 |
| Правая.Ru | Федор Гиренок | 12.07.2006 |
Во-первых, Православие — это вера, которая не нуждается в знании, в ссылке на цепочку причин и следствий. Для веры нет причин. Если я знаю, то я не верю. Если я верю, то знание мне безразлично. Если вера в чём-то и нуждается, то в верности. Верен тот, кто верит. А тот, кто потерял веру, тот неверен. Если я говорю, что у меня неверный друг, то это не значит, что он мне изменил. Хотя он мне, может быть, и изменил. Это значит, что я потерял веру и я ему не верю.
Конечно, легче от фактического потребовать соответствия своему понятию, чем от себя потребовать соответствия символу. Ведь твой друг — это не тот, кто соответствует понятию друга, а тот, кому ты веришь, узнавая в нём друга. Вера и верность не из мира фактического, в котором всё случайно и преходяще. Они из мира символического, невозможного. А символы неизменны. Поэтому Православие заставляет искать человека среди невозможного, в отличие от постмодернизма, который ищет человека и находит его среди возможного.
Второй момент. На мой взгляд, Православие — это в очень значительной степени — исихазм. А суть исихазма состоит в молчании, которое не имеет внутри себя смены состояний. То есть, молчание относится к тому, что не раскладывается в серию или последовательность. Оно не зависит ни от времени, ни от прилагательных. Если бы оно зависело от них, то тогда мы обнаружили бы в нём нечто качественное, врeменное. И тем самым приписали бы ему смену состояний. Молчание было бы в этом случае редуцировано к паузе, к интервалу, промежутку. Иными словами — к тому, что неотделимо от временной последовательности. Молчание — враг времени. Хотя и оно может красноречиво говорить. Но молчание — это не язык. Это не знаки и не слово. Ведь если посудить, то слово — это всего лишь очередной знак, который ищет своё место среди других знаков. Молчание лишает слово знаковости, открывая в нём внутреннее слово.
Постмодернизм понимает весь мир как текст, как бесконечную цепочку означивания. В этом мире ссылок на другие ссылки нет места молчанию. В нём всё говорит. Для Православия же мир — это не текст, а встреча абсолютного и относительного. Сама эта встреча носит не знаковый характер, а мистериальный. Мистерия имеет отношению и к моменту «Здесь и Сейчас», и к моменту Вечности. Поэтому в мистерии растворяются любые знаковые системы.
И еще. В Православии важно то, что во всякий момент времени дано полностью, целиком. Его истина наглядна. Она показывается. И этот показ носит иконический характер, а не кинематографический, как в постмодерне. В постмодернизме глаз смотрящего подобен кинокамере. Он не видит целое. Он видит только часть. Одна часть сменяется другой частью, но эта смена не ведёт к целому. В лучшем случае она ведёт к смене планов наблюдения. Постмодернизм связан со словом. Он не показывает, а доказывает, заранее полагая, что все доказательства равноправны. Для него слово — это всего лишь слово.
Православие и постмодернизм могли бы встретиться в одном случае: если бы Православие согласилось на работу в модусе ускользающего «что». «Что» — это, например, кофеин, то есть в модусе ускользания мы получаем кофе без кофеина. Вот если бы Православие согласилось быть христианством без Христа, то тогда оно перестроило бы себя в духе постмодернизма. Но тогда бы оно перестало быть Православием.
Православие, несомненно, сделало бы шаг навстречу постмодернизму, если бы оно отказалось от своих представлений о власти. Постмодернизм рассеивает власть, редуцирует её к микроуровню, к языку. Он не мыслит власть без Другого. В Православии власть понимается как своя воля, как своеволие. Дело в том, что писаное слово и писаное право никогда не понимались Православием как нечто такое, что может быть над человеком, что может ограничивать его в проявлениях самости и самостояния.
Православные не признают слово как источник Духа. Дух может возлежать на слове, но исходит он только от Отца. Поэтому он не может исходить от законодателей. И поэтому у Православных нет никакого пиетета перед парламентом, перед писаным правом. Вспомним хорошо знакомую каждому русскую пословицу: «Закон что дышло — куда повернёшь, туда и вышло». Источником права, закона и государства может быть только Самодержец. А это значит, что Православным безразлична идея правового государства. Постмодернистский мир не мыслим без права. Поэтому Православие и постмодернизм несовместимы.
