 |
| Москва, журнал | Олег Слепынин | 07.06.2006 |
Епископ Димитрий (Абашидзе), 1908 г.
Необыкновенным образом в отечественной истории пересеклись судьбы двух людей, сыновей Грузии. Между ними не много общего. Но оба следовали в жизни каждый своей заветной цели. Но оба пользовались — у разных, конечно, людей — удивительным авторитетом. Есть в их судьбах и как будто чисто формальные совпадения: оба не раз меняли в своей жизни имена, оба прожили примерно одинаковое число земных дней; их захоронения были осквернены при одном и том же правителе:
Один всемирно известен по псевдониму Сталин. На его надгробии за пирамидой Мавзолея надпись: «СТАЛИН ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ 1879−1953».
Второй, урожденный князь Давид Абашидзе, в исторической и духовной литературе запечатлен двумя монашескими именами: Димитрий и Антоний. На восстановленной надгробной плите за алтарем Крестовоздвиженской церкви Киево-Печерской лавры выбито на церковнославянском: «На сем месте покоится прах в Бозе почившего Схиархиепископа АНТОНИЯ (Абашидзе) 1857−01.XI.1942». Дата рождения там указана неверно. О причине этой ошибки — на десять лет — мы вспомним чуть позже. Надпись имеет продолжение — строчку из псалма Давида:
О И.В. Сталине существует неохватно огромная литература.
Сведения об удивительной жизни князя Абашидзе рассыпаны по некоторым историческим документам, мемуарам, житиям святых:
В СЕМИНАРИИ
Ученик 5-го класса Тифлисской духовной семинарии Иосиф Джугашвили за непочтительность и грубость «в обращении с начальствующими лицами» при проведении ими обыска был наказан. В семинарском кондуитном журнале за 1898/1899 учебный год зафиксировано: «Сделан был выговор. Посажен в карцер, по распоряжению о. ректора, на пять часов». Эта дежурная запись, ставшая со временем приметным экспонатом Тбилисского филиала Центрального музея им. В.И. Ленина, скреплена подписью: «И.Д.». Подпись принадлежит иеромонаху Димитрию Абашидзе, на тот момент инспектору семинарии.Пути их пересеклись в 1896-м. В тот год о. Димитрий окончил со степенью кандидата богословия Киевскую духовную академию и получил назначение в Тифлис. Первое послушание о. Димитрия в семинарии — должность преподавателя Священного Писания. Джугашвили к тому моменту окончил два класса семинарии и был переведен в третий. Существует уверенное предположение, что в тот период Абашидзе сумел найти подход к самолюбивому юноше, и между ними сложились вполне теплые отношения. Это, конечно, вполне возможно: в те годы Иосиф не был лишен жизнерадостности, он, как известно, писал стихи, которые князь Илья Чавчавадзе печатал в своей газете «Иверия». Во всяком случае, родину ощущал Иосиф порой с сердечным восторгом (стихотворение 1895 года):
Цвети, родная Иверия!
Ликуй, родимый край…
Сохранился и рассказ известной монахини Сергии (Клименко, 1994): «:когда Сталина за „проказы“ сажали в карцер на хлеб и воду, он (о. Димитрий) его жалел и посылал ему покушать:»
В 1897 году о. Димитрий был переведен в Кутаисскую семинарию и прослужил там в качестве инспектора год. В 1898-м вернулся в Тифлис:
В советской прижизненной биографии Сталина об этом периоде говорится: «Тифлисская православная семинария являлась тогда рассадником всякого рода освободительных идей среди молодежи, как народническо-националистических, так и марксистско-интернационалистических; она была полна различными тайными кружками:» Таким образом, молодой богослов о. Димитрий, приготовившись посвятить свою жизнь служению Богу, оказался на мистическом поле битвы: уже и вороны кружили над Россией, а из болотного марева вставали зыбкие фигуры и не растворялись от крестного знамения. В Киевскую духовную академию князь поступил человеком вполне взрослым — 25-летним, после окончания в Одессе юридического факультета Новороссийского университета; выбор был, конечно, глубоко прочувствованным. На первом курсе КДА князь был пострижен в монашество — он вышел на поле битвы.
Дыхание революции, тектонические движения русской почвы уже чувствовались повсюду — и в Одессе, и в Киеве, и в Закавказье. Оставалось всего несколько лет до того момента, когда и пламя начнет выхлестывать из бездны на поверхность русской почвы.
В 1898 году Абашидзе был уже вторым — после ректора — лицом в семинарии. К этому же моменту относится еще одно происшествие, воспоминание о котором оставил соученик Джугашвили, некто П. Талаквадзе: «Как-то раз, после обеда, мы, ученики, сидели в Пушкинском сквере, около семинарии. Вдруг кто-то закричал: „Инспектор Абашидзе производит обыск у Джугашвили!“ Я бросился в семинарию, подбежал к гардеробу, находившемуся в нижнем этаже, где хранились наши вещи в закрываемых нами на замок ящиках. Войдя в гардероб, я увидел, что инспектор Абашидзе уже закончил обыск. Он взломал ящик Coco, достал оттуда нелегальные книги и, забрав их под мышку, поднимался на второй этаж здания. Рядом с ним шел Coco… Вдруг в это время к инспектору неожиданно подбежал ученик шестого класса Василий Келбакиани и толкнул монаха, чтобы выбить из его рук книги. Это оказалось безуспешным. Тогда Келбакиани набросился на инспектора спереди, и книги тут же посыпались на пол. Coco и Келбакиани быстро подхватили книги и бросились бежать… Опешивший инспектор Абашидзе так и остался ни с чем».
Кто бывал в здании Тифлисской семинарии (в советской Грузии там располагалась картинная галерея) помнит лестницу, ведущую на второй этаж. Без усилий воли перед мысленным взором разворачивается сценка: молодой иеромонах в клобуке смотрит вслед убегающим, прыгающим как бесы семинаристам:
Талаквадзе, описав нападение на инспектора, решил прибавить к портрету смиренного монаха дегтя. Прибавил: «Что же касается обрусевшего дегенерата, коварного иеромонаха Димитрия Абашидзе, то этот кахетинский князь, будучи еще совсем молодым, принял монашество и надел рясу. Ректор семинарии и другие лица видели в монахе будущего экзарха Грузии и открыто об этом говорили. Инспектор старался делом доказать, что он вполне достоин занять высокий пост экзарха, являвшегося одной из важнейших опор русского самодержавия в Грузии. Димитрий Абашидзе имел в семинарии своих шпиков, которые тщательно следили, кто из учащихся и чем именно занимается, о чем говорит, что читает:»
Последние пассажи очень похожи на донос, да и писались они вблизи от горячего револьверного ствола. Имя Платона Васильевича Талаквадзе (1882−31.12.1937), уроженца Кутаиси, мы обнаруживаем в списке бакинских меньшевиков 1914—1916 годов и в списке узников ярославской тюрьмы, расстрелянных в 1937-м. Как мы понимаем, в 1930-е, когда составлялся «мемуар», и одной характеристики, такой, как «князь», «видели в монахе будущего экзарха» (с подсказкой про опору самодержавия), «имел в семинарии своих шпиков», достаточно было и для ИТЛ, и для расстрела.
Мы совсем не уклонимся от темы, если скажем несколько слов и о судьбе ректора, распоряжением которого будущий глава государства был в очередной раз посажен в карцер. В 1898 году ректором Тифлисской семинарии становится архимандрит Гермоген (Георгий Ефремович Долганов, уроженец Херсонщины; 1858 — 16.06.1918), до этого прослуживший пять лет инспектором Тифлисской семинарии. Гермоген — выдающийся церковный деятель, подвижник, проповедник, знаменитый епископ Саратовский и Царицынский (1903−1912), сосланный из-за конфликта с Григорием Распутиным в монастырь; после февраля 1917-го — епископ Тобольский и Сибирский. Накануне Пасхи 1918 года по распоряжению ЦИК арестован; утоплен большевиками в реке; владыка канонизирован в лике новомучеников на юбилейном Архиерейском Соборе в 2000 году.
ПУТЬ И РОД
Путь Иосифа Джугашвили, «вышедшего из народа», был в буквальном смысле путем из грязи в князи — в князи мира сего, путь — по горизонтали. Движение князя Давида Ильича Абашидзе было как бы наперекрест и — вверх. Из княжеских палат — в келью.Княжеский титул рода Абашидзе является одним из древнейших в Грузии, он в VII веке был признан царем Арчилом II. Абашидзе находились в родстве с владетельным родом Багратиони и в некоторые моменты истории соперничали с родом царей. Один из Абашидзе — Малахия I — в 1533 году был католикосом Абхазии, другой — Георгий — в 1701—1707 годах правил Имеретией. Вахушти Абашидзе известен как один из вождей восстания, поднятого против Надир-Шаха и его политики исламизации Грузии. В более близкой к нам истории мы видим георгиевского кавалера Симона Абашидзе, который был начальником личного конвоя императора России Александра II. Возможно, стоит сказать, что к этому же роду, но мусульманской его ветви принадлежит и недавний президент Аджарии Аслан Абашидзе, находящийся с 2004 года в изгнании.
Сталин гордился своей безродностью. Или делал вид, что гордится. В книге «Господь низвергает своих ангелов» Айно Куусинен (1888−1971; жена деятеля Коминтерна) приводит его слова: «Я, между прочим, настоящий пролетарий. Моя фамилия оканчивается на „-швили“, а у кого фамилия на „-дзе“ или „-адзе“ — происходят из дворян и буржуев». Лев Троцкий в книге «Сталин» c неоправданной брезгливостью пишет о низком происхождении своего удачливого соперника: «Культурный уровень среды был таков, что жизнь протекала вне письменности и почти не оставляла следов: Иосифу шел седьмой год, когда он заболел оспой. Следы ее остались на всю жизнь свидетельством подлинно плебейского происхождения и культурной отсталости среды».
Уход Давида Абашидзе из родового княжеского дворца в черное священство — это, собственно, отказ от отцовства земного ради обретения Отца небесного, во исполнение слов Христа: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19−29, 30). Это путь к цели, заключающейся в спасении своей души.
Если путь Абашидзе был путем к Отцу Вседержителю, то Сталин шел путем, на котором его самого нарекут «отцом всех народов».
Современные исследователи подтверждают давний вывод Троцкого, который, разбираясь с вопросом об «изгнании», заключал: «с несомненностью вытекает лишь то, что Иосиф был исключен из семинарии за неуспешность, которая явилась результатом его внутреннего разрыва с богословской премудростью». Как мы понимаем, в обществе того времени количество «внутренних разрывов» во всех слоях стремительно росло; разрывы создавали пропасть. Формула Достоевского: «Если Бога нет, то все дозволено» — с неизбежностью рано или поздно должна была кем-то модернизироваться в другую: «Если Бога нет, то можно и самому стать богом!» И действительно, декларация, мелодично отчеканенная в строчке «Кто был никем, тот станет всем», не может относиться к любому и каждому; «всем» может стать лишь один.
В день памяти святого великомученика Георгия Победоносца — 23 апреля 1902 года — о. Димитрий был рукоположен во епископа Алавердского. При возведении в сан он произнес: «Страшное и ответственное служение возлагает на меня Господь. Я должен быть живым орудием Духа Божия для создания Тела Христова, должен быть готов ежечасно предстать перед Ним, нелицеприятным Господом, вечной, неизменной Правдой, и дать ответ о душах вверенных мне людей Его:» Государь император Николай II из своего кабинета пожаловал тридцатичетырехлетнему епископу полный комплект архиерейского облачения с мантией.
В апреле 1902 года Сталин в первый раз попадает в тюрьму.
РАСПРАВЛЯЯ КАЛЕНДАРЬ ХХ века
Календарь ХХ века измят и сочится кровью. Расправляя его начало, мы отмечаем и то благодушие, с которым накануне первой антирусской революции власти боролись с разрушителями тысячелетней традиции. «Пять часов карцера!» Учебное заведение, призванное готовить священников, готовит богоборцев; отчисления из семинарий редки. Пройдет несколько лет, и семинаристы возьмутся за револьверы и начнут стрелять, в том числе и в своих ректоров. Кстати, производивший в Тифлисской семинарии в 1898 году упомянутый в начале нашего очерка обыск Александр Иванович Ржавенский в 1907 году будет переведен из Тифлиса в Тамбов инспектором, после того как там семинарист прострелит ректору позвоночник. В газетной статье 1907 года, озаглавленной «Революция в церковной ограде», мы находим следующий отклик на произошедшее: «Революция уже прокралась за церковную ограду и свирепо командует в духовных семинариях „…“ На протяжении месяца пали жертвой семинаристской революционной банды два лучших представителя семинарского начальства. В Тамбове искалечен навеки ректор семинарии архимандрит Симеон (мученик будет расстрелян в 1937-м. — О.С.), а в Пензе тремя выстрелами из револьвера убит наповал ректор семинарии архимандрит Николай…»Однако за церковную ограду «революция прокралась» много раньше 1905 года. Тот же Троцкий отмечает, что уже «в 1885 году возникают в Тифлисе первые социалистические кружки, в которых выходцы из семинарии сразу занимают руководящее место». Безусловно, в годы революции владыка Димитрий на своем месте, как и владыка Гермоген на своем, как и святой праведный Иоанн Кронштадтский и тысячи безвестных священнослужителей по всей Руси, в подвижническом служении открыто встали преградой перед пропастью, огненной пастью всасывающей в себя Россию. Документы доносят до нас из того времени их святые голоса. Епископ Гермоген: «Крепко держись, православная паства, веры Христовой, как якоря спасения… не забывай матери своей — Церкви Православной. Она не научит вас худому, она сбережет вас от волков, которые в овечьей шкуре появляются между вами:» Еще в 1903 году, будучи алавердским викарием, владыка Димитрий говорил в проповеди на панихиде в память убиенного о. Георгия Василова: «Каждая капля проливаемой крови создает Церкви новых мучеников, готовит ее новых членов. Не страшны мучения ни для Церкви, ни для России. Знайте, из каждой капли крови восстанут новые мученики, явятся новые герои. Горе злодею, поднявшему руку на служителя Алтаря Господня, дерзко поправшему закон, и право, и религию!..» А по поводу гибели экзарха Грузии Никона (Софийского) епископ Димитрий, возглавлявший в ту пору Туркестанскую кафедру (1906−1912), со слезами и гневом отправил в Тифлис яростную телеграмму: «:глубоко потрясенный, спешу с братскими рыданиями припасть к славному, поистине священному гробу высокопреосвященного Никона: Верю, что невинная святая кровь архипастыря, представ пред Престолом закланного Агнца Божия, умолит его спасти Кавказ от осатаневших каинов. О, да будьте прокляты и да исчезнут все тайные и явные враги нашего великого православного русского Отечества!»
Конечно, подобные открытые послания и проповеди были смертельно опасны. В книге «Сталин и трагедия Грузии» (Берлин, 1932) Иосиф Иремашвили (1878−1944; однокашник Сталина по училищу и семинарии) утверждает: «Коба стал ревностным организатором убийств князей, священников, буржуа». Даже если принять точку зрения Троцкого, который скептически оценивал версию активного участия Сталина в боевых операциях первой революции, то сама атмосфера, в которой проповедовали священники и архиереи, от этого не станет менее раскаленной.
В речи 1903 года по поводу гибели священника о. Георгия владыка Димитрий, задаваясь вопросом о причинах возникновения террора, отвечал просто: «Но не виноваты ли и мы в этом? Не виноваты ли мы тем, что не наставляем детей в законе Господнем, не просвещаем их светом истины евангельской, не воспитываем их добрыми сынами Церкви и государства?» В последующем служении владыка всюду прилагал неординарные усилия для поддержки и развития церковной школы. Он был абсолютно убежден, что преданность Церкви Божией, Отечеству и царю закладывается именно в церковной школе, где «благоговейный, усердный, скромный сельский священник-учитель был, есть и должен быть главным хранителем русской народности». И далее совсем определенно: «Воспитывая верующее, любящее поколение, он (школьный законоучитель) этим самым спасает Отечество свое от потери веры, заражения лжеверием или неверием, от ослабления сознания необходимости сохранения целостности и свободы своей родины, государственного единства и сильной воли богоучрежденной власти царской, влекущих за собою преждевременную гибель, историческую смерть». Ах, какие слова! Каждое просится здесь быть выделенным жирным шрифтом!
Однажды в Туркестане по поводу жалобы на нерадивость преподавателей Закона Божия он прямо-таки горестно возопил: «Отцы и братие! Что это такое? Дальше идти, кажется, уже некуда! Что за несчастье стряслось с нами? В других государствах и странах вероучители всячески добиваются прав преподавания своего вероучения в низших школах и считают величайшим бедствием для себя и всей своей религиозной общины, когда лишают их возможности встречаться с маленькими пасомыми своими в училищах, у нас же, в богохранимом православном царстве, нас, вероучителей, умоляют посещать и знакомить подрастающее поколение с вечными, святыми и неизменными законами Бога, за это нас поощряют, даже отчасти вознаграждают наш школьный труд, и мы вдруг обнаруживаем поразительное равнодушие в исполнении главнейшего и священнейшего долга нашего:»
В Туркестане владыка Димитрий с успехом добивался повышения жалованья законоучителям, основывал религиозные общества, строил храмы, монастырь: Из всех его трудов в шестилетнем туркестанском служении мы со вниманием отметим здесь ту его вдохновляющую бескомпромиссность как охранителя устоев православной империи на окраине — в среде национальных меньшинств, к которым по происхождению принадлежал и сам. Фрагментарно процитируем одно из его посланий к семиреченцам в связи с выборами делегатов в Думу. Он разъяснял: «:увеличиваясь и приобретая новые земли, Русь никогда не забывала, Чья всесильная рука направляет земные шаги ее, и потому она не переставала считать своим главным назначением быть царством богоносным, быть землей христолюбивой, и вследствие этого она не только нигде и никогда не уничтожала с лица приобретаемых ею земель народов и племен, чуждых ей и по плоти, и по духу, но, наоборот, везде и всегда с любовью вводила она эти народы и племена в число полноправных сынов своего царства и под благодетельною сенью своих самодержцев братски, совершенно бескорыстно помогала им восставать от векового рабства, отнимавшего у них всякое человеческое достоинство, и давала полную возможность становиться богатыми, многознающими, многочисленными народами, как это случилось почти на глазах наших отцов с закавказскими народами, грузинами, армянами и разными горскими племенами и как это происходит на наших уже глазах с нашими соседями — соотечественниками киргизами, сартами* и другими магометанскими народами, населяющими Туркестан:» Далее владыка говорил о многочисленных внешних врагах православной державы, которые «в ярости своей» веками желали «вытравить из списка народов земных и самое имя русское». И вот уже изнутри России во время несчастной русско-японской войны «среди нас оказались изменники, ненавидящие Русь и природного хозяина земли русской — народ русский с его христианской верой, с его вековыми устоями, с его священными и спасительными преданиями. И рассчитали они, по имени считавшиеся сынами России „:“ взяться за дело дьявольское» по расчленению России. Владыка напоминал, что эту «отдаленнейшую окраину государства нашего, где нас, людей русских, немного, вкрадчивыми речами натравливали нас на наших многочисленных соседей, а этих последних возбуждали против нас, уговаривая совершить над нами насилие:». При этом «некоторые неблагодарные, вскормленные и вспоенные руками сынов России инородцы и примкнувшие к ним безбожники, отступники из природных русских, заранее сговорившись разделить Россию, отторгнуть от нее все завоеванные драгоценной кровью сотен тысяч ее сынов окраины и передать их в полное распоряжение инородцам, отогревшимся на груди русского великана, с тем чтобы русские были гонимы на этих окраинах „:“ И всколыхнулась, на радость врагам внешним и внутренним, земля русская, пошли распри и неурядицы, стало твориться на Руси святой то, чего бы устрашились даже совершенно дикие языческие народы. Все святое, священное, дорогое сердцу русскому было обесчещено, подвергнуто осмеянию, поруганию, бичеванию, готовы были враги России пригвоздить ко кресту весь русский народ:».
В тот раз они выстояли, выиграли духовную битву. Доказательство тому — рост на Руси числа монастырей. В сравнении годов 1905-го с 1913-м количество монастырей выросло с 860 до 1005, а число монашествующих — с 63 тысяч до 92 тысяч человек.
25 июня 1912 года владыка был назначен епископом Таврическим и Симферопольским.
У Сталина во все те годы были, конечно, принципиально иные интересы. В 1902-м он в первый раз был арестован, попал в тюрьму, а затем и в сибирскую ссылку. Вскоре он счастливо женился на религиозной девушке Екатерине Сванидзе. Венчались они тайно. Тайно и от полиции, и от его единомышленников. Екатерина умерла в 1907-м. Иосиф Иремашвили, несколько припудривая трагедию, вспоминал о ее похоронах: «Когда скромная процессия достигла входа на кладбище, Коба крепко пожал мою руку, показал на гроб и сказал: „Coco, это существо смягчало мое каменное сердце:“» Больше уже ничто не мешало ему следовать бакунинско-нечаевскому «Катехизису революционера». В том «Катехизисе» нас особенно впечатляет сейчас доверительное: «Наше дело — страшное, повсеместное разрушение… Быть беспощадным, но не ждать пощады к себе и быть готовым умереть. Для дела разрушения строя проникать во все круги общества, включая полицию… Эксплуатировать богатых и влиятельных людей, подчиняя их себе. Усугублять всеми средствами беды и несчастья народа, чтобы исчерпать его терпение и толкнуть на восстание… Соединиться с диким разбойничьим миром — этим единственным революционером в России…» Коба — соединился. У нелегала не было своего имени, «потому что, — пишет Троцкий, — было много имен. В разные периоды, а иногда в одно и то же время он именовался Давид, Коба, Нижерадзе, Чижиков, Иванович, Сталин». Заметим, что князь Абашидзе, оставляя «свет», оставил в нем и свое царское имя Давид. Джугашвили на какой-то момент как бы его, это царское имя, подобрал, примерил. В 1913 году Сталин был арестован в седьмой раз и приговорен к ссылке, срок которой истекал в феврале 1917 года.
ЖРЕБИЙ
В дневнике императора Николая Александровича за 1914 год, проживавшего в Ливадии, есть запись: «19 мая. Понедельник. Дивный день при 19° „:“ Принял епископа Дмитрия и трех священников из Симферополя. Погулял. В 111/2 поехал с О[льгой] и Т[атьяной] в Ялту на открытие маленькой выставки роз и садоводства:» А воздух уже потрескивал от накопившегося напряжения.По определению Синода владыка в Крыму являлся еще и настоятелем Георгиевского балаклавского монастыря, иеромонахи которого, по давнему обычаю, окормляли в качестве судовых священников моряков Черноморского флота, принимая участие в морских походах и сражениях. Логичным продолжением служения владыки стало его участие в качестве простого иеромонаха в должности священника на флоте. 6 мая 1915 года владыка был возведен в архиепископское достоинство и в тот же день — по его просьбе и с согласия государя — назначен исполняющим обязанности штатного судового священника. Управление Таврической епархией временно перешло к епископу Сильвестру, викарию Севастопольскому. Служил владыка Димитрий на линкоре «Св. Пантелеймон», который до кровавых событий 1905-го назывался «Князь Потемкин Таврический». В 1911 году после модернизации броненосец стал по новой классификации относиться к классу линкоров и некоторое время являлся флагманом Черноморского флота. Владыка Димитрий в соответствии с должностью штатного судового священника принимал участие в походах своего линкора. Вот, например, репортажное донесение об одном из боев, в котором принял участие линкор после назначения на него судовым священником владыки Димитрия (последовательность в указании дат: год, месяц, число).
«1915.05.10. ТУРЦИЯ. Морской бой эскадры Черноморского флота (линкоры „Ефставий“, „И.Златоуст“, „Три святителя“, „Св.Пантелеймон“) с немецким лин. крейсером „Гебен“ у прол. Босфор. Получив 3 попадания, „Гебен“ на 23-й минуте вышел из боя».
Патриотический порыв владыки, конечно, не мог остаться незамеченным ни для его друзей, ни для его врагов. Во все времена служения его недоброжелатели, а среди них были и анонимные, и могущественные, пытались опорочить владыку в общественном сознании. Но несомненно, охраняло его само провидение:
* * *
Русская Православная Церковь накануне войны имела 54 тысячи 174 храма со штатом более 100 тысяч священнослужителей — псаломщиков, диаконов, священников и архиереев (129 епископов, 31 архиепископ, 3 митрополита). К 1917 году в России, по статистике, насчитывалось 117 миллионов православных, проживавших в 73 епархиях. Однако цифры статистического подсчета уже не соответствовали действительности. Несчастья долгой войны расшатали общество, оно привыкло к крови и обезумело. После катастрофического отречения государя от престола, перед тем как быть превращенной в кровавый смерч, Русь успела созвать Поместный Собор, который торжественно открылся в Успенском соборе Московского Кремля 15 августа 1917 года и длился с перерывами более года — до 20 сентября 1918 года. Принципиально главным для будущего нашей Церкви стало, как известно, решение Собора о восстановлении на Руси патриаршества. Избрание проходило по сложной схеме. После многоступенчатого рейтингового голосования были определены три кандидата. Самыми авторитетными архиереями Собор признал архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого), архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого) и митрополита Московского и Коломенского Тихона (Белавина). В окончательном выборе было решено положиться на волю Божию: Патриарх избирался жребием, свиток с именем которого в храме Христа Спасителя вытянул из ковчега затворник Зосимовой пустыни иеромонах Алексий. Митрополит Киевский Владимир огласил на Соборе имя избранника: митрополит Московский и Коломенский Тихон.Через три дня после большевистского переворота в Петрограде в Москве начались бои. Работа Собора проходила в зареве пожаров и под грохот пушек. Юнкера, верные Временному правительству, защищали Кремль. Тяжелые орудия красных и без спутниковой лазерной наводки точно били по православным святыням Кремля. На улицах и площадях лежали убитые, стонали и ползали покалеченные: Участники Собора, среди них и преосвященный Димитрий, бродили по окровавленному городу, спасали раненых. Документы Собора доносят до нас мощные слова владыки Димитрия, произнесенные им после падения Кремля: «Я бы почитал счастьем и честью пасть вместе с юнкерами:» Великий православный живописец Михаил Нестеров 23 ноября 1917 года сообщал своему адресату: «Тягостное зрелище являет собой Кремль. Успенский собор поврежден двумя снарядами — отверстие в куполе в диаметре 31/2 аршина (2,5 м. — О.С.): на полу [Патриаршей ризницы в Ивановской колокольне] груда стекол от икон, шкапов, наличников, витрин — все это смешалось с алмазами, рубинами, всякими драгоценностями. Облачения царей, святителей порваны, эмали на Евангелии разбиты и так далее. Снаружи разбита Беклемишева башня, Спасские и Никольские ворота, на последних сильно пострадал образ. Весь изрешечен Окружной суд, стены Кремля, Николаевский дворец и многое другое. Там же теперь, около Кремлевской стены, как народ говорит, „под забором“ похоронены „жертвы третьей великой революции“, те бедняги, которых втянули в злое, братоубийственное дело. Крестов на могилах нет, со стен болтаются красные тряпки — „символы и эмблемы“ великой революции:» Владыка Димитрий был одним из инициаторов создания «посольства», направленного в Военно-революционный комитет с ходатайством о смягчении участи пленных:
6 ноября в Петрограде на заседании ВЦИКа Сталин говорил о формировании «общесоциалистического правительства», критиковал Каменева, Зиновьева и Ногина, требовавших создания «коалиционного правительства без Ленина и Троцкого».
В числе решений первой сессии Поместного Собора было и постановление о необходимости православного исповедания для главы государства и для министра народного просвещения.
Первая сессия Собора завершила работу, владыка Димитрий отбыл в Крым. На вторую сессию, которая открылась 20 января (2 февраля) 1918 года и продлилась до апреля, попасть он уже не смог. Сохранилось его письмо Патриарху, которое красноречиво освещает жизнь Таврической епархии: «Ваше Святейшество, Милостивейший Архипастырь и Святейший Отец наш! Как ни старался попасть в Москву, ничего не вышло, обстоятельства не позволяют отлучиться надолго. Что ни день, то… „…“ новая какая-либо выходка наших общественных деятелей, вынуждающая сидеть на месте и бдительно озираться кругом. Одному только Богу ведомо, что терпим мы здесь в Крыму… Все население держат в страхе, не считаясь решительно ни с чем. Нас, церковных людей, всячески донимают. Захватили и совершенно разорили богатый Корсунский монастырь в Днепровском уезде, ограбили Кизилтальшскую обитель, завладели Георгиевским балаклавским монастырем и отдали его в распоряжение „Союза увечных воинов“; в настоящие дни бесцеремонно грабят Херсонесский и Инкерманский монастыри… Что будет дальше, трудно предугадать. Меня пока, милостью Божией, не трогают:» Далее владыка Димитрий пишет о произошедших административно-государственных преобразованиях. «В субботу 10 (23) марта декретом объявлена новая „Таврическая социалистическая республика“, образованная из пяти уездов». При этом три уезда «очутились за пределами новой советской республики». Владыка высказывал надежду: «Быть может, государство, в состав коего войдут 278 моих приходов, станет на защиту интересов вверенной мне епархии и оградит хоть несколько от окончательного расхищения:» Не забывает он ни о прихожанах своих, которые оказались за границей, ни о сподвижниках своих. Владыка хлопочет: «Представляю Вашему Святейшеству списки награждаемых… примите мою просьбу, откройте все своей любовью и наградите всех представленных. Смею уверить, все мои сослуживцы — истинные мученики… 1918 года 14 марта. Город Симферополь».
14 марта в «Известиях» Сталин публикует статью «Украинский узел», отклик на германскую оккупацию. здесь он употребляет выражение «отечественная война»: «:Советская Украина подымает освободительную отечественную войну — таков смысл событий, разыгрывающихся на Украине: Нужно ли добавить к этому, что украинские рабочие и крестьяне не пожалеют своих сил для героической борьбы с „цивилизованными“ насильниками? Нужно ли еще доказывать, что отечественная война, начатая на Украине, имеет все шансы рассчитывать на всемерную поддержку со стороны всей Советской России?..»
В марте 1918-го Марина Цветаева написала стихотворение «Дон», вошедшее в ее цикл «Лебединый стан», там:
И в словаре задумчивые внуки
За словом: Долг, напишут слово: Дон.
ДОЛГ, ДОН
Накануне решающих сражений Гражданской войны по инициативе главнокомандующего Добровольческой армией генерала А.И. Деникина в Ставрополе был созван Юго-Восточный церковный Собор, который учредил Временное высшее церковное управление (ВВЦУ). Это управление наделялось всей полнотой церковной власти до восстановления связи с Патриархом.Председателем ВВЦУ стал архиепископ Новочеркасский и Донской Митрофан (Симашкевич; ок. 1928), его товарищем (заместителем) — архиепископ Димитрий. Протопресвитер (главное духовное лицо) армии и флота о. Георгий Шавельский (1871−1951), являвшийся влиятельным лицом ВВЦУ, в книге «Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота» дает много любопытных сведений о деятельности Добровольческой армии и о работе церковного управления. В частности, он открывает нам одну сцену, в которой личность владыки Димитрия запечатлена особенно яркими красками.
ВВЦУ рассматривало дело архиепископа Екатеринославского и Мариупольского Агапита (Вишневский Антоний Иосифович; 1867−1924). Главное обвинение против него состояло в том, что он «в декабре 1918 года в полном облачении, окруженный духовенством, встречал въезжавшего на белом коне в Киев Петлюру, своего ученика по Полтавской духовной семинарии, причем приветствовал его речью и троекратным лобызанием». Митрополит Киевский Антоний (Храповицкий), побывавший в петлюровской тюрьме, и главнокомандующий потребовали суда над Агапитом. Далее Шавельский пишет: «Как ни защищал его товарищ по академии и друг архиеп. Димитрий (кн. Абашидзе), силившийся доказать неосновательность всех обвинений, ВВЦУ поручило Кишиневскому архиепископу Анастасию произвести следствие. Архиеп. Анастасий не покривил душой. Произведенное им самым тщательным образом следствие представило полную картину самостийных похождений Екатеринославского архиепископа, пробиравшегося по взбаламученному морю украинской жизни к киевской митрополичьей кафедре». Для суда был созван архиерейский Собор. Шавельский продолжает: «Интересен заключительный момент этого Собора. Прочитано следствие; резюмированы выводы; прошли прения, при которых только архиеп. Димитрий силился обелить своего приятеля. Началось голосование, как всегда, с младших.
— Ваше мнение? — обращается председатель, архиеп. Митрофан к младшему архиерею.
— Лишить кафедры, послать в монастырь, — отвечает тот.
— Лишить кафедры… послать в монастырь… Молод сам, а уже других — в монастырь… - ворчит недовольный архиеп. Димитрий.
— Ваше мнение? — обращается архиеп. Митрофан к следующему.
— Послать в монастырь, лишив кафедры, — отвечает и этот.
— Тоже в монастырь… Строг больно… Смотри, как бы сам не попал туда, — продолжает ворчать архиеп. Димитрий.
И так как мнения всех архиереев в общем оказались согласными, то он не переставал давать подобные реплики на суждение каждого. Наконец очередь дошла до него.
— Ваше мнение? — обратился к нему председатель.
Архиеп. Димитрий встал, перекрестился:
— Господи, помоги сказать по совести! — И, помолчав немного, скороговоркой ответил: — Лишить кафедры, сослать в монастырь. Все так и ахнули.
Архиеп. Агапит был сослан в Георгиевский монастырь Таврической епархии, подчиненный архиеп. Димитрию:»
По некоторым сведениям, владыка Димитрий «в 1919 году эмигрировал за границу, но пробыл там недолго». Вероятнее всего, это могло произойти не ранее января 1920 года. Прот. Шавельский пишет, что в январе большинство архиереев из Екатеринодара «перекочевали в Новороссийск, а оттуда вскоре за море». Путь отступающей армии «за море» лежал через Феодосию. Вряд ли владыка, если бы у него была возможность, не вернулся к своей пастве. Впрочем, корабль мог идти на Константинополь и без захода в Крым. В какой-то момент слух об эвакуации Димитрия дошел и до Патриарха, потому что в это же время на таврическую кафедру был назначен епископ Костромской и Галичский Никодим (Николай Васильевич Кротков (1868−1938), священномученик), который остался в Киеве «под красными» после ухода оттуда в декабре 1919 года армии Деникина.
Владимир Черкасов-Георгиевский в своей книге «Генерал П.Н. Врангель — последний рыцарь Российской империи» приводит сведение о том, что в конце марта Врангель выслал архиепископу Таврическому Димитрию письмо с предложением «озаботиться в ближайшие дни изысканием способов устройства высшей церковной власти». Архиепископ Димитрий откликнулся на просьбу и уже 6 апреля был в Севастополе.
В ВВЦУ 1920 года вошли: архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе), бывший духовник царской семьи архиепископ Полтавский Феофан (Быстров), епископ Севастопольский Вениамин (Федченков), профессор о. Сергий Булгаков. Митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) был приглашен почетным председателем.
Очень скоро после прорыва войсками Южного фронта перекопских укреплений Фрунзе отправил в Москву телеграмму: «Сегодня нашей конницей взята Керчь. Южный фронт ликвидирован».
Штурм Перекопа был начат 7 ноября. Телеграмма датирована 16 ноября 1920 года.
Из Крыма перед приходом красных успели эвакуировать около 10 тысяч офицеров и 2 тысяч солдат регулярных частей, 15 тысяч казаков, 10 тысяч юнкеров, более 7 тысяч раненых офицеров, 35−40 тысяч офицеров и чиновников тыловых учреждений, 55−60 тысяч гражданских лиц. Из членов ВВЦУ, работавших при Врангеле, в Крыму остался один — архиепископ Димитрий.
СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ
В Крыму начались массовые репрессии. Тысячи людей, не пожелавших или не сумевших эвакуироваться, — и военные, и гражданские, мужчины и женщины, старики и старухи — были убиты. «В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалах Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства» — это из «Солнца мертвых» Ивана Шмелева. Пленных морили голодом, а потом обессиленных, потерявших волю к сопротивлению расстреливали или топили в море. Кажется невероятным, что члена Высшего временного церковного управления, сподвижника Деникина и Врангеля не убили сразу же, в ноябре 1920 года. Существует предположение, что об Абашидзе позаботился Сталин. Версия является легендарной, какими-либо документами она до сих пор не подтверждена. Тем не менее представляется небезынтересным рассмотреть саму возможность контакта Абашидзе и Сталина в период гражданской войны.27 сентября 1919 года Сталин был назначен членом Реввоенсовета Южного фронта; фронт формировался при его активном участии. Сталин же и являлся автором стратегического плана по разгрому Деникина, основанного на идее наступления красных из района Воронежа через Харьков-Донбасс на Ростов. Осуществление плана началось со взятия Орла 19 октября. И уже в ноябре 1919 года Сталин, в частности, занимался разработкой инструкции «По организации Советской власти в местностях, освобожденных от оккупации». Деятельность его поощрялась, 27 ноября Сталин награждается орденом Красного Знамени. Штаб Юго-Западного фронта, позже переименованный в Южный, а потом опять в Юго-Западный, перемещается последовательно из Серпухова в Курск, затем в Харьков. 13 января 1920 года Сталин подписал директиву Реввоенсовета Юго-Западного фронта о преследовании деникинских войск, отходящих к портам Черного моря.
Переговоры враждующих сторон в промежутках между боями дело обычное. Слух о контактах Абашидзе со Сталиным основан на том, что архиепископ Димитрий якобы обращался к своему бывшему ученику с просьбой о смягчении участи духовенства, возможно армейского, попавшего в плен. Да и действительно, вряд ли бы владыка упустил возможность кого-то спасти, если б такая возможность представилась. Он и в Москве в 1917 году с этой же целью организовывал от Собора депутацию к советским властям.
После эвакуации войск Деникина Сталин занимался различными вопросами, в том числе он являлся и председателем Украинского совета трудовой армии. С 26 мая 1919-го он вновь на Юго-Западном фронте. О положении в Крыму 16 июля 1920 года он информирует Пленум ЦК РКП (б): «По нашим сведениям, вокруг Врангеля собралась группа опытных, отчаянных головорезов-генералов, которые ни перед чем не остановятся. Солдаты Врангеля сколочены в части великолепно, дерутся отчаянно и сдаче в плен предпочитают самоубийство. Технически войска Врангеля снабжены лучше наших, подвоз с запада танков, бронемашин, самолетов, патронов, обмундирования продолжается до сего времени, несмотря на заявления Англии о прекращении подвоза».
Наверняка знал Сталин и о деятельности ВВЦУ, и о факте пребывания в Крыму архиепископа Димитрия, который был личностью чрезвычайно популярной. Анализируя причины слабости войск красных, Сталин пишет: «Необходимо очистить наши войска от бывших военнопленных и регулярно снабжать их (войска. — О.С.) большими партиями добровольцев или мобилизованных коммунистов: Крым должен быть возвращен России во что бы то ни стало, ибо в противном случае Украина и Кавказ всегда будут угрожаемы со стороны врагов Советской России».
Как в воду смотрел товарищ Сталин!
После неудач в советско-польской войне (идея Троцкого и приказ Тухачевского: «Вперед, на Запад! На Варшаву! На Берлин!» — провалились) Сталин был освобожден от должности члена РВС Юго-Западного фронта. С 16 октября по 20 ноября, то есть в то время, когда, собственно, и проводилась операция по захвату Крыма, Сталин находился в инспекционной поездке по Северному Кавказу и Азербайджану. Однако при этом он оставался влиятельным членом РВС и при необходимости вполне бы мог и спасти кого-то.
Но более вероятным представляется то, что спас владыку Димитрия случившийся с ним «удар». Об этом говорится в одном из его писем. Палачи Бела Куна, возможно, решили, что дни старца сочтены (он многими воспринимался стариком в свои пятьдесят с небольшим), и решили сэкономить на нем пулю.
Есть и определенная вероятность того, что еще до захвата Крыма красными Абашидзе оказался в Киеве. Такой же путь, но в обратном направлении — из красного Киева в белый Крым — проделал в 1920 году епископ Костромской и Галичский Никодим, пробираясь на свободную, как он считал, Таврическую кафедру.
Мы точно не знаем, был ли владыка Димитрий в 1920 — весной 1921 года в Киеве. Однако нам известно о его письменном обращении к руководству Киево-Печерской лавры с просьбой принять его на покой. Он писал: «:конец мой уже приближается, я, о Господи, возжелал закончить дни свои тем, чем и начинал свою церковную жизнь, — монашеством; решил в сентябре месяце сего года принять схиму и, поселившись в св. обители, ничем не выделяться от святой братии, ни кельей, ни одеждой, ни пищей, делая все сам для себя, и в первые два года своей схимы совершенно воздержаться от священнослужения, рукоблагословения и даже входа во св. алтарь, принимая св. Тайны как монах:» Однако положение дел было таково, что руководство лавры перешло от устава общежительного на устав своекоштный. Лавра соглашалась принять Абашидзе лишь с условием, что тот будет сам себя обеспечивать продовольствием и топливом. Он был болен, он был бессребреник, средств не копил. Это был отказ.
В мае 1921 года владыка получает приют в Топловском женском монастыре под Феодосией, который к тому моменту официально уже именовался трудовой артелью. В сентябре 1921-го владыка был уволен патриархом на покой и официально отошел от церковных дел. В действительности же этого не случилось даже и после того, как в «Известиях» 28 марта 1922 года был опубликован «Список врагов народа». Первым врагом объявлялся Патриарх Тихон «со всем своим церковным собором». Это было предвестием волны массовых расправ. В Москве 26 апреля 1922 года начался суд над большой группой священнослужителей, закончившийся казнями. К суду в качестве обвиняемого привлекался даже и Патриарх Тихон. В это же время большевики инспирировали церковный обновленческий раскол. Таврическое епархиальное управление захватывали обновленцы. Для преодоления путаницы возникла необходимость рукоположить в Крыму вдового протоиерея Александра Зверева во епископа Мелитопольского, викария Севастопольского. Современный исследователь прот. Николай Доненко пишет: «Поздним вечером 28 августа 1922 года на подворье Космо-Дамиановского монастыря для пострига и архиерейской хиротонии собрались архиепископ Никодим (Кротков) и архиепископ Димитрий (Абашидзе), специально, втайне от всех, приехавший из Топловского монастыря:» Представить сейчас непросто, как владыка Димитрий проделал эти десятки километров. «Прибыли также протоиерей Димитрий Игнатенко, настоятель кафедрального Александро-Невского собора протоиерей Симеон Кикоть и протодиакон Петро-Павловского собора Димитрий Полежаев. Присутствовали также настоятельница Топловского Параскевского монастыря игумения Вирсавия (в миру Матрона Сидоровна Подозникова) и делопроизводитель свечного завода Николай Митькин. Постриг и служба, на которой состоялась хиротония, продолжались всю ночь и закончились около 9 часов утра». Власти, конечно же, узнали и о поездке, и о тайном рукоположении. Но и без этого к уцелевшему в Крыму духовенству у властей накопилось немало вопросов. В результате 22 ноября 1922 года в Симферополе начался суд. Главным обвиняемым был архиепископ Никодим, который обвинялся «в сокрытии церковных ценностей». Ревтребунал припомнил и «грехи» архиепископа Димитрия. В вину ему вменялась даже популярность, так как паства однажды ходатайствовала перед Патриархом: «:владыка решительно отверг официальное предложение покинуть пределы России и остался самоотверженно на своем посту, а потому паства всея Тавриды желает видеть владыку в сане митрополита». Прот. Н. Доненко не без остроумия замечает: «Митрополитом Абашидзе стать не успел, но быть привлеченным к уголовной ответственности сподобился». От трибунала не укрылась ни телеграмма, отправленная за подписью Абашидзе Колчаку и Керенскому, ни тысяча рублей, пожертвованная епархией Добровольческой армии, ни воззвания ВВЦУ, под которыми стоит подпись оказавшегося у них в руках Абашидзе. Как мог красный суд остаться равнодушным к этакому: «Ныне настало благоприятное время сказать вам, что настоящая война есть борьба веры и неверия, Христа с Велиаром и Церкви с сатанинским сборищем: Ныне во главе полчищ безбожников — дьявол, восставший на Церковь. Он оскверняет алтари Господни и убивает служителей Бога Всевышнего: Он это делает для того, чтобы разрушить вначале Россию, а потом все христианские государства Запада и Востока:» Не прошло мимо судей и пламенное обращение ВВЦУ к юношеству. Цитата: «В эту страшную пору особенно величественным становится подвиг значительной части нашего юношества. Когда горсть бесстрашных верных сынов Родины во главе с генералами Алексеевым, Корниловым, Макаровым и Деникиным, называющими себя Добровольческой армией, вступили в борьбу за честь и спасение Родины: Да будут благословенны пред Богом их имена!.. Не озирайтесь вокруг себя, почти ни в ком не видя доброго примера, явите сами пример будущим поколениям и покажите себя достойными нашей великой Родины, которая с любовью и упованием смотрит на вас в эти тяжелые дни испытаний».
Суд завершился через десять дней. Архиепископ Никодим был приговорен к 8 годам и отправлен в Нижегородскую тюрьму. Осуждены с ним были и другие «главари"-священнослужители. Абашидзе получил год. Советы тогда обошлись с крымским духовенством мягко. Архиепископа Димитрия амнистировали почти сразу, остальных — в сентябре 1923 года.
Но через четыре неполных месяца — 11 апреля 1923 года — Абашидзе вновь арестовали. Арестовали его, кажется, для профилактики. 17−25 апреля 1923 года в Москве проходил XII съезд РКП (б). Отметим, кстати, что после этого съезда Сталин во второй раз стал Генсеком ЦК.
Весной 1923 года архиепископ Димитрий был болен, его переправляли из застенка в застенок. Вскоре он оказался в симферопольской тюремной больнице, откуда он писал «Гражданину Председателю Совета Народных Комиссаров Крыма»: «:два года тому назад я окончательно заболел; было у меня кровоизлияние — и я лишился зрения в правом глазе. Надвинулась болезненная старость; особенно давали себя чувствовать мои обычные недуги:» В этом послании архиепископ уверяет председателя в своей безвредности для правящего режима: «:проживая в Топлах (после амнистии в декабре 1922 года. — О.С.), я знал только свое помещение и церковь, куда я ходил помолиться, всячески избегая встречаться с кем бы то ни было. Гражданин Председатель, окажите мне, больному старику, снисхождение, отпустите меня на свободу, верните меня, немощного, в Топлы, где бы я спокойно встретил смерть: Я очень и искренно хочу умереть, но не умираю! Вот в этом моя вина!.. Я умирающий, разбитый преждевременной старостью человек и лгать не стану ни пред вами, ни пред другими. Я признаю советское правительство законной властью моего Отечества России и подчиняюсь ей и ни словом, ни делом не намерен создавать каких бы то ни было препятствий для власти, признаю и подчиняюсь ей не за страх, а за совесть:» Конечно, ни на микрон владыка не покривил душой. Его лояльность к новой власти соответствовала и церковной традиции, и мнению Патриарха, который в разгар Гражданской войны напомнил духовенству, что «установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя никаким определенным образом правления, ибо такое имеет лишь относительное историческое значение». Действительно, за века христианства «образов правления» на свете переменилось множество. Именно поэтому, обращаясь к пастве после отречения государя в феврале 1917 года, владыка Димитрий говорил: «Пусть нами распоряжается народное Временное правительство». Но к этому он тут же и прибавлял: «пастыри церкви пусть учат нас хранить величайшее сокровище наше — святую веру православную и посильно жить по ее заветам:» Поэтому даже и мимолетную «Таврическую социалистическую Республику», провозглашенную в 1918 году, владыка как будто признал, так как и она имела «лишь относительное историческое значение».
Владыка Димитрий был чрезвычайно популярен в Крыму. В мае 1923 года ему было предложено выбрать город для проживания вне пределов его бывшей епархии. Он выбрал Киев. Здесь, как и в его родной Иверии, был удел Пресвятой Богородицы. Здесь была духовная его родина.
ПОД КАШТАНАМИ КИЕВА
К лету 1923 года в Киево-Печерской Свято-Успенской лавре оставалось еще около 400 насельников. Перед революцией здесь подвизалось 1500 человек: 500 монашествующих и 1000 послушников.В книге профессора Ивана Никодимова «Воспоминание о Киево-Печерской лавре (1918−1943)» читаем: «С воспоминаниями о лавре тесно связывается личность схиархиепископа Антония (Абашидзе). Я познакомился с ним в то время, когда он еще не был схимником и проживал на покое в Китаевской пустыни. Помню, как он ежедневно в священнической фелони и омофоре совершал богослужения. Глубокий старец, небольшого роста, он еще носил следы прежней красоты. Черные выразительные глаза выдавали в нем, несмотря на большую седую бороду и белые как лунь волосы, в прошлом темного брюнета. Его жизнь представляла своеобразный интерес. В миру грузинский князь, он получил блестящее воспитание и образование. Впоследствии, уйдя из мира, он не раз вспоминал о своих прежних высоких связях и знакомствах. Особенно охотно и с чувством глубокой симпатии он рассказывал о своих встречах с царской семьей:»
В 1923-м ему было 55, но окружающим он представлялся глубоким старцем. Это касается не только профессора Никодимова, которому тогда был 31 год. Будущий архиепископ Леонтий Чилийский (Василий Константинович Филиппович; 1907−1971) повествует в воспоминаниях, что Абашидзе почитался в Киеве как великий подвижник, молитвенник и духоносный старец, к которому за духовными советами стекались православные из России, Украины, Белоруссии, Грузии. «Жил он не для себя, — писал впоследствии владыка Леонтий, — а для Бога, для Церкви и для людей. Ни один православный епископ, и даже некоторые из обновленцев, впоследствии принесших покаяние, не проезжали мимо его скромного жилища, чтобы не зайти для духовной беседы. У него я познакомился с митрополитом Одесским Анатолием (Грисюком), архиепископом Черниговским Пахомием, епископом Рыльским Павлином (Крошечкиным), архиепископом Ростовским Арсением (Смолянцом), Глуховским епископом Дамаскиным (Цедриком), архиепископом Бакинским Павлом, епископом Ташкентским Лукой (Войно-Ясенецким), епископом Мануилом (Лемешевским), епископом Ананьевским Парфением (Брянских)».
О жизни Абашидзе в Киеве существуют обрывочные сведения. Все они яркие. Вот часть из них.
В житии преп. Алексия Голосеевского (Шепелев; 1840−1917), старца-духовника Киево-Печерской лавры, мы находим рассказ православной женщины Евдокии Сергеевны: «В 1925 году, через 8 лет после захоронения о. Алексия, наместнику лавры архиепископу Димитрию (Абашидзе) во сне явился о. Алексий и просил перезахоронить его в другое место, ибо он плавает в воде: В другой раз снится ему о. Алексий и уже серьезно просит его перезахоронить. Архиепископ Димитрий задумался: но как это сделать? Ведь умер Патриарх Тихон, пошли большие смуты, церкви закрывают, беспощадно ломают, общее полное гонение на святую веру. Казалось, об этом нельзя и думать: Вскоре о. Алексий явился архиепископу и с великой строгостью просил его перезахоронить. Архиепископ, видя, что это промысл Божий, и зная о. Алексия еще в живых, решился идти к властям гражданским: Власти удивила решительность архиепископа. Конечно, для них сновидения не были причиной перезахоронения, и было отказано. Но тут сразу власти передумали и решили так: хорошо, разрешаем, только с условием, если окажется неправда, тут же все зачинщики будут арестованы и преданы суду. Наказание за агитацию несете вы, владыка Димитрий. Владыка взял на себя ответственность, надеясь на милость Божию и молитвы о. Алексия… Отслужили всенощную, а утром божественную литургию, после литургии — панихиду по о. Алексию. И вот приближается момент Божия чуда. К месту прибыло много гражданских властей, вооруженных солдат. Начало сделал сам владыка. Он взял лопату и очистил холмик над могилой, потом дал лопату солдатам, они начали копать в глубину. Не успели прокопать на глубину лопаты, как все провалились в воду!» Гроб буквально всплыл на поверхность. «Страх поразил гражданских властей. Все они разбежались. Владыка с христианами радовались. После успокоения взяли гроб с телом о. Алексия и занесли в церковь, вся она наполнилась благоуханием: Началось всенощное бдение. После полиелея владыка умакал стручец в расщелину среди гроба в миро и помазывал народ. Было много плача, многие исцелялись от недугов. Гроб был деревянный, и вода в расщелину не попадала, а там лежало тело и миро, так продолжалось три дня. Через три дня отслужена была панихида, и похоронили о. Алексия 20 метров ниже от прежнего места:» В 1923 году раздав свое имущество, включая драгоценную панагию, и дав на какое-то время обет молчания, архиепископ, с наречением именем Антоний, принял великую схиму. После закрытия лавры, а потом и Китаевской пустыни старец стал жить на частных квартирах. И.Н. Никодимов: «Жил архиепископ на частной квартире, на Козловской улице. Славился он своей необыкновенной простотой и сердечностью. Бывали у него люди самых разнообразных взглядов и убеждений, и владыка всех без различия привлекал своей необыкновенной обаятельностью. Неизменно тактичный, гостеприимный хозяин и интересный, всесторонне сведущий собеседник, он умел занять гостей, охотно прощая им неловкости поведения, сглаживая резкие поступки и ко всем относясь с истинно христианской снисходительностью».
Но снисходительность его распространялась до известных пределов. В следственном деле, хранящемся в архиве КНБ Казахстана, имеется выдержка из его письма епископу Алма-Атинскому Герману, письмо датировано 1(14).12.1931 года и дает нам представление о живом остроумии старца: «Удивляет меня очень успех григорианского раскола. Чем могут люди увлекаться? Ведь у григориан нет особой идеологии ни по какому вопросу, отличной от Православия. Григориане отличаются от православия только своей неканоничностью, своею преступною незаконностью, лживостью. Признают григориане митрополита Петра, а этот последний считает их, григориан, раскольниками. Мне сильно, сильно больно, что мой бывший келейник, обученный мною Матфей Долиндо, является главным заправителем неправого григорианского раскола. К моему горю, сам Григорий (Яцковский) ведь мой келейник по Киевской академии. Два года мы жили с ним в одной келье. Что поделаем, владыко святый, исполняются над нами слова Божественного Евангелия. Будем молить Господа, чтобы он, Небесный наш Пастыреначальник, сохранил бы нас в Своей истине до конца!» Владыка Антоний (Абашидзе) при всех перипетиях судьбы до конца дней оставался в каноническом единстве с Московской патриархией.
В 1930 году старца арестовали, но вскоре освободили, запретив проживать в главных городах СССР, однако он остался в Киеве.
9 ноября 1932 года погибает жена Сталина — Надежда. В. Молотов о ее похоронах: «Я никогда не видел Сталина плачущим. А тут, у гроба Аллилуевой, вижу, как у него слезы покатились».
Ранней весной 1933 года схиархиепископ Антоний, два его келейника, о. Леонтий (Филиппович) и несколько человек из братии Киево-Печерской лавры были арестованы. 13 марта 1933 года в спецкорпусе Лукьяновской тюрьмы было заведено Дело N 3651 «По обвинению гр. Абашидзе А.И. в преступлении, предусмотренном ст.ст. 54−10 и 54−11 УК УССР (антисоветская агитация и контрреволюционная деятельность. — О.С.). Интересна „Анкета обвиняемого“, в ней указано: Абашидзе Антоний Ильич. Год рождения — 1857. Место рождения — село Веджины Сигнахского уезда Тифлисской губернии. Профессия — схимоархиепископ. Образование — высшее светское и высшее духовное. Социальное происхождение — из помещиков. Имущественное положение — ничего не имею». Наверняка у старца было какое-то удостоверение, в котором стояло уже схимническое имя, а возраст мудро (дабы власти скорее оставили в покое) увеличен на десять лет. Отсюда эта дата попала и на могильную плиту. 29 июня 1933 года его условно приговорили к пяти годам концлагеря; 22 июля 1933 года освободили по постановлению ОСО при Коллегии ГПУ УССР. Больше чекисты его не трогали. Вероятно, тогда и возник слух, что у старца есть некая охранная «кремлевская грамота"*, удерживающая его на свободе.
В июльские дни 1933 года Сталин со свитой осматривал Беломорско-Балтийский канал им. И.В. Сталина, по которому ранее проследовал, открывая движение, пароход «Чекист». Там же Сталин приветствовал эскадру Северного флота, совершавшую переход из Балтики в Белое море.
После освобождения из тюрьмы схиархиепископ Антоний (Абашидзе) продолжал совершать тайные службы и рукоположения.
В 1935 году Сталин навестил больную мать в Тбилиси, которая так никогда и не согласилась переехать в Москву. Жила она во дворце, который некогда принадлежал государеву наместнику Кавказа. Во дворце она занимала одну комнату. Мать тогда спросила: «Иосиф, кто же ты теперь будешь?» Возможно, ей искренне хотелось узнать, кем на самом деле сознает себя ее прославленный сын. Сталин ответил, наверняка усмехнувшись в усы: «Царя помнишь? Ну, я вроде царь». То есть он — «вроде» помазанник Божий? Мать вздохнула: «Лучше бы ты стал священником».
В октябре 1937 года были арестованы монахи давно уже закрытой Киево-Печерской лавры. Место их захоронения неизвестно. Тогда же был арестован и убит в Лукьяновской тюрьме экзарх Украины митрополит Киевский Константин (Дьяков). Одна из его родственниц видела владыку во сне стоящим у свеженасыпанного могильного холма, митрополит сказал: «Здесь лежит мое тело». На Лукьяновском кладбище, расположенном возле знаменитой тюрьмы, она долго не могла решиться к кому бы то ни было обратиться. Наконец выбрала. Кладбищенский сторож оказался как раз тем могильщиком, кто зарывал останки митрополита. Он указал ей холм братской могилы. На ней схиархиепископ Антоний совершил тайное отпевание священномученика.
К предвоенному времени относится и воспоминание о старце монахини Сергии (Клименко), когда старец жил на Кловском спуске, вблизи закрытой лавры. «Был он такой чудесный, маленький, весь серебряный, с большими «восточными» глазами, глядевшими так приветливо и как-то молодо». Владыка любил повторять: «Епископская власть дана мне не для того, чтобы наказывать, а чтобы прощать».
Жизнь церковных людей проходила на грани смертельной опасности. Волны арестов «гуляли» по Киеву все 1920−30-е годы. Вот — ярко: не желая подвергать риску приютивших его людей, о. Адриан Рымаренко выходил ночью во двор и там ждал рассвета. Он вспоминал: «Встанешь, возьмешься за дерево и так всю ночь простоишь». Владыка Леонтий (Филиппович) утверждал, что «он чувствовал себя лучше в тюрьме, чем на свободе, потому что там уже определенное состояние, ты уже сидишь, а на свободе ты ожидаешь, что вот-вот придут за тобой, а главное — боишься за людей, которые давали какой-то приют». Конца такому положению не было видно. Поэтому и неудивительно, что начавшаяся война воспринялась многими верующими не просто бичом Божиим, карающим за отступничество, но и силой, избавляющей от нескончаемого террора богоборцев.
Немцы вошли в Киев 19 сентября 1941 года. В верхней части лавры — в «музейном городке» — оккупационные власти расквартировали отряды СС и отдел полиции «Россия-Юг». По сути, под стенами Успенского собора, которые помнили преподобных Антония и Феодосия, к которым много столетий подряд притекали паломники со всей Руси, фашисты устроили воинскую часть. Охранялась она, можем не сомневаться, соответствующим образом. Стояли на территории верхней лавры и зенитные установки.
В нижней части лавры — в Ближних и Дальних пещерах — новые власти разрешили открыть монастырь.
На Руси нет открытых простых выходов из ловушек времени. Свободу православию вернул святой Руси один из самых амбициозных и людоедских режимов в истории. Но и Сталин был вразумлен, что видно уже и из обращения его к народу: «Братья и сестры!..»
Насельники в лавре появились 27 сентября 1941 года, в праздник Воздвижения Креста Господня. Это был четвертый день ужасающих и таинственных взрывов в центре Киева. Здания учреждений, домов, гостиниц, кинотеатров, в которые триумфально вселились захватчики, вдруг начали взрываться, ввергая в панику и немцев, и население. Первой от взрыва рухнула пятиэтажная комендатура (прежде «Детский мир», угол Крещатика и Прорезной); взрыв произошел в 16 часов 24 сентября, на пятый день оккупации. Жители уже как-то начали приспосабливаться к новой власти, в открывшихся парикмахерских появились киевские модницы. Взрывы по радиосигналам продолжались с ужасающей периодичностью пять дней, до 28 сентября, после чего две недели в Киеве бушевали чудовищные пожары, создавая смерчи над городом, сворачивающие в воронку в небе облака. Это был подвиг города, подобный подвигу Москвы 1812 года. Очередные покорители Европы, к своему ужасу, вновь угодили в огненный котел древнего православного города:
Владыка Антоний поселился в домике бывшего смотрителя Ближних пещер. «В этом домике, — пишет Иван Никодимов, — для владыки была восстановлена уничтоженная во время советской власти церковка. Здесь схиархиепископ по праздникам и воскресеньям сам служил наедине, без посторонних богомольцев. Помогали ему в этих службах его домочадцы: пели несколько монахинь, которые обслуживали домик, и его секретарь, иеромонах Димитрий. Владыка ценил эти уединенные богослужения и не любил, когда посторонние, часто из любопытства, проникали в храм и нарушали его сосредоточенную молитву. Было много трогательного и в обстановке скромной церкви, и в умилительном импровизированном пении, и в старческой фигуре самого схиархиепископа. Немцы очень интересовались личностью схиархиепископа, и в маршруте их экскурсий по лавре неизменно стояло посещение владыки Антония. Таких экскурсий в день бывало несколько, и эти посещения, несомненно, тревожили старца, однако он с неизменно ласковой улыбкой принимал гостей, каждому говорил теплое слово, любезно отвечал на все, часто неуместные, вопросы:»
Никодимов ошибочно указывает дату «1942», когда пишет, что в 1942 году в день своего ангела старец «в последний раз принимал участие в богослужении в Великой церкви», куда собралось много богомольцев, и «все подходили к схиархиепископу под благословение и трогательно приветствовали его». Мы знаем, что это могло быть только в 1941-м, вероятно, 25 (12) октября, в день рождения владыки, потому что в 1942 году Великой церкви (Успенского собора) уже, к несчастью, не существовало. 3 ноября 1941 года древний храм был разрушен взрывом.
Известно, что во второй половине октября 1941 года из района лавры оккупанты приказом в трехдневный срок выселили жителей. При этом жители предупреждались о необходимости укрепления окон. В полукилометре от лавры стояли часовые. За несколько дней до взрыва немцы вывезли из собора огромное количество ценностей — литой серебряный престол и серебряные царские врата, серебряные ризы и серебряные гробницы, Евангелия в драгоценных окладах, собрание тканей и парчи, около двух тысяч предметов, дарованных лавре сильными мира сего, экспонаты археологических раскопок, архив Петра Могилы: В тех днях теряется и след древней чудотворной иконы Успения Божией Матери Киево-Печерской, которая дала имя и собору, и всей лавре.
На Руси у икон Успения Пресвятой Богородицы простой люд и духовенство, цари и архиереи поминали в своих сердцах незабвенных родимых матушек, долг перед которыми, как всегда, оставался неоплатным. Лавра и преподносимые ей дары — это живая сокровенная боль, богомольное биение кающихся сердец сорока поколений русских людей.
В понедельник 3 ноября 1941 года в Успенском соборе около 14.30 произошел небольшой взрыв. Сразу вслед за этим из собора выбежали три человека; их заметил часовой. Эти люди были почему-то тут же застрелены. Вслед за этим в соборе произошел взрыв колоссальной силы.
Владимир Солоухин в «Последней ступени» приводит беседу с фотографом Кириллом Бурениным. Отметим, что это не рассказ очевидца, а изложение известной концепции: «:а ненависть надо было разжигать. Когда немцы заняли Киев, мы взорвали заранее заминированный древний величественный Успенский собор в Киево-Печерской лавре, дабы свалить этот взрыв на немцев и разжечь ненависть к ним у верующего населения. Нам-то собор разве жалко? Всего ведь за семь лет перед этим в Киеве взорвали Златоверхий Михайловский монастырь ХIV века с византийскими мозаиками и тысячи других соборов во всех городах России. Что нам собор?!»
Для разжигания ненависти? Это, конечно, ошибка. Все знали, что немцы открывают церкви и монастыри. Дневник И. Хорошуновой свидетельствует, что в жилуправе «церковные дела делаются без очереди и священники идут беспрепятственно раньше всех». Священники вышли из подполья, и начались рукоположения. Так по благословению схиархиепископа Антония священнический сан принял долго мечтавший об этом Алексей Глаголев, сын известного киевского священника о. Александра, убитого деятелями НКВД в ноябре 1937 года. Нет, в злоумышленный подрыв собора немцами вряд ли кто мог тогда поверить.
Однако точка в вопросе, кто взорвал Успенский собор, до сих пор не поставлена.
За последние годы стали известны некоторые подробности о деятельности советского полковника Ильи Старинова, руководившего минированием Киева в сентябре 1941 года. Поэтому в обществе еще больше утвердилось мнение, что и Успенский собор был взорван по радиосигналу из советского центра. Однако версия эта без труда опровергается тем фактом, что взрыв собора был зафиксирован немцами на кинопленку и попал в официальную кинохронику. То есть они заранее знали о времени взрыва! Через месяц, в ноябрьские дни, немецкие дивизии стояли в одном броске от Москвы, Ленинград был зажат в кольцо. В те дни решалось многое. Собор был взорван в канун праздника Казанской иконы Божией матери.
ДЕРЕВЯННАЯ ПАНАГИЯ и ЗОЛОТАЯ ЗВЕЗДА
Когда-то смотрителем Ближних пещер, в домике которого поселился старец, был иеромонах Феодосий (Феодор Бахметьев; род. в 1894 г. или в 1902 г., многократно судим, в первый раз за сопротивление вскрытию мощей; убит уже в «перестройку», в 1986 г.). Люди с необыкновенными судьбами — как «безвестные», так и исторического масштаба — присутствуют на всех этапах жизни владыки. Схиархиепископ Антоний (Абашидзе) рукоположил Феодора Бахметьева в 1942 году во епископа Пинского. Возможно, это было последнее рукоположение владыки.При немцах, как и при большевиках, как и при прочих режимах, по лавре ходили толпы экскурсантов. Владыка был для них достопримечательностью. Он не уклонялся ни от бесед, ни от фотографирования:
Умирая, чувствуя приближение земного конца, владыка громко взывал к святителю Николаю и всем святым о помощи в предстоящем пути. Скончался владыка 1 ноября 1942 года. Его любимые ученики — иеромонахи Михаил Любимов и Иоанн Смурыгин, арестованные в 1933 году и сосланные в Котлас, сумели как-то передать авве свой последний подарок — вырезанную ими из дерева панагию с изображением иконы «Спас нерукотворный». Владыка ее очень любил. С этой бесценной вещью он и был похоронен.
Иосиф Сталин умер в свой черед, на 74-м году, 5 марта 1953 года.
Между ними мало общего. В пространстве, разделяющем их, слышится космический гул. Но это пространство нашей жизни.
В 1961 году Киево-Печерскую лавру, открытую при немцах, очередная соввласть прикрыла, а насельников выгнала. Могилу схиархиепископа закатали асфальтом.
В том же году в Москве гроб с телом Сталина (Никита Хрущев воевал с культами на два фронта) вынесли из Мавзолея и закопали у Кремлевской стены («под забором»). Перед этим с кителя вождя сняли Золотую Звезду.
Надгробная плита у Ближних пещер лавры была восстановлена в 1991-м. Стих из 111 псалма Давида на ней гласит: «В память вечную будет праведник». Таковым схиархиепископ Антоний почитается в лавре. А значит, и во всем православном мiре.
* * *
Как по лучу света прошел Абашидзе через все режимы, в том числе и через самые бесчеловечные, прошел, как проходят через лабиринт, полный ловушек. Урок его жизни видится в том, что, по сути, режимы правления не имеют значения. Все они хоть и по-разному, но опасны для исполнения главного дела жизни — спасения души, и самые людоедские, и самые либеральные. Но все они временны, все преодолимы.