Русский вестник | Валентин Сорокин | 31.05.2006 |
Да, говорить о революции и о Ленине правду и сегодня многие робеют, а многие и до сих пор не поняли трагедии 1917 года. Избегают заговорить о ней с народом и капээрэфники.
Вот известная «коррекция» Ильича к плану Льва Бронштейна, бросающая русскую душу в дрожь:
«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой большой и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету…»
И далее — запредельная дьявольщина:
«Чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
Боже мой, и это — крещеный вождь? И это — страдалец за пролетария и крестьянина? И это — патриот России? Пусть лелеет его имя Владимир Бушин.
Это Ильичево письмо в Политбюро унесло 11 миллионов безвинных тружеников России. И разве сотни тысяч служителей Православной Церкви были ослеплены ненавистью к русскому народу и к России? И почему они, как те крестьяне и те горожане, обязаны были разевать послушно рот на кровавую похоть убийцы? Это Ильичево письмо в Политбюро десятилетия делило народы России на советских и антисоветских. Это Ильичево письмо — бетонная основа для измены Родине на Отечественной войне, оправдательный путь диссидентству. Это письмо — кровавые волны на Соловках и на Колыме.
Это письмо — программа насильственных коллективизаций и раскулачиваний, программа расшвыриваний коренных народов, особенно русского народа, по целинным землям, по коммуностройкам республик и краев СССР, но и это же письмо — предательство Горбачева и расстрел Ельциным Дома Советов, да, это письмо, поскольку кровавая жажда этого письма и была, и стала программой руководства Политбюро ЦК КПСС на долгие годы.
Кто посмел усомниться в построении коммунизма у нас и в мире? Бойцы краснозвездные падали от пуль в Анголе и во Вьетнаме, в Корее и в Китае, в Румынии и в Болгарии, в Польше и Чехословакии. Это письмо — туполобое упрямство зверя — отсекло Финляндию и Прибалтику, Украину и Белоруссию, заставило нас ныне попрощаться с городом русской славы Севастополем и Крымом, Казахстаном и Донбассом, Средней Азией и тысячами островов на водных рубежах СССР и США. Не сталинисты же базарили?
Это письмо — миллионы братских могил сынов и дочерей СССР на всех пространствах мира. Неужели не стыдно тебе, неколебимый ленинец и гранитный сталинист, неужели не стыдно тебе перед Иосифом Виссарионовичем Сталиным, вынужденным годы и годы посылать на смерть самых сильных и самих красивых защитников родной Земли во имя восстановления ее прежних границ? Сталину оставил Ильич не страну, а взорванную Чечню… Не зря же он рекомендовал на пост генсека Троцкого, Бухарина и еще кого-то, и не зря Сталину пришлось выкинуть их и переиначить его лженауку.
Торчишь ты, старец, у Мавзолея
И лаешь на нас всё злее и злее,
Но мы благодарны тебе за подарок —
Пока не кусаешься ты, перестарок!
И я давно сед. Моя молодость — одинокие и мучительные раздумья о Стеньке Разине и Пугачеве, о Ленине и разрушенных храмах русских, о безбожьи своем и о Сергии Радонежском. Моя молодость — мои запрещенные поэмы о Евпатии Коловрате и об Игоре Курчатове, о Дмитрии Донском и о Георгии Жукове. Моя молодость — расследование, по мере возможностей, убийства русских бессмертных поэтов — Сергея Есенина и Павла Васильева, Бориса Корнилова и Николая Гумилева, Алексея Ганина и Василия Наседкина, Ивана Приблудного и Павла Шубина. Лидер и Родина — не одно и то же.
Кого — повесили. Кого — расстреляли. Кого, как Дмитрия Кедрина, выбросили из электрички. Когда ты узришь фараонизацию коммуновождей?..
Читал ли ты роман Андрея Платонова «Чевенгур»? В 1965 году мне передала рукопись романа супруга Платонова. Я привез роман в журнал «Волга» и предложил набрать. Переполох редакции и писательской организации закончился осуждением моего поведения. Спас меня от партсобрания секретарь обкома Черных.
В «Чевенгуре» вожди коммунизма ставят памятники друг дружке при жизни, а металла нет, вот они и лепят бюсты себе из глины. Лепят, а гроза их размывает и уносит в мусорку. Почему же ты, бородатый бунтарь, трусливо заткнул язык, когда Брежневы и Кириенки, Сусловы и Косыгины, Андроповы и Черненки, Громыки и Устиновы натыкивали себе сами собственные мраморные бюсты на звонких площадях СССР, тесня даже ленинские пьедесталы?..
Почему ты молчал, когда верный присяге советский маршал Ахромеев был палачески повешен в Кремле горбачевско-ельцинскими негодяями? Да, ты смел и безогляден лаять и кусать русских патриотов, блистательный марксист и ленинец!.. Разухабисто именуешь нас дураками и предателями.
Читал ли ты первые упреки Горького Ленину? Читал ли ты письма Плеханова Ленину? Читал ли ты предсказания философа Ильина? Читал ли ты «Окаянные дни» Бунина? Читал ли ты книгу «Грядущий Хам», книгу Мережковского? Читал ли ты публицистику генерала Филатова? Читал ли ты Солоухина, Пикуля, Распутина, Проханова?
Народ наш, многие наши деятели партии, государства трудно и долго старались уменьшить страдания наших дедов и отцов, в борениях и муках построили, точнее, воскресили государство, дали нам право на жизнь, на образование и на труд, но ты-то, ты-то: ты — ничего и никого не увидел на кровавой дороге к спокойному часу. Часу, который взорвали Горбачев и Ельцин, вчерашние политбюровцы, ленинцы, взращенные ВЛКСМ.
У меня два Ленина. Первый — Ильич. Бревно тащит на субботнике. С ребятишками на салазках с горки пуляется. И крестьянам огороды дарит. А второй — заборы не дает починить колхозные. Второй — динамитом кресты с куполов храмовых сносит и великое богатство русское растранжиривает по заграницам, а народ голодает и расстрелянных братьев безвинных захоронить не в силах. Второй, вея революционным дымом, аж на Афганистане споткнулся и, словно перепуганный, мерзкими руками Горбачева и Ельцина передал ключ от Кремля и мавзолея бандитам Грачева и Гайдара, советникам из ЦРУ и бейтаровцам из Тель-Авива…
Нет, дело не в Ленине. Дело не в мавзолее. Трагедия — в кровавых и безумных нашельцах на рабочего и на крестьянина, на армию и на страну. Нашельцы ликвидировали частный труд и частное поле, частную фабрику и частный завод. На тюрьме и на героизме возвеличили и подняли державу. Народ как бы умыл, одел Россию. Подарил ей золотые и алмазные копи, нефтяные и газовые предприятия: работай, хорошей, красуйся, Россия и твой дружный народ! Снова нарядил ее. Обиходил.
Но после залпа «Авроры» раздался залп бронетранспортера не по Зимнему дворцу, а по Дому Советов. Народ теперь — бомж. А Горбачев и Ельцин со своими подлыми последователями — в числе богатейших олигархов планеты. Да, 75 лет — нормальный срок продолжительности жизни человека, у нас Великую Империю за 75 лет разрушили, растащили, распродали и еще ныне гордятся этим черным вечным преступлением!.. Перестроечные власовцы.
А у тебя Ленин — Единственный. Но ведь Ильич — не Иисус Христос. Но ведь образ Христа — в храмах. Редко — на открытом просторе. А ты вождя тащишь на сцену.
А памятники Ленину — перед каждой проходной в цех, на завод и на фабрику. Перед каждой районной, областной, республиканской и всесоюзной партадминистрацией.
Я стараюсь сказать доброе слово о честных писателях в своих статьях и очерках, да, а в своих статьях и очерках о грабителях России мерзавцев называю мерзавцами, героев называю героями. Я не искал и не ищу в Ленине — Иисуса Христа, а в Сталине — Александра 1, не избирался партсекретарем, не разрушал храмов, желаю у Большого Театра видеть памятник не Карлу Марксу, а Федору Шаляпину!
Снег на площади Красной
волос моих белых белей,
Словно белые вихри
людской отравительной муки.
И багровой скалою
огромный торчит Мавзолей,
Лишь Кремлевских курантов
летят над столицею звуки.
И лежит в Мавзолее
суровый марксистский пророк,
Под охраной лежит, —
до сих пор ни живой, ни покойник, —
Ведь за семьдесят лет
не пошли человечеству впрок
Ни расстрелы, ни тюрьмы,
ни армий кромешные бойни.
Недовольный мятежник,
прищурясь, недрёмно лежит,
Одинокий, как тайна,
морозною тишью студимый,
Вдруг наклеит бородку
и вновь кочегаром сбежит,
За трагедии проклят,
но все же пока не судимый.
Он разрушил надежду
и впредь не воскреснет земля,
Стал народ полунищим, бесправным,
хмельным неулыбой.
Кровь удушенных сел, клокоча,
дотекла до Кремля,
Проросла Мавзолеем,
угрюмою каменной глыбой.
Говорят, по ночам
он по кладбищам рыскает сплошь,
Но никто не дает ему
рядом обычного места,
И, отвергнутый Богом,
на Каина злого похож,
Возвращается в сумрак
легенд и венков, и ареста…
Справа бюсты и слева
соратников и палачей.
Снег над площадью Красной
волос моих белых белее.
И лежит, он, один,
за торжественной дверью ничей
В саркофаге железном
багровой скалы Мавзолея.
Я, слагавший стихи
и тоскующий в детстве о нем,
Призываю сограждан:
«Ему и казнительной свите,
Чтобы нас не спалила природа
небесным огнем,
Вы скостите грехи
и в могилу его опустите!»
Опустите в могилу,
скостите, скостите грехи
И ему и себе — покаянием горе измерьте.
Мать склонилась к ребенку,
далеко трубят петухи,
А за русским курганом
заморские прячутся черти.
Опустите в могилу,
да сгинут в нее лжевожди,
Трибуналов творцы,
корифеи эпохи безгласной.
И простонут ветра,
просверкают, ликуя, дожди,
И воспрянет свобода
над вечною площадью Красной!
Сергеич, а смог ли ты подсчитать, сколько расстреляно членов ЦК и членов Политбюро? И не смог ли бы ты подсчитать, сколько вчерашних партбоссов сегодня в губернаторах и в олигархах? Странно, что ты возмущен жестокостями Корнилова и Колчака. Хе-хе-хе. Мавзолей стоит, а сотни и сотни тысяч скелетов родных воинов русских и сегодня не погребены… И Дом Советов расстреливали, повторяю, кремлевцы! А кто сейчас хозяин?
А мой отец, обучая меня сажать сосенки, вздыхал: «Эх, сынок, сынок, вот станешь ты седым, как я, в нашей армии служить будет некому, бабы рожать детей перестанут!"… Это — 1945 год. А в 1975 году Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, забыв о русском народе, ликовал перед французским журналистом, что в республиках СССР большой прирост населения.
Мы, слушатели Высших литературных курсов и студенты Литературного института, в 1963 году на одном из партсобраний гневно выразили беспокойство по поводу убывания русского и коренных народов России, и мгновенно зачислили нас райкомовцы в антисоветчики. Демократы 16 лет подражали пустоголовому ликованию Брежнева, а русский народ уходит и уходит…
В моем Зилаирском районе 70 хуторов уничтожено, а их молодцы, кавалеристы генерала Белова, лежат под Москвой.
Страшно мне по моей России шагать. Шагну, а навстречу скворцы черные: «Мы прилетели, а хутора твоего нету. Седой ковыль, ветхий и чужой, шелестит и шелестит под скалами. И — ни одного дома на хуторе. И хутора мы не нашли!» А хутор — Ивашла. Шла ива. Зеленая. Кудрявая. Русская.
Страшно мне по моей бурьянной пропавшей улице шагать. Шагну, а навстречу, кажется, бредет бабушка Дарья: «Милай, ты много ездил по свету, а не попались ли тибе на глаза могилки сыновей моих, Андрюши и Васи, Пети и Саши? Они рядом с отцом на фронт уехали. Слышала я — на дуге Курской полягли. Не попались тибе на глаза нигде ихние могилки-то, а?»