 |
| Русский дом | Виктор Тростников | 09.06.2006 |
Христианский догмат о Троице — вершина человеческого знания, предельная для нас глубина и полнота мировой истины. Сколько бы люди ещё не прожили на земле, ничего принципиально нового им уже не откроется. Блистательнейшие идеи великих мыслителей мировой истории имеют подлинную ценность лишь в той мере, в какой они соотносятся с тезисом о триединстве Творца и Вседержителя или могут быть использованы как вспомогательные соображения для его усвоения. Совершенно прав был Иван Киреевский, сказавший: «Направление философии зависит в первом начале своём от того понятия, которое мы имеем о Пресвятой Троице».
Что же, значит простым людям нечего и мечтать постигнуть премудрость главного положения христианского богословия, до которой не сумели подняться ни Платон, ни Кант, ни Лев Толстой?
Вовсе нет! Великие истины обладают тем свойством, что могут открываться человеку на разных уровнях, начиная с самого простого, и на каждом из них происходит реальное приобщение к заключённому в них смыслу, хотя и не полное, но полезное и назидательное. Особенно убедительно подтверждается это на догмате о Троице, который в первом приближении может быть объяснён младенцу, а во всей бесконечности содержания остаётся недоступным никакому теологу. Вот пример объяснения троичности Бога на детском уровне, которое в действительности оказывается очень глубоким. Выступавшему в прямом эфире священнику позвонил пятилетний мальчик и спросил: «А почему Бог один, а лицо не одно, а три?» Батюшка ответил замечательно: «Потому, что Бог есть любовь, а чтобы она была, нужны лица, любящие друг друга. Вот и живёт в Боге изначально любовь: Отец любит Сына и Духа, Сын любит Отца и Духа, Дух любит Отца и Сына». Разве может не понять этот маленький человечек, который знает, что такое любовь с тех самых пор, когда научился узнавать склоняющуюся над его колыбелькой маму? А ведь это понимание очень верное.
Однако более требовательные к логике взрослые могут возразить: так рассуждать хорошо лишь тогда, когда заранее знаешь, что Бог есть Троица, а этот главный, исходный факт откуда стал известен?
Кто первый догадался об этом и что подтолкнуло его к такой нетривиальной мысли?
Такого догадливого гения не было. Никто из людей самостоятельно додуматься до этой коренной истины мироздания никогда не смог бы. Она была дана нам в Божественном Откровении, да и то после длительной исторической подготовки, направленной к тому, чтобы мы смогли её вместить.
В эту подготовку были промыслительно вовлечены три великих народа древности: израильтяне, греки и римляне. Не будем обсуждать, чей вклад стал весомее, — все они являлись необходимыми, — а посмотрим, в чём они заключались.
Древнеизраильская цивилизация выработала чётко выраженную и энергично акцентированную идею единобожия. Если бы этот принцип был абсолютно строгим, т. е. единственный Бог имел бы единственное лицо (как Аллах у магометан), это было бы несовместимо с христианством и не могло бы быть первым к нему шагом. Но в одной из глав священной для евреев Книги Бытия есть удивительный и, казалось бы, противоречащий духу Ветхого Завета рассказ о том, как Бог является Аврааму в виде трёх мужей, а Авраам говорит им всем трём вместе «Ты», будто это одно существо. Ясно, что это место Пятикнижия есть не что иное, как прикровенная информация о Троице, которая на тот момент была непонятной, но через много веков превзошла по своему значению содержание других глав.
О греках. Их роль в приуготовлении человечества к познанию истины огромна: она заключается в том, что они создали философию — отыскание сущности явлений. Основываясь на методе умозрения, эллинские мудрецы ещё в V веке до н.э. пришли к утверждению, что сущностью мира является Единое, абсолютно простое в смысле отсутствия каких бы то ни было частей, но в слитном виде содержащее в себе всё. Единое может развёртываться во Многое, и если взять его полную развёртку и охватить её взором как объект, мы получим Другое Единое, эквивалентное ему по ёмкости, но не целостное, а, напротив, дробное, составляющее структуру. Вот этот переход атома в структуру и обратное свёртывание структуры в атом составляет, по убеждению греческих философов, суть мировой жизни. Нетрудно догадаться, что Единое стало прообразом христианского Бога-Отца, а Другое — прообразом Сына, или Бога-Слова, каковое наименование указывает именно на Его структурированность, ибо слово всегда состоит из частей — букв или фонем.
Участие римской цивилизации в формировании и распространении христианского представления о Боге не менее существенно. С начала первого века до н.э. Римское государство неотвратимо эволюционировало от республики к монархии. После продолжительных гражданских войн член Второго Триумвирата Октавиан Август был провозглашён императором, а через 27 лет после этого в Вифлееме родился Христос. Бог-Сын будто специально ждал, чтобы воплотиться для своей спасительной миссии срока, когда возникнет империя, и понятно, почему: до этого у Него ничего не получилось бы. Евреи, первыми открывшие Бога-Отца, воспринимали Его как «Бога израилева» или «Бога Авраама, Исаака и Якова», отзвук чего до сих пор сохранился в наших церковных молитвах, а Христос пришёл, чтобы обратиться ко всему человечеству, поэтому такое местническое понимание правильной веры необходимо было преодолеть, заменив национальную психологию интернациональной. Именно такая замена и произошла в эпоху кесарей, когда статус полноценной личности получал не тот, кто принадлежал к такому-то этносу или к такому-то сословию, а кто имел римское гражданство. Все мы знаем слова апостола Павла, что во Христе нет ни иудея, ни эллина, но не задумываемся о том, что они были уравнены уже в Римской империи, и это юридическое уравнивание было первым шагом к уравниванию духовному. Но помимо этой психологической подготовки к христианизации народов, Рим осуществил и не менее важную техническую подготовку: создал однородное правовое, языковое и коммуникационное пространство от Британии до Северной Африки и от Пиренеев до Карпат, благодаря чему проповедь христовых учеников и апостолов смогла стать воистину вселенской.
Итак, к моменту Боговоплощения тремя великими цивилизациями, деятельность которых, несомненно, направлялась Божественным Промыслом, были созданы уже многие составляющие Истины: единобожие с намёком на Троицу, философский дуализм, представляющий сущее в двух модусах, поворот к трактовке Истины как наднациональной, вселенской правды. Но чтобы намёк превратился в догмат, чтобы модусы ожили и превратились в Ипостаси, чтобы вселенскость политическая стала вселенскостью религиозной, эти составляющие должны были быть творчески синтезированы с добавлением к ним новых идей, превращающих их соединение в цельное миропонимание. Ради этого синтеза и стало Слово плотью, осуществив его в величайшем тексте всех времён и народов — в Евангелии, или Благой Вести. Здесь Троица выступает уже не прикровенно, а явно. В главе 3-ей от Матфея Бог предстаёт во всей полноте: Отец, свидетельствуя о Себе возгласом «Се есть Сын Мой — возлюбленный», Дух — в виде сходящего на Сына голубя, в то время как сам Сын, воплощённый в Иисуса, крестится от Иоанна в Иордане. А в 3-ей и 16-й главах от Иоанна даётся развёрнутое представление о Святом Духе, наличие которого превращает эллинскую пару «Единое — его Другое» в триаду «Отец — Другое Отца, Сын — общий для Отца и Сына Дух». Этим круг человеческого богопознания в общих чертах завершился, ибо «2» есть открытое число, а «3» — замкнутое.
Но стала ли эта веками созревавшая в умах лучших мыслителей великая истина, окончательно выраженная самим Богом, достоянием рядовых христиан и как повлияла она на судьбу человечества?
Повлияла самым кардинальным образом, круто изменив весь ход мировой истории, и именно потому, что стала достоянием самых широких масс. Только не надо это понимать так, будто каждый, уверовавший в Троицу, стал искусным богословом и научился математически точно доказывать самому себе и другим, что Бог не может быть никем иным, как соединением Трёх Единосущных Лиц. Это надо понимать в том смысле, что народы, населяющие Европу, и прилегающие территории начали интегрироваться в новую цивилизацию, ядром которой был отлитый в чеканные формулировки Символа Веры, догмат о Троице, и постепенно начали проникаться её духом — её критериями добра и зла, отношением к себе и ближним, постепенно вырабатывать соответствующую культуру, правосознание и бытовые традиции.
Отметим три главных характеристики этой прекраснейшей и самой животворной из всех цивилизаций. Идеальная гармония между «Я» и «Мы», существующая в Троице, которая получила гениальное пластическое выражение в знаменитой иконе Рублёва, порождает бесконфликтное взаимодействие между личностью и обществом, идущее на пользу и ей, и ему. Это подтверждено историей: сугубое почитание Пресвятой Троицы, распространившееся из посвящённой Ей преподобным Сергием обители по всей Руси, быстро привело к окончанию княжеских междоусобиц и содействовало образованию единого Российского государства.
Говоря о второй характеристике, вернёмся к тому, что было сказано вначале «для детей», добавив к этому богословский аргумент: только при наличии в Боге Лиц категория любви обретает дотварный статус и, более того, становится причиной сотворения мира, в котором преизбыточная Божественная любовь как бы выплёскивается наружу. Ни в какой другой религии нет столь высокого понятия о любви, как в той, которая исповедует Троицу, что, конечно, сказывается на жизнеустроении, порождённом этой религией. Третья характеристика — придание христианством высочайшего достоинства человеку: здесь человек в некотором смысле входит в состав самого Божества, так как Второе Лицо Троицы есть Богочеловек.
Конечно, эти характеристики относятся только к неискажённому христианству, т. е. к Православию. В католичестве соборность была заменена принудительным сплочением верующих под властью папизма, а в протестантстве личное достоинство человека выродилось в индивидуализм. А поскольку главной исповедницей Православия является сегодня Россия, мы должны радоваться, одновременно сознавая свою ответственность, тому, что Бог назначил нас быть хранителями величайшей из истин, которую мы, видимо, должны будем засвидетельствовать в последние времена перед всем миром.
