аз воздам“ (Рим. 12, 19)».
В 1019 году князь киевский Ярослав Мудрый, также один из сыновей равноапостольного князя Владимира, собрал войско и разбил дружину Святополка. По промыслу Божию решающая битва произошла на поле у реки Альты, где был убит князь Борис. Святополк, названный русским народом Окаянным, бежал в Польшу и, подобно первому братоубийце Каину, нигде не находил себе покоя и пристанища. Летописцы свидетельствуют, что даже от могилы его исходил смрад.
«С того времени, — пишет летописец, — затихла на Руси крамола».
Благоверные князья-страстотерпцы не только прославлены от Бога даром исцелений, но они — особые покровители, защитники Русской земли. Почитание святых Бориса и Глеба началось очень рано, вскоре после их кончины. Известны многие случаи их явления в трудное для нашего Отечества время, например святому Александру Невскому накануне Ледового побоища, великому князю Димитрию Донскому в день Куликовской битвы.
Благоверные князья Борис и Глеб стали не только первыми русскими святыми, прославленными церковью. Именно их канонизация послужила примером для прославления в лике святых убиенного императора Николая II и его семьи на юбилейном Архиерейском Соборе в 2000 году. По словам митрополита Ювеналия, «в богослужебной и житийной литературе Русской Православной церкви слово „страстотерпец“ стало употребляться применительно к тем русским святым, которые, подражая Христу, с терпением переносили физические, нравственные страдания и смерть от рук политических противников».
Голгофа, ставшая позорищем
15 мая 2005 года, будем надеяться, станет тем днем, который дает шанс достойно завершить многолетнюю и весьма скандальную историю сооружения мемориала в Катыни. Точнее — российской части мемориала в этом скорбном месте.Ведь еще 24 мая 1995 года, сразу после закладки в Катыни памятного камня в основание мемориала нашим соотечественникам, ставшим жертвами политических репрессий, тогдашний вице-премьер Правительства России Юрий Яров заявил: «Чувство покаяния перед людьми, которых тоталитарный режим лишил жизни, движет нами и обязывает хоть в какой-то степени воздать должное их гражданственности. Монумент, который заложен на Смоленской земле, будет многим поколениям напоминать о том, что самое ценное — жизнь человека, и обязывать беречь ее. Мемориал, я уверен, мы откроем в мае 1997 года. Правительство России все сделает для этого. Долг перед погибшими, голос совести, ответственность перед народом России, цивилизованным человечеством будет обязывать нас достойно справиться с реализацией намеченного, ведь Катынь находится на виду у всей планеты».
Несколько дней спустя, в начале июня 1995 года, президент Республики Польши Лех Валенса заложил освященный папой римским Иоанном Павлом II памятный камень в основание польского воинского кладбища в Катыни.
С первых же дней после закладки памятных камней в основание российской и польской частей Катынского мемориала началась какая-то странная и весьма кощунственная игра наперегонки: кто быстрее обустроит кладбище — мы или поляки. Хотя вслух подобное «соревнование» категорически отрицалось. Например, через СМИ председатель Координационного комитета РФ по осуществлению мероприятий, связанных с захоронением и увековечением памяти жертв тоталитарных репрессий в Катыни, В. Брагин даже заявил: «Здесь нет азартного политического состязания. Найти могилы репрессированных советских граждан — дело высшей национальной чести, уважение к памяти погибших. Мы с этим, к стыду своему, недопустимо запоздали».
Что такое стыд, надо полагать, чиновники понимали по-своему, ибо ни один из уроков, преподанных им поляками, упорно не шел впрок. Горько это признавать, но, как надо чтить память павших не на словах, а на деле, польская сторона за эти годы показала не единожды. 22 января 1997 года В. Брагин направляет служебную записку под грифом «Совершенно секретно» тогдашнему первому заместителю председателя правительства РФ В. Илюшину, где с тревогой констатирует: «К настоящему времени польская сторона завершила исследование территорий, на которых находятся захоронения польских военнослужащих. Высокая результативность работы польских коллег в поиске и исследовании захоронений предопределена тем, что она обеспечивалась постоянной государственной поддержкой на всех уровнях. Поляки сегодня знают своих соотечественников, покоящихся в Катыни, поименно… Поиском российских захоронений в 1995 году администрация Смоленской области поручила заниматься общественной организации „Мемориал“. В том же году ею было обнаружено более 600 массовых захоронений! Эти могильники пока только приблизительно обозначены на местности и не оконтурены. Несколько российских „ям смерти“ были вскрыты польскими исследователями в процессе поиска останков польских офицеров, но после непосредственного засвидетельствования этих фактов представителями местной прокуратуры могилы были снова без всяких юридических последствий засыпаны землей. В 1996 году в Катыни работы по поиску российских захоронений не проводились… Наше отставание в выявлении и изучении захоронений своих соотечественников, безусловно, ведет к моральным и политическим потерям».
Согласитесь, красноречивое признание…
Но история сооружения Катынского мемориала сохранила и куда более серьезные документы. Например, 23 мая 1994 года тогдашний руководитель Федеральной службы контрразведки Российской Федерации (для тех, кто не помнит: так в годы реформ именовался бывший КГБ и нынешняя ФСБ. — И.К.) Сергей Степашин пишет председателю Правительства Российской Федерации В.С. Черномырдину:«Глубокоуважаемый Виктор Степанович!
В соответствии с распоряжением Правительства России от 17 мая 1993 года N 844-Р и соглашением между правительствами Российской Федерации и Республики Польши „О захоронениях и местах памяти жертв войн и репрессий“ в Катыни (Смоленская область) и Медном (Тверская область) планируется проведение перезахоронения останков расстрелянных в 1940 году польских военнослужащих и создание мемориальных комплексов.
По имеющимся в архивах Федеральной службы контрразведки данным, в Катыни наряду с поляками захоронены 500 расстрелянных немцами в 1943 году советских военнопленных и свыше 6 тысяч жертв сталинских репрессий 30−40-х годов. В Медном — около 4 тысяч репрессированных советских граждан.
В планируемых работах по обустройству указанных мест скорби акцент полностью сместился на перезахоронение и увековечение памяти польских военнопленных. Это уже сейчас вызывает вполне понятную отрицательную реакцию со стороны местных объединений репрессированных и населения Смоленской и Тверской областей, а также, несомненно, может повлечь более широкий негативный общественный резонанс.
По мнению ФСК России, принципиально важно при создании мемориальных комплексов на местах массовых захоронений польских военнослужащих возвести одновременно памятные знаки и нашим соотечественникам.
Такое решение проблемы поддерживается администрациями Смоленской и Тверской областей.
В этой связи полагали бы необходимым рассмотреть вопрос о выделении дополнительных ассигнований для обустройства памятных мест в Катыни и Медном.
Кроме того, как известно, в советско-польской войне 1920 года многие тысячи красноармейцев оказались в плену у поляков и погибли в их лагерях, а также пропали без вести. Сведения о наших потерях в этой войне имеются в архивах Министерства обороны РФ.
Представляется, что следовало бы поручить Минобороны России проанализировать и представить в Правительство и МИД РФ соответствующие материалы.
На государственном и дипломатическом уровнях поставить перед руководством Польской Республики вопрос о передаче России списков красноармейцев, погибших в Пилсудских лагерях, местах их захоронения. Добиться, где в этом есть необходимость, установки мемориальных знаков, обустройства братских могил и обеспечения должного ухода за ними, организации посещения памятных мест официальными российскими представителями и делегациями, нашими соотечественниками.
Перечисленные выше инициативы, помимо очевидной необходимости отдания долга памяти погибшим, способствовали бы поднятию престижа России, а их отражение в средствах массовой информации нашло бы положительный отклик в нашем обществе.
Докладывается на Ваше решение».
Но сроки явно поджимали. А скорее всего, большинству действующих лиц этого, если будет позволительно так выразиться, мемориального трагифарса было не до престижа России. «Глубокоуважаемый Виктор Степанович» спустил это письмо Степашина уже упоминавшемуся вице-премьеру Юрию Ярову, а тот — в МИД (А.В. Козыреву), в Минкультуры (Е.Ю. Сидорову), Минсоцзащиты (С.Г. Киселеву, А.В. Цалко), Минфину (С.К. Дубинину) с резолюцией: «Прошу рассмотреть совместно с администрациями Смоленской и Тверской областей и при необходимости внести в Правительство Российской Федерации согласованное предложение». Если учесть, что вопрос о советских захоронениях в Польше так и остался открытым (а это 1 млн 200 тыс. человек, погибших во Второй мировой войне, и ориентировочно 60 тыс. человек, погибших в Пилсудских лагерях или пропавших без вести во время советско-польской войны 1920 года), то становится очевидным, что идея необходимости отдания долга памяти своим соотечественникам и укрепления престижа России понимания «в верхах» не нашла…
Тем более что поляки однозначно заявляли: ждать дальше они не намерены. Пора было начинать проектирование и строительство мемориала. Что дальше тянуть нельзя, они дали понять российской стороне весьма своеобразным способом: организовали официальный показ общественности Смоленска эскизного проекта мемориального кладбища польским офицерам, расстрелянным в Катыни. Польскую делегацию, приехавшую в город, возглавлял генеральный секретарь Совета охраны памяти борьбы и мученичества Анджей Пшевозник. Он рассказал, что окончательный проект воинского кладбища был одобрен в ходе международного конкурса, в котором участвовало 90 (!) проектов. Представитель Польши сообщил и о том, что ее мемориал не будет противоречить российской части Катынского мемориального комплекса. Соперничества, мол, здесь быть не может, перед смертью все равны. И это был еще один урок, преподанный поляками нашим чиновникам. Если польская сторона готова была документально подтвердить обоснованность каждой детали своего проекта, то у России на тот момент проекта своей части мемориала вообще не было. В результате 17 сентября 1999 года поляки в одностороннем порядке начали широкомасштабные работы.
Только в конце 1999 года общественности рассказали о том, каким русскую часть Катынского мемориала видят его авторы. Все ужаснулись. Члены Смоленского краеведческого клуба «Феникс» пришли тогда к однозначному выводу: «Трудно сказать, чем руководствовались авторы, но иначе как глумлением над памятью погибших этот проект назвать нельзя».
С этой точкой зрения нельзя было не согласиться. Замысел группы московских архитекторов мастерской М. Хазанова представлял помпезную смесь разнообразных сооружений из стекла и алюминия. На могилах расстрелянных предлагалось установить… стилизованные горбушки хлеба и стаканы. При этом в проекте не нашлось места для поминального креста! Общественность была крайне удивлена и тем, что территория будущего мемориала включает в себя лишь небольшую часть катынского леса с единичными могилами. Большинство же братских захоронений российской части мемориала оставались в стороне неухоженными и необустроенными.
То ли политические мотивы, то ли стремление властей поспеть за поляками, то ли еще какие-то причины помешали ответственным за сооружение мемориала чиновникам вникнуть в суть высказанных серьезных возражений по проекту. 14 сентября 1999 года тогдашний министр культуры России В. Егоров подписывает приказ «Об утверждении ТЭО (проекта) на строительство ГМК „Катынь“ в Смоленской области».
Первую очередь российской части мемориала все же сумели открыть день в день вместе с польским воинским кладбищем — 28 июля 2000 года (но, заметьте, не в мае 1997 года, как клятвенно обещал господин Яров). Политики были вполне довольны…
Прошло уже больше десяти лет с момента принятия на самом высоком государственном уровне решения о сооружении мемориала памяти жертв тоталитаризма. Однако и по сей день мы не знаем точного числа захороненных в Катыни советских граждан, их имен. В неведении мы и о всех конкретных местах последнего упокоения их останков. Этим нынче интересуются разве что маленький коллектив музейных сотрудников Государственного мемориального комплекса «Катынь» да члены Смоленской ассоциации жертв политических репрессий. Они не раз направляли коллективные письма в самые высокие государственные инстанции, в которых высказывали обеспокоенность строительством второй очереди государственного мемориального комплекса «Катынь». Смолянам отвечали, что соорудить вторую очередь мемориала предполагают в 2001—2002 годах. Самое главное, обещали обустроить свыше трехсот братских могил российских захоронений в так называемой Долине смерти Катынского леса. В официальной бумаге говорилось, что финансирование всех работ, а также расходы на содержание комплекса будут осуществляться за счет средств федерального бюджета. К сожалению, бумага из Москвы оказалась очередной отпиской.
На сегодняшний день более-менее обустроено лишь два процента из обнаруженных братских захоронений в российской части мемориала.
Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл предложил соорудить вместо помпезного мемориала в Долине смерти мемориальный храм-часовню в память о жертвах тоталитаризма:
«Катынь — особое место во многих смыслах. Это наша русская Голгофа. Десятки тысяч умерщвленных людей. Большинство церковнослужителей Русской Православной церкви, погибших на Смоленщине в годы репрессий, именно там закончили свой жизненный путь. Что же касается нашего отношения к могилам и к прошлому, то нам надо набраться мужества и сказать: „Грешны“. Если каяться русскому народу, то перед Богом за свои собственные грехи, но не перед другими народами. Покаяние перед другими — это не совсем ясное с христианской точки зрения понятие. Можно извиниться перед другими. Это очень хорошее дело — попросить прощения. Каяться можно только перед Богом. Нашему народу есть за что каяться: за порушенные храмы, например. Были не просто разрушены стены, ведь была разрушена жизнь людей. И то, что мы не умеем хранить память, — наш национальный грех. В этом мы должны каяться».
Опять же были обещания, что этот проект профинансирует федеральный бюджет. Но и они пока остались лишь обещаниями. Нереализованной, увы, остается и идея соорудить в российской части мемориала памятную стену, где были бы выгравированы имена смолян, погибших от репрессий.
15 мая 2005 года по завершении церемонии закладки памятного камня в основание будущего храма в честь святых князей Бориса и Глеба владыка Кирилл сообщил мне, что этот храм будет сооружен за счет средств Русской Православной церкви и благодетелей, готовых к пожертвованиям. Митрополит обещал и помощь церкви в обустройстве почти трехсот захоронений, обнаруженных поисковиками за последние годы в российской части мемориала. Он предложил, чтобы на могилах, по православному обычаю, были установлены кресты и зажжены лампады «как символ нашей памяти и любви ко всем тем людям, кто лежит в этой земле». Очень жестко владыка Кирилл высказался и о тех, кто нынче начал активное строительство коттеджей и даже настоящих вилл в Катынском лесу: «Я не представляю, как люди могут спокойно жить на костях!»
Остается только молиться и верить, что День памяти святых благоверных князей и страстотерпцев Бориса и Глеба станет днем, с которого начнется отсчет новой судьбы российской части мемориала в Катыни. Ведь пока мемориал, обошедшийся казне в немалую сумму, на поверку вышел, как теперь признают многие, форменным издевательством над памятью об усопших. Памятник «на годы и века» не содержит в себе упоминания ни одной фамилии погибших здесь, а вместо могил — символические земляные холмики, где даже «не предусмотрена организация возложения цветов и венков». В результате катынская трагедия, которую митрополит Кирилл назвал нашей русской Голгофой, обернулась на рубеже ХХ-ХХI веков российским позором. Чтобы изжить этот позор, в Катыни, по словам владыки, необходим «мемориал, где мы будем поименно вспоминать о безвинно почивших и думать о будущем».
Об острых шипах
И еще об одном немаловажном моменте нельзя не упомянуть. В начале июня 1995 года президент Республики Польши Лех Валенса, закладывая освященный папой римским Иоанном Павлом II памятный камень в основание польского воинского кладбища в Катыни, сказал, что началом сооружения мемориала памяти жертв тоталитаризма «вырван острый шип, уродовавший российско-польское соседство».Увы, рана Катыни по-прежнему кровоточит. И, как показали политические события последнего времени, отнюдь не по вине России. У определенных кругов в Польше вызвало буквально ярость принятое Российской военной прокуратурой 11 марта 2005 года решение прекратить следствие по делу о расстреле польских офицеров в Катыни, поскольку в его ходе не было выявлено фактов геноцида по отношению к польскому народу.
В результате ряд польских политиков и СМИ накануне 60-го юбилея Победы развернули очередную антироссийскую истерию. Вот только некоторые ее «перлы»: «Нужно примириться с тем, что, пока в Кремле будет Путин, мы важных для нас вопросов, связанных с Россией, не решим. Надо будет скорее взять пример с Японии, которая уже полвека терпеливо ждет, пока ей отдадут Курильские острова. В таких вопросах, как Катынь, пакт Молотова-Риббентропа, Ялта, мы не найдем понимания с имперской Россией. Только демократическая Россия будет в состоянии посмотреть в глаза своему трудному прошлому. Так что будем делать все, что в наших силах, чтобы приблизить день, когда оранжевая революция победит и в Москве». Или: «Польша слишком слаба, чтобы в одиночку воздействовать на события за нашей восточной границей. Но сегодня она может действовать на уровне, ранее ей недоступном. Речь идет о восточной политике Европейского союза. Поэтому будем каждый важный для нас вопрос проталкивать через Брюссель. Используем все инструменты давления, связанные с членством России в Совете Европы (недавно семьи жертв геноцида в Чечне выиграли процесс в страсбургском трибунале)… Самым эффективным способом убедить Россию в том, что не стоит вести имперскую политику, будет поддержка демократических движений в этой стране и на территории бывшего СССР. И поэтому мы… должны стимулировать неправительственные организации к тому, чтобы те приглашали в Варшаву российских демократов, налаживали контакты с общественными организациями на Востоке… Надо научиться использовать в игре с Россией национальные и европейские экономические инструменты… Сегодня важнейшей задачей нашей восточной политики является укрепление свежей независимости Киева. Следующей будет подготовка почвы для оранжевой революции в Минске. Потому что Россия без Белоруссии — лучше, чем Россия с Белоруссией». (Цитируется по материалам интернет-сайта inoСМИ.ru.)
Вот так, не мелочась!..
Не особо церемонятся в высказываниях в адрес России и русских и депутаты парламента Польши. В ответ на слова главного военного прокурора России Александра Савенкова о том, что в катынском деле «нет никаких оснований» говорить о фактах геноцида, польский Сейм фактически в ультимативной манере призвал Россию все же признать факт геноцида. В специальном заявлении депутаты польского парламента объявили о том, что убийство польских офицеров «стало началом реализации преступного плана двух союзных тоталитарных режимов — германского Третьего рейха и Советского Союза, — плана, направленного на ликвидацию Польши путем истребления наиболее ценных ее граждан». В ход пошла даже риторика, подзабытая со времен президента Рейгана, поскольку, по Сейму, это преступление было совершено «во имя коммунистической идеологии строителями советской империи зла». Депутаты Сейма жестко заявили: «Мы ожидаем от российского народа и от властей Российской Федерации окончательного признания убийства польских пленных актом геноцида, так, как это было сформулировано в ходе процесса в Нюрнберге». Очень важно уточнить, что до этого момента, то есть до весны прошлого года, трактовка катынских событий как геноцида против польского народа хотя и имела широкое хождение в польской прессе, но никогда не озвучивалась на официальном уровне.
Кроме того, Сейм однозначно поддержал принятое еще в конце 2004 года решение Института национальной памяти Польши о начале польского следствия по катынскому делу. Директор этого института профессор Леон Керес также трактует катынское дело как «геноцид». «Мы считаем, что это геноцид, и будем далее проводить собственное следствие, с тем чтобы доказать и квалифицировать это преступление именно как геноцид», — заявляет он.
После резолюции Сейма формулировка «геноцид» стала превалирующей в польской прессе. Количество публикаций, обличающих «ужасное преступление» уже не столько «советской империи зла», сколько России и русского народа, стало расти как снежный ком, сообщает интернет-сайт Inforos.ru.
* * *
Достойным ответом на эти демарши стали высказывания бывшего руководителя социалистической Польши генерала Войцеха Ярузельского в интервью газете «Известия»: «Я считаю, что отношения Польши и России должны быть хорошими, добрососедскими. Даже самые больные места в этих отношениях — депортация, Катынь, лагеря, смерть людей — можно перековать в лучшую сторону. Да, была в нашей истории такая страница. Но она должна не делить, а в каком-то смысле объединять нас. Была общая трагедия, но потом были общая борьба и общая победа. Самые большие жертвы от сталинизма понес советский народ. Миллионы погибли еще до войны. 600 тысяч советских солдат лежат в польской земле. Каждая смерть является уроком — надо жить, думать о будущем. Могилы должны объединять нас». Трудно не согласиться с этими мудрыми словами. Но их, к сожалению, в Польше не услышали.Удивляться этому не приходится. Ярузельский для нынешних польских политиков не та фигура, к которой прислушиваются. Но в желании как можно больнее «укусить» Россию поляки, к сожалению, не захотели услышать другого своего соотечественника — знаменитого диссидента Адама Михника, которого даже называют «польским Сахаровым». А ведь он еще в 1999 году предупреждал: «Сегодня ради будущего наших отношений мы не должны раскапывать могилы прошлого. Если мы накануне ХХI века будем все время говорить только об истории, это никуда нас не приведет. Поляки и русские в этом случае будут смотреть друг на друга так, как смотрят последние годы сербы с хорватами, а не как, скажем, немцы с французами. Это было бы против и россиян, и поляков.
Я постоянно напоминаю, что сталинский террор был направлен прежде всего против россиян. А потому в русском надо видеть брата по несчастью, а не палача» («Коммерсантъ-Власть», 30 ноября 1999 года).
Жертва злых соседей?
В истории политических страстей вокруг Катыни немало странных, почти мистических совпадений календарных дат.17 апреля 1943 года Геббельс записал в дневнике: «Катынское дело становится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях еще вызовет не одну взрывную волну. И мы используем ее по всем правилам искусства. Те 10−12 тысяч польских офицеров, которые уже раз заплатили своей жизнью за истинный, быть может, грех — ибо они были поджигателями войны, — еще послужат нам для того, чтобы открыть народам Европы глаза на большевизм».
22 апреля 2006 года информационные агентства сообщили, что «на Россию подадут в суд за Катынь. Родственники польских военных и гражданских лиц, убитых советскими спецслужбами во время Второй мировой войны, собираются подать на Россию в Европейский суд по правам человека».
Апрель 1943-го и апрель 2006-го: все возвращается на круги своя…
Доктор Геббельс мог бы торжествовать: изготовленная в его ведомстве политическая бомба и спустя шестьдесят с лишним лет еще способна вызвать взрывную волну. Точнее, и спустя шесть с лишним десятилетий у министра пропаганды Третьего рейха в Польше есть умелые последователи, готовые спровоцировать эту взрывную волну.
Впрочем, только ли в Польше? Всем, кто интересуется темой Катыни, хорошо известно, что у Польши обостренный комплекс «жертвы злых соседей». Удивляет другое: как подобострастно помогают полякам лелеять этот комплекс некоторые российские СМИ и общественные деятели. Они почему-то убеждены, что Катынский лес — это место исключительно польской национальной трагедии. И в упор не замечают того факта, что этот лес — одновременно и кладбище для десятков, если не сотен, тысяч наших соотечественников.
«В новом польском музее посетителям предложат ходить по государственному флагу Советского Союза, брошенному на пол. Об этом сообщила газета „Жиче Варшавы“ накануне открытия музея», «Поляки всерьез планируют добиться получения от России финансовых компенсаций не в соответствии с внутренним национальным законодательством РФ, а на основании норм международного права», — прямо-таки с мазохистским упоением сообщают нам эти новости либеральные российские СМИ.
«Музейная» новость, что называется, вне комментариев. Но позвольте спросить: а на основании каких международных правовых актов нашу страну планируют обвинить в геноциде?
В Интернете можно найти данные, что, по экспертным оценкам, сумма российских компенсаций Польше за 21 857 «катынских» поляков составит не менее 3,9 млрд долларов США. А скорее всего, еще больше. Но как делался этот расчет? Тем более что, докладывая о результатах длившегося многие годы расследования катынской трагедии, главный военный прокурор России Александр Савенков рассказал об установлении фактов гибели в Катыни не двадцати с лишним тысяч, а 1803 человек из чуть более 14 540, проходящих по данному делу. Кстати, насколько известно, эти цифры не оспаривает и профессор Глосек, проводивший в 1995 году эксгумацию так называемых ям смерти в Катынском лесу.
Впрочем, даже не в деньгах суть. Господам, потирающим руки в предчувствии возможного политического гешефта (я имею в виду именно тех, кто сегодня начал активно раздувать очередной «катынский» скандал, а не родственников убиенных), можно напомнить: если поляки будут давить на международное гуманитарное право, то Российская Федерация как правопреемница СССР автоматически просто обязана вспомнить о 60 тысячах погибших в 20-х годах прошлого столетия в польских концлагерях красноармейцах. Тем более что сегодня на дворе времена не «глубокоуважаемого Виктора Степановича» или Бориса Николаевича, когда забота о необходимости отдания долга памяти погибшим и престиже Отечества в катынском вопросе беспокоила разве что руководство спецслужб. Теперь официальная позиция России по этому вопросу весьма четко выражена президентом Путиным, который во время своего официального визита в Варшаву в январе 2002 года недвусмысленно дал полякам понять, что каяться не собирается: «Это может нас вывести на другую стезю развития. Мы можем начать ожидать покаяния друг от друга по разным вопросам истории, а потом подсчитывать, кто сколько покаялся, и подводить баланс». Во всяком случае, очень хочется надеяться, что это именно официальная позиция нашего государства, а не просто эмоциональные слова президента в ответ на не слишком церемонные вопросы журналистов.
Исторический комментарий
И все же на слова президента надейся, а аргументами в их обоснование вооружайся. Для тех, кто хочет знать правду не только польской, но и нашей стороны, интернет-издание Pravda.ru недавно привело, на мой взгляд, весьма аргументированный исторический комментарий:«Главным событием Второй мировой войны в Польше считается пакт Молотова-Риббентропа, положивший начало оккупации страны. Действительно, в сентябре 1939 года польские земли оказались в руках Германии, а Западные Украина и Белоруссия, а чуть позже и Вильно (Вильнюс) вошли в состав Советского Союза. Собственно Польша была разделена на две части: часть непосредственно вошла в состав Третьего рейха, а из другой части было образовано генерал-губернаторство. Положение польского населения во втором было чуть лучшим, но и там поляков жестоко преследовали по национальному признаку, стараясь одну часть онемечить, а другую превратить в дешевую рабочую силу.
Польское движение Сопротивления было расколото. Часть его ориентировалось на довоенное правительство, осевшее в Лондоне (Армия крайова — Национальная армия). Другая часть, оформившаяся в 1942 году, ориентировалась на СССР и польские левые силы, прежде всего на коммунистов (Армия людова — Народная Армия). В Советском Союзе появились целые польские воинские соединения, которые вместе с советской армией в ходе операции „Багратион“ в июле 1944 года вступили на территорию Польши. И здесь ориентированное на Запад подполье 1 августа подняло Варшавское восстание. Оно длилось 2 месяца, но было подавлено гитлеровцами. Город был почти стерт с лица земли, и в январе 1945 года советские солдаты фактически освобождали пепелище. Далее на территории Польши Красная армия вместе с Войском Польским (появилось после слияния Армии людовой и польских частей в СССР) провела Висло-Одерскую и Восточно-Померанскую операции, освободив всю территорию страны. Всего на территории Польши сложили голову более 600 тыс. советских солдат.
Несмотря на чудовищные потери Советского Союза в Польше, в наше время говорят о том, что на смену немецкой оккупации пришла советская — именно так поляки называют период пребывания в социалистическом лагере. В доказательство приводят насильственное отстранение от власти представителей довоенного правительства, а также события в Катыни — расстрел в 1940 году польских офицеров, оказавшихся в СССР после присоединения Западных Украины и Белоруссии. Вспоминают также и о том, что Советский Союз не вернул эти территории.
Однако посмотрим на факты. Первое: Запад Украины и Белоруссии был оккупирован Польшей в 1918—1920 годах и входил в ее состав вопреки воле этнически непольского большинства населения этих мест. Второе: расстрел польских офицеров в Катыни происходил отнюдь не потому, что они были поляками по национальности, в отличие от узников лагерей смерти. Третье: Варшавское восстание. Оно было не подготовлено и проводилось только для того, чтобы показать, что Армия крайова сама освободила город, без помощи „русских“, не предупредив о нем даже западных союзников. Забывают поляки и о еще одной нелицеприятной стороне своей истории: они вместе с Германией принимали активное участие в ликвидации Чехословакии, которое стало результатом знаменитого „Мюнхенского сговора“.
Отдельный разговор — то, что принес собственно Польше Советский Союз. Так, Польша обрела нынешнюю западную границу только благодаря воле СССР, который явочным порядком передал ей все территории к востоку от рек Одра и Ныса-Лужицка (линия Одер-Нейсе). Нашей стране стоило чудовищных усилий убедить союзников на Потсдамской конференции признать это, как и произвести выселение с новоприобретенных земель немецкого населения. И это не говоря о том, что Красная армия освободила узников концлагерей, немалая часть которых содержалась там за то, что принадлежала к польскому народу. Наконец, Польша получила полноценный выход к Балтийскому морю с двумя крупными портами — Гданьском и Щецином. Отметим и то, что большая часть Восточной Пруссии также вошла в состав Польши.
В советские времена по всей территории Польши появились памятники советским воинам и мемориальные кладбища, крупнейшим из которых остается Раковицкое в Кракове. Большая часть их снесена, осквернена или пришла в запустение. Особенно выдающаяся история связана со сносом памятника маршалу Коневу в Кракове в 1997 году. Это произошло несмотря на то, что именно части 1-го Украинского фронта спасли город от участи Варшавы. Последнее незадолго до смерти признал и папа римский Иоанн Павел II, говоривший об освобождении Кракова советскими войсками. По всей Польше сносились памятники и переименовывались улицы, названные в честь не только советских маршалов, но и Войска Польского. Единственными борцами за свободу Польши теперь считают бойцов Армии крайовой. В ее честь называют центральные улицы, и именно мемориал ее солдат считается теперь главным в Варшаве — теперь вечный огонь горит у него.
Разумеется, некоторые памятники, в том числе и в Варшаве и Кракове, сохранились, но следят за ними преимущественно представители российского посольства и генерального консульства. Интересно, что в наилучшем состоянии мемориальное кладбище советских солдат содержится во Вроцлаве — городе, который только в 1945 году вошел в состав Польши, будучи несколько веков до этого немецким Бреслау. Вероятно, здесь лучше помнят, кому они обязаны воссоединением с этнической родиной. Но вслух об этом и здесь, как и в других частях страны, стараются не вспоминать».
Как видите, далеко не все так прямолинейно в истории взаимоотношений Польши и СССР, как это пытаются представить нынешние польские политики и их адвокаты по эту сторону российско-польской границы. А потому очень хочется надеяться на то, что общественность России будет слышать не только их, но и нашу, российскую правду об исторической трагедии Катыни и второй мировой войны.
Тайна Красного бора
«Факты, свидетельствующие о том, что польских офицеров казнили фашисты, по крайней мере, не менее доказательны, чем противоположная версия. При этом подходе участие представителей польского эмигрантского правительства Сикорского в работе немецкой комиссии 1943 года, которая предстает как грубая пропагандистская фальсификация, выглядит, мягко скажем, весьма двусмысленно. Готовы ли нынешние „правдолюбцы“ не только в Польше, но и в России узнать действительную правду о Катыни?» — вполне справедливо спрашивает автор интернет-издания Inforos.ru Сергей Пантелеев.А ведь реальная правда о Катыни отнюдь не спрятана в секретных архивах под семью замками. Любопытная деталь. «Правдолюбцы» постоянно ссылаются на материалы так называемой «Особой папки» из архива Политбюро ЦК, обнаруженные «архитектором перестройки» А.Н. Яковлевым, а затем переданные Горбачевым полякам. Но они напрочь забывают о том, что по решению Политбюро никто и никогда в Советском Союзе не расстреливал. Решение Политбюро и даже пресловутое письмо Берии Сталину с предложением расстрелять подавляющее большинство пленных поляков — это лишь политические документы, не более! Чтобы их осуществить, необходима была еще целая система материалов. Последняя, замыкающая бумага (точнее, даже не бумага, а маленький клочок бумажки) в этой бюрократической цепи, использовавшейся в советской расстрельной практике, — это листочек, на котором приводившие приговор в исполнение писали: «Приговор в отношении такого-то или таких-то приведен в исполнение». И на архивные папки с такими скорбными листочками всегда ставился штамп: «Хранить вечно». Любой, кто работал с делами репрессированных, знает это как азбучную истину.
Но до сих пор катынские «правдолюбцы» так и не предъявили общественности ни одного «расстрельного талона» ни на одного из упоминающихся в политических баталиях 21 857 «катынских» поляков. Не предъявлено общественности и ни одного документально зафиксированного показания (ни даже хотя бы одной фамилии!) тех, кто якобы поляков расстреливал. А ведь без этих, в данном случае чрезвычайно важных, документов и «Особая папка», и все другие «исторические свидетельства» реально вообще никакой юридической ценности для признания факта геноцида не имеют. Без них любые обвинения любого самого Европейского суда будут не более чем, извините, филькиной грамотой.
Кстати, об «Особой папке» и пресловутом «Письме Берии». Не надо забывать, при каких внутрироссийских политических обстоятельствах они были предъявлены широкой общественности. В расцвет горбачевской гласности и чуть позднее, в 1992 году, во время суда над КПСС. Вспомните идеологическую вакханалию тех лет и задумайтесь: насколько могут быть подлинными документы, которые политики вытаскивали как «джокер» из рукава ради сиюминутных личных амбиций, абсолютно не бравших в расчет интересы, как тогда было принято выражаться о России, — «этой страны»?..
«Факты, свидетельствующие о том, что польских офицеров казнили фашисты, по крайней мере, не менее доказательны, чем противоположная версия"…
И ведь таких фактов немало. Один из них — рукопись воспоминаний коренного смолянина Ивана Хрисановича Симоненкова, которую он передал мне как журналисту и которую, как и ряд других документов в этой статье, я публикую впервые.
Свои воспоминания Иван Хрисанович скромно обозначил как «Версию гибели польских военнопленных в Катыни». Но, ей-богу, эта «версия» выглядит гораздо убедительнее монографий «правдолюбцев». И прежде всего потому, что она — собственноручно написанное свидетельство очевидца событий.
Вот что пишет Иван Хрисанович Симоненков:
«Полвека идет установление истины трагической гибели польских солдат и офицеров в Катынском лесу под Смоленском.
Историками, журналистами и политиками разных государств написано много статей и произнесено много речей на эту тему, но никто из них, в том числе ни одна комиссия, не задался вопросом, почему погибли поляки, но каждая сторона дает свой ответ на вопрос, кто это сделал и когда. Приводят аргументы, иногда очень и очень неубедительные, основанные в основном на данных германо-польской комиссии 1943 года «…»
Уже нет «советской стороны», но есть Россия и народ России, и для него не безразлично, что о нем говорят и пишут, в том числе и в Польше.
В этой небольшой статье, похожей по содержанию больше на расследование, попробую кратко и убедительно доказать, что расстрел польских военнопленных в Катыни произведен германскими войсками поздней осенью 1941 года и весной 1942 года «…»
Впервые польских военнопленных я увидел и разговаривал с ними в начале осени 1941 года. Жила наша семья на небольшой железнодорожной станции Заольша, на границе БССР и России. К началу войны мне исполнилось 11,5 лет и окончил я 4 класса.
Однажды ко мне пришел такого же возраста парнишка, возможно, это был один из братьев «К». Наше внимание привлек остановившийся товарный поезд, шедший со стороны Витебска и перевозивший солдат в незнакомой форме, на головах у некоторых были четырехугольные фуражки.
Немцев возле эшелона не было видно, поэтому мы по переезду прошли прямо к эшелону, стоявшему на четвертом пути. В эшелоне и возле него были польские военнослужащие — офицеры и солдаты. На переезде, метрах в десяти от эшелона, лицом к составу стоял польский офицер-дежурный, смотревший вдоль поезда то влево, то вправо. Он был без головного убора, лицо его я хорошо запомнил. Это был человек чуть выше среднего роста, шатен, с гладко зачесанными назад волосами, нос прямой, лет 35−37, очень аккуратно одетый, в отличие от других, которые были возле эшелона.
Переездом эшелон как бы делился на две неравные части: в сторону Смоленска находилось 8−9 вагонов, по другую — в 3−3,5 раза больше, то есть всего в составе было 25−30 вагонов. Двери в вагонах были открыты только в голове и хвосте состава (вагонов по 5−6, не более). В остальных вагонах поляки выглядывали из вентиляционных люков — по двое из каждого люка. Прямо на переезде стоял четырехосный вагон (пульман), из левого люка смотрели на нас двое молодых поляков с бритыми головами. Справа один из смотревших из люка комментировал, что видел: он часто оборачивался в вагон и говорил. Стоящие у вагонов и прогуливавшиеся были гораздо старше тех, которые были в вагонах.
Когда мы подошли к вагонам, нас окружили поляки, которые спрашивали, сколько осталось километров до станции Гнездово (если быть точным, то ее сначала называли «Гнездовая», потом, переговорив между собой, один из них назвал «Гнездово»). Мы не знали, где находится эта станция. Придя домой, я спросил у отца, где находится эта станция, и он ответил, что это станция Гнездово, а находится она в 10−15 километрах от Смоленска.
Вдруг один из поляков метрах в 20−30 от нас побежал в сторону домов, ему что-то закричали из головного вагона (очевидно, там была охрана, но из вагона она не выходила, некоторые поляки оборачивались в эту сторону). Услышав крик, поляк остановился, немного постоял и, увидев нас, подошел. В руках у него было письмо. Между поляком и нами состоялся разговор из слов и жестов (но мы понимали друг друга), из которого следовало, что надо отправить письмо. Но мы сказали, что идет война и почта не работает, тогда поляк трижды произнес слово: «Важно».
Я сказал, что только после войны можно отправить письмо, поляк это понял и ответил: «Нех после войны». Мне кажется, я и сейчас слышу эту фразу. Посмотрев в сторону хвоста поезда, мы увидели охрану из 5−6 немцев с карабинами, направлявшихся в нашу сторону. Мы ушли, но в последний момент поляк буквально всунул письмо в карман моему товарищу «…»
И еще эпизод. Очевидно, в этот же день, но к вечеру: спиной к окну стоит отец, рядом с ним парень. У отца в руках развернутое письмо, парень водит пальцем по письму и переводит написанное, затем отец говорит: «Это письмо надо спрятать». Письмо было помещено в круглую плоскую банку, и я отнес эту банку, спрятал в дупло дуба (зарыл в землю?) и забыл.
Спустя несколько дней возле переезда находилась группа местных жителей. К ним подошла женщина, работавшая на переезде. Они были знакомы, завязался разговор. И вот эта женщина очень громко произнесла запомнившуюся фразу: «Поляков везли три дня». Это означает, что был не один эшелон, а по крайней мере три эшелона, в них могло находиться около 6000 военнопленных поляков.
Поиски письма спустя 50 лет не дали результатов.
Возникает вопрос: зачем немцы в начале осени 1941 года перебросили под Смоленск около 6000 военнопленных поляков? Станция назначения полякам была известна — это Гнездово.
И еще об офицере, стоявшем у эшелона на переезде в начале осени 1941 года.
В Смоленске в 1990—1991 годах состоялась выставка, посвященная 50-летию трагедии Катыни. Наряду со множеством газетных статей было на стендах свыше 300 фотографий польских офицеров, не вернувшихся с войны и бывших в лагерях Советского Союза в качестве интернированных.
На одной из фотографий был офицер на сто процентов похожий на офицера, стоявшего на переезде в 1941 году. Я записал его фамилию, но продолжал осмотр. Второй офицер был тоже очень похож (но у него был слегка приплюснут кончик носа), я записал и эту фамилию. У меня оказались две фамилии: поручик Вацлав Каминский и капитан Адам Петровский. Оба они находились в Старобельском лагере (подпись под фотографиями). Один из них мог находиться в эшелоне в начале осени 1941 года.
В 1991 году в Советском Союзе вышла книга «Катынская драма» (составитель О.В. Яснов) — первое научное советское издание, посвященное катынскому делу. В предисловии сказано: «И вот теперь эти реальные доказательства появились. Читатель сможет сам ознакомиться с материалами и сделать выводы» «…»
Ознакомился, сопоставил с другими данными и пришел к выводу, что Катынь — дело рук немцев.
Если рассматривать причину трагедии Катыни в отрыве от других событий, как это делали германо-польская комиссия весной 1943 года и советская под руководством профессора Н.Н. Бурденко осенью 1943 года, то действительно есть очень много противоречий, и эту трагедию каждая из сторон приписывает другой, считая себя правой.
Чтобы ответить однозначно, надо выяснить, что строилось в Красном Бору осенью 1941 года и весной 1942 года в 10 км от Смоленска и в 7 км от Катынского леса.
Здесь, в сосновом бору, до войны располагались дома отдыха, пионерские лагеря, магазины. Есть все это и сейчас, хотя при отступлении все это было сожжено немцами. Здесь с 1941 года располагался штаб группы армий «Центр». Это отсюда осуществлялось руководство операцией «Тайфун», целью которой был захват Москвы. Это сюда для инспекций приезжал Гитлер летом 1942 года — поездом. Сюда же он и прилетал весной 1943 года.
Вот небольшой перечень построенного только в восточной части леса (этот перечень И.Х. Симоненков сопровождает подробно нарисованной схемой. — И.К.): надземный и подземные бетонные бункеры, дороги, полевой аэродром (дорога к нему имела кирпичное мощение), бетонная плотина с водосливом и другие сооружения.
На большой территории был вырублен сосновый лес, пни выкорчеваны и увезены на запад. В 1965 году еще можно было видеть взорванные и подорванные входы в бункеры. Подземные бункеры не взорваны, возможно, они заминированы, так как консервация их производилась заблаговременно.
Полного объема построенного для штаба группы армий «Центр», очевидно, не знает никто, кроме немцев, руководивших этим строительством.
Кто же строил все это? Русских военнопленных и немцев необходимо исключить: первые были обессилены, еле передвигались и умирали десятками, вторые на оккупированной территории физическим трудом не занимались.
Остаются военнопленные поляки, которых везли в эшелонах через Витебск до станции Гнездово «…». Откуда их везли, и что важное писал офицер в 1941 году в своем письме, остается неизвестным «…»
Зона лагеря и зона строительства были зонами повышенной секретности, поэтому все строители-военнопленные были вывезены в Катынский лес. Причем просматривается два этапа: осень 1941 года и весна (май месяц) 1942 года. Там, по данным германо-польской комиссии, в 8 могилах покоятся 4243 человека «…»
Из вышеизложенного следует, что в начале осени 1941 года по железной дороге Витебск-Смоленск в район Красного Бора под Смоленском было переброшено около 5−6 тысяч польских военнопленных офицеров и солдат для строительства сооружений (преимущественно бетонных, подземных) для штаба группы армий «Центр», в состав которых входил и бункер Гитлера.
Рядом со строительством располагалась площадка лагеря военнопленных площадью до 4 га, где было около 2,5−3 тыс. человек.
После выполнения работ по возведению сооружений, что совпадает с концом октября 1941 года, лагерь был ликвидирован, а все военнопленные вывезены в Катынский лес, так появилась могила N 1.
Оставался еще значительный объем работ (корчевка пней, мощение проездов кирпичом, благоустройство, которому придавалось значительное внимание). Весной 1942 года в лагерь начали поступать отдельные партии военнопленных поляков (из лагерей в Смоленске), которые после выполнения работ также вывозились в Катынский лес. Так сохранялась военная тайна. Весной 1943 года Гитлер во второй раз посетил штаб группы армий «Центр», где было решено вскрыть катынские захоронения, так как удержать Смоленск в 1943 году не удается: фронт проходил к северо-западу от Смоленска на расстоянии 70−80 км.
Так начала раскручиваться катынская драма, которая продолжается вот уже более полувека «…»».
Ивану Хрисановичу Симоненкову могут возразить: что было и что вспомнилось — две большие разницы. Но вот что интересно: то, что он вспомнил через полвека после войны, удивительно совпадает с тем, что писал в июне 1943 года в разведывательных донесениях командованию о ситуации в районе, примыкающем к так называемому Катынскому лесу, мой дед, Сергей Иванович Красновский. Тогда он как военный разведчик находился на территории, оккупированной фашистами:
«Около железнодорожной ветки, соединяющей станцию Красный Бор со станцией Гнездово, выгружаются и лежат боеприпасы по обеим сторонам дороги, отходящей от Витебского шоссе, идущего в Дубровенку. На западной стороне лежит кабель на катушках. Это не простой телефонный кабель, а хорошо изолированный. Там такого кабеля много, примерно он занимает около двух квадратных гектаров. На левой стороне дороги, если идти от Смоленска по направлению к Гнездову, в том месте, где были парикмахерская и ресторан, расположен склад горючего. Очень много бочек с бензином. Тоже занимает около двух квадратных гектаров. На даче детского дома и рядом расположенных дачах разместились автомастерские. Здесь полный лес запружен машинами, которые ремонтируются. Ремонтируют их немцы, а также очень много пленных русских шоферов. Возле первой дачной остановки, южнее на 100−150 м от железной дороги, на лугу стоят самолеты, примерно 5−10 штук. Второй такой небольшой аэродром находится севернее на 200−300 м от Дубровенского озера.
В областных пионерских лагерях находится школа полицейских. Они огорожены проволокой, расставлены пулеметы, и близко возле них ходить нельзя. На дачах областной промкассы расположен штаб. Говорят, что это штаб Западного фронта. 14 июня, говорят, там был командующий фронтом генерал Кейтель. Что в эти дома часто на машинах ездят генералы, то это я несколько раз видел сам. На дачах штаба ПВО расположены телефонная станция и радиостанция. На складах — на котловине по левую сторону от железной дороги, где раньше был карьер по разработке балласта, — склады с продовольствием и обмундированием.
В здании бывшего холодильника находится бойня для скота. Туда недавно пригнали много коров из Голландии. На футбольном поле часто обучаются русские пленные, изъявившие желание служить в германской армии. Они живут в бараках, расположенных рядом со стадионом. В санатории Борок на станции Катынь расположен ветеринарный лазарет. По дороге Новые Батеки-Старые Батеки-Пронькино-Ольша на поле лежит очень много снарядов. По дороге к Ольше, возле реки, затем около деревень Бурая, Яцынино, Старожище и дальше Печерска проходит линия окопов, и местами они заканчиваются танками.
Начиная от речки Дубровенка, по линии разлива Днепра, на опушке леса вырыта линия дотов до Гнездова, и, говорят, эта линия идет дальше. Она приготовлена с прошлой осени. Весной была залита водой, а теперь ее ремонтируют…»
О поляках здесь ни слова. Но о странной активности оккупантов именно в районе Красного бора-Гнездова-Катыни в этом разведдонесении, датированном двадцатыми числами июня 1943 года, говорится очень подробно. Если этот документ, написанный, еще раз повторю, очевидцем событий по горячим следам, сопоставить с процитированными выше воспоминаниями Симоненкова, то задуматься есть над чем. В том числе и над судьбой «катынских» поляков.
Страшная тема
Не лежит ли разгадка тайны гибели поляков именно в тайне Красного бора-Гнездова-Катыни и так называемого «бункера Гитлера»?Почему Йозеф Геббельс выбрал для своей «политической бомбы» именно Катынь, а не, например, Медное? Почему эта «бомба» получила само название «Катынь» — название места, весьма удаленного от Козьих гор, где находятся могилы поляков? Что реально искали (или прятали?) в Катынском лесу сначала немцы, а потом люди из ведомства Лаврентия Павловича Берии? Только ли (и столько ли?) неистлевшие кости пленных польских офицеров их интересовали? Или что-то совсем иное, а вся история с трупами поляков была лишь шумным отвлекающим маневром?
Одна из самых больших загадок Катыни, которая почему-то напрочь выпала из поля зрения исследователей трагедии: почему вслед за комиссией Бурденко Козьи горы вдоль и поперек пробороздил мощный экскаватор из ведомства Лаврентия Павловича? Совершенно очевидно, что он не сбрасывал в текущий рядом Днепр кости польских офицеров. В Катыни, как можно предположить, люди из ведомства Берии упорно искали что-то очень важное, возможно, оставшееся там после немцев. Что? Нашли или нет? И почему этот экскаватор, заснятый немецкой аэрофотосъемкой, сильно заинтересовал ЦРУ США, когда снимок попал в руки американской разведки? Почему фашистское командование, несмотря на неотвратимо приближающуюся агонию, с маниакальным упорством вплоть до мая 1945 года посылало в район Катынского леса один самолет-разведчик за другим? Их сбивали наши зенитки, а они все летели и летели, словно мотыльки на гибельно манящий огонек…
Почему первыми словами в телефонном отчете руководству Польши от профессора Марьяна Глосека, эксгумировавшего «ямы смерти» в 1995 году, была сказанная с нескрываемым удивлением и радостью (если, конечно, это определение чувств уважаемого профессора подходит к данной ситуации) фраза: «Они здесь!»? Неужто поляки в 1995 году не рассчитывали найти в Катыни останки своих офицеров? Или, возможно, с подачи своих американских друзей они морально были готовы найти здесь нечто совсем иное, а не истлевшие кости своих соотечественников?
Почему и по прошествии шести десятилетий тема Катыни остается, давайте уж говорить прямо, одной из приоритетных в деятельности на территории России не одной польской, но и других западных разведок? Только ли исключительно по идеологическим соображениям?
Почему оказалось, что из 183 томов «катынского дела» 116 содержат сведения, составляющие государственную тайну, и только 67 открыты, в том числе для передачи польской стороне?
Почему, наконец, все, кто действительно серьезно занимался темой Катынского леса, говорят о том, что это страшная тема? Страшная не только в смысле человеческих трагедий тех, чьи кости здесь лежат…
Подобных вопросов можно задать еще немало. А вот внятных ответов на них, увы, раз-два и обчелся. Что ни говорите, но тайна Катынского леса не в одних могилах польских офицеров на очень небольшом пятачке этого лесного массива в 95 га под Смоленском. И интуиция, да и элементарная логика подсказывают, что связана она не с 1940 годом, как утверждают «правдолюбцы», а именно с периодом оккупации советской территории фашистами. А история вокруг расстрела несчастных поляков, как ни шокирующе это звучит, — лишь следствие настоящей тайны Катыни. Если хотите, дымовая завеса из идеологических страшилок о вампирах из НКВД. Завеса, изначально просчитанная в ведомстве Геббельса как очень точный отвлекающий маневр от чего-то другого. Того, что еще, быть может, заставит содрогнуться мир…
Впрочем, это уже тема для совсем другой статьи. А пока Катынский лес по-прежнему остается местом идеологических битв…
В июне 1995 года CNN на весь мир вел прямую трансляцию закладки президентом Польши Лехом Валенсой памятного камня в основание Польского воинского кладбища в Катыни. Вне сомнений, Валенса рассматривал эту церемонию как триумф Польши над Россией. Но триумфа на «территории врага» не получилось. Буквально за несколько часов до начала церемонии, ночью на пути к католическому кресту вырос словно из земли памятный камень с надписью о 500 расстрелянных здесь фашистами в годы оккупации советских солдатах. Валенса был вынужден на глазах у всего мира, под прицелом сотен видео- и фотокамер поклониться этому камню и возложить цветы, прежде чем пройти далее, к польским могилам. Позже станет известно, что он в тот момент был в ярости. В окружении пана Леха после этого грандиозного прокола «церемониймейстеров», говорят, полетела не одна голова за то, что вовремя не предупредили, не просчитали, что среди русских могут найтись отчаянные люди, для которых понятие достоинства родной державы важнее карьеры и приказов начальства угодить польскому президенту во всем до мелочей.
15 мая 2005 года, в День памяти святых русских князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, митрополит Кирилл не только заложил первый камень в основание будущего православного храма на территории Катынского мемориала, но и отслужил заупокойный молебен по польским офицерам, захороненным в этом страшном месте. Отслужил его один, без католического ксендза. Ни один представитель Польши в этот день на территории мемориала не присутствовал ни официально, ни неофициально. Печально, но могилы, трагическое прошлое по-прежнему разъединяют нас. И разъединяют они нас сегодня, давайте говорить об этом прямо, не по вине России и русских.
