 |
| Стратегический журнал | Максим Брусиловский | 29.05.2006 |
Страх должен охватить наши сердца и души. В России живут миллионы мусульман, в Москве и Петербурге функционируют мечети, работают медресе, издается теологическая литература. «Еще немного, и исламская удавка сомкнется на нашей шее» — так говорят современные заратустры, от национал-философов до православных комментаторов. Остается только удивляться, как это Российская империя за все время своего существования мало того, что обошлась без широкомасштабных антимусульманских репрессий, но еще и не боялась встраивать в собственные пределы все новые исламские анклавы.
На практике же технология мирного сосуществования государственной системы с мусульманскими общинами некогда была проработана в России до деталей, причем результаты этой технологии настолько устраивали обе стороны, что из всего разноплеменного и многоконфессионального населения империи мусульмане в массе своей были наиболее лояльны царю и Отечеству. Для слома этих дружественных связей февральским революционерам и впоследствии большевикам пришлось приложить немало усилий.
Лояльность как отличие
Прочная связь Руси и исламских народов тянется еще с позднеордынских времен, когда, вслед за постепенным смещением векторов силы и влияния, в русские княжества массами стали переселяться «инородцы». Тогда же начало складываться и специфическое отношение к ним властного центра. Русские могли колобродить так и эдак — на то они и империообразующий народ. Не то с мусульманами. С них всегда был особый спрос — и особый за ними присмотр. Еще бы, скольких пришлось усмирять: от мятежной Казани и сибирских народов, сопротивлявшихся Ермаку, до воинственного Крыма и последних азиатских приобретений уже во второй половине XIX в. Да еще под боком Турция, выяснение отношений с которой продолжалось до самой революционной катастрофы. Тут поневоле задумаешься — не вышло бы чего.Впрочем, отношения наладились довольно быстро. Так что уже во время Смуты казанские татары предпочли помогать ополчению Минина и Пожарского, а не отвоевывать независимость, утраченную всего шестьюдесятью годами ранее, память о которой была еще свежа. Вместо того чтобы ударить в спину ослабевшим русским, казанцы отправили собственное конное (разумеется, дворянское) ополчение для борьбы с польскими интервентами. Что, кстати, имело немалый психологический эффект: на разоренной Руси людей все же было достаточно, худо-бедно можно было собрать вооружение, а вот боеспособную конницу взять было неоткуда. Тогда как польская конница на тот момент считалась лучшей в Европе, и отсутствие достойного отпора могло подвигнуть поляков на ее применение.
За свою многовековую историю Российская империя успела повоевать со староверами-раскольниками — иные их укрепления приходилось брать с артиллерией, попробовать ограничить еврейский темперамент чертой оседлости — безуспешно, даже повздорить с Эчмиадзином из-за финансирования им подпольщиков-дашнаков — с переменным успехом. Зато отношения с мусульманами, глядя из нынешнего неспокойного далека, были почти идиллическими: практически полная лояльность с одной стороны и широкомасштабная господдержка — с другой.
«Ограничить» Россию пытались многие, но на исходе XIX в. главная опасность исходила изнутри. Тишайшие финны, используя не в меру благожелательное к ним законодательство, предоставлявшее широчайшую автономию, создали у себя заповедник по антигосударственной деятельности. От подготовки бомбистов на финских дачах (сейчас это назвали бы тренировочными лагерями) до приема мятежных депутатов думы, которые подготовили Выборгское воззвание, призвавшее население к действиям по саботажу: не платить налогов и не давать рекрутов в армию. (Как видим, эта методика в ходу до сих пор.)
Грузины два столетия бедными родственниками обивали пороги России, на коленях стояли перед матушкой Екатериной — «только возьмите, бьют нас турки да персы, в иной набег до половины населения вырезают или угоняют в рабство». Взяли, а они гурьбой «пошли в революцию», в которой и стали бронзовыми призерами, заняв после русских и евреев почетное третье место по числу участников и лидеров.
Армян Россия не отдала тем же туркам. (А отдала бы — не было бы сейчас Армении. Вообще.) В благодарность армянские националисты создали огромного монстра — партию «Дашнакцутюн», насчитывавшую до 100 тысяч списочного состава. У дашнаков был полный набор теневых структур, подготовленных на случай захвата власти: правительство, подпольная армия и полиция, был даже собственный «Красный крест». В ожидании революции особо горячие головы пробавлялись терактами в городах и на железной дороге, убийствами русских солдат и офицеров, распространением подрывных прокламаций. Деньги на всю эту разнообразную деятельность добывались поборами с армянского населения и постоянным рэкетом торгового сословия.
Предпринимались попытки революционизировать и мусульманское население, в основном на Кавказе. Направлений было два: ультрарелигиозное и светско-просветительское. Первое представляла Турция, при активной помощи британских спецслужб насаждавшая пантюркизм. Методы были вполне современные: предоставление бесплатного обучения в турецких медресе, откуда учащиеся возвращались уже соответствующим образом распропагандированные и начинали агитацию «на местах», засылка религиозной антироссийской и протурецкой литературы, заброска партий оружия и военных инструкторов. Все это должно было спровоцировать крупные беспорядки в тылу империи. Второе направление курировали европейские социал-демократы, пытавшиеся встроить российских мусульман в общее революционное движение по построению «нового мира».
Обе попытки провалились. Ни в Крымскую войну, ни позднее не прошло ни одно значительное выступление мусульман, за исключением восстания некоторой части горцев в 1877−78 гг., в пору русско-турецкой войны. Да и эта «лебединая песня» турецких спецслужб быстро оборвалась, поскольку оставшаяся часть горцев и все равнинные аулы приняли сторону России.
Сколько-нибудь весомые религиозные структуры антироссийской направленности среди мусульман вообще не имели распространения, революционные же организации можно было пересчитать по пальцам одной руки, да и те были достаточно скромными и по большей части представляли собой реакцию на экспансию прочих революционеров (в первую очередь армянских).
Единственное и чисто формальное исключение на общем фоне мирного сосуществования империи и ислама — имамат Шамиля: узколокальная тоталитарная структура, в которой шариату отводилась значимая, но достаточно декоративная роль, поскольку его трактовка полностью лежала на самом имаме и узком круге его приближенных. Ни о какой поддержке имамата мусульманами на остальной территории России не могло быть и речи.
Технология власти
Каким образом империи удалось добиться столь выдающихся результатов?Одними из главных составляющих успеха были классические имперские навыки работы с элитой. Как светской аристократии, так и религиозным лидерам создавались условия для инкорпорирования в общеимперскую элиту. Им предоставлялись все права российского верхнего класса без всякой дискриминации по религиозному признаку. Мало того, верховная власть по собственному почину всячески «накачивала» авторитет отдельных мусульманских деятелей. В их честь устраивались торжественные приемы и встречи с высшими руководителями государства, раздавались чины и ордена. В нужных случаях в кампании по пропаганде «вечной дружбы и сотрудничества» принимали участие и монархи, демонстрируя личное благоволение и подписывая соответствующие манифесты и благодарственные письма.
Это срабатывало. Среди лучших друзей «Белого царя» числился эмир Бухарский, кавказские беки посылали сыновей в русскую армию, знаменитая «Дикая дивизия» комплектовалась преимущественно из мусульман. Даже сдавшийся после многолетнего сопротивления Шамиль был обласкан царскими милостями, значительно превышавшими его горский «уровень жизни»: усадьба, денежное довольствие и прочие блага, вплоть до посещения театров. В итоге, всем подчинявшимся ему тейпам экс-имам наказал жить в вечной дружбе с русскими, и это мирное соглашение соблюдалось до самой революции, когда с исчезновением монаршей власти горцы почувствовали себя свободными от обязательств. (Пропагандистский штамп о «чеченцах, которые 150 лет постоянно резали русских» родился только в 1990-е общими усилиями либеральных и ура-патриотических агитаторов.)
И все это несмотря на то, что империя и ее царь были истово и искренне православными, так же как и большая часть верхнего слоя управленцев. Противоречий, однако, не возникало. Еще Екатерина Великая объявила ислам второй государственной религией. В исконно российских губерниях это особенно не декларировалось, но «на местах» каждый мусульманин знал, что является не белой вороной в иноверческом государстве, но абсолютно законной частью системы, для которой он по-настоящему свой.
Помимо заверений в вечной дружбе и покровительстве российское государство озаботилось и материальной помощью исламскому духовенству. Выделялись немалые суммы на строительство мечетей, в том числе и роскошных, вроде петербургской, на обустройство медресе с выплатой вознаграждения преподавателям, вплоть до денежного воспомоществования отдельным людям. Существовала целая сеть патронируемых государством исламских типографий, ежегодно выпускавших множество теологических изданий.
Делалось это, разумеется, вовсе не из альтруизма. Финансирование религиозных организаций, при правильном подходе, — один из наиболее действенных способов контроля. Никакие турецкие или британские «вливания» не могли перешибить целенаправленную и перманентную помощь государства, так что мусульманское духовенство обычно не затруднялось в выборе того, чьим «агентом влияния» ему имеет смысл быть. Отметим и степень сознательности тогдашних чиновников. Никаких сговоров между русскими распределителями средств и исламскими получателями по совместному расхищению бюджета история не зафиксировала. Может, где и воровали, но на идеологии царская власть не экономила и махинаций в этой области никому не позволяла.
Финансовый аспект разумно дополнялся пропагандистскими акциями, от торжественных мероприятий до статей в прессе, где мусульманские и русские подданные упражнялись в комплиментах в адрес друг друга. «Русский лучше всех знает, что нужно мусульманину» — Каюм Насыри, казанский писатель и мулла. «Не должно оставаться сомнения в безграничной благодарности кавказского населения венценосным вождям России за приобщение… под сень Российской державы» — наместник на Кавказе И.И. Воронцов-Дашков. Даже учитывая тот факт, что подобные высказывания не полностью соответствовали действительности, их наличие ясно свидетельствует о направлении вектора государственных и общественных симпатий.
Или вот, к примеру, выдержки из благодарственной телеграммы. Оценим стиль имперского PR-отдела Канцелярии Е.И.В:
«Как горная лавина, обрушился ингушский полк на германскую дивизию. Он незамедлительно был поддержан Чеченским смертоносным полком. В истории русского Отечества… не было случая атаки конницей врага, вооруженного тяжелой артиллерией…
Передайте от имени Царского двора и от имени Русской армии братский привет отцам, матерям, сестрам и невестам этих храбрых орлов Кавказа, положившим своим бессмертным подвигом начало конца германских орд.
С братским приветом, Николай II. 25 августа 1915 г.».
Не забудем и мелкие, но значимые детали, характеризующие подчеркнуто уважительное отношение властей. Российские гражданские и воинские ордена, основанные на христианской символике, имели соответствующие варианты исполнения «для лиц нехристианского вероисповедания» (понятно, что более чем в 90% случаев этими «лицами» оказывались мусульмане). Фигура святого (Георгия, Владимира, Анны etc.) была заменена на них черным государственным гербом.
В целом, можно констатировать: главной задачей управленческой системы Российской империи было создание русоцентричной версии ислама, лояльной к государственному строю и технологически совместимой с жизненным укладом остального населения. В сознание российских мусульман внедрялась четкая установка: русские сограждане для них должны быть ближе иностранных единоверцев. Никакой «интернационализации»: дихотомия соотечественники vs. иностранцы должна была иметь решающее значение в религиозном контексте, точно так же как и в классовом, профессиональном и пр. (Соответственно выстраивалась и стратегия врагов России по противодействию: точно так же, как революционные организации пытались «пристегнуть» российский пролетариат к европейскому, «глобализируя» классовые конфликты, так и зарубежные деятели ислама пробовали распространить свое влияние на российскую территорию.)
Упадок безвластия
Нетрудно заметить почти зеркальную противоположность современной ситуации достижениям прошлого. Если раньше государственная система играла основополагающую роль — мощного суверена, патронирующего крупные, в том числе и нехристианские конфессии как преданных вассалов, то ныне государство довольствуется пассивной и скромной ролью ведомого. Оно не задает правила поведения, но лишь реагирует на «вызов времени», выражающийся во все возрастающей активности приверженцев ислама.Важна и психологическая атмосфера: как показывает историческая практика, ислам достаточно органично вписывается в политические, общественные и законодательные реалии светского государства, однако лишь такого, к которому правоверный мусульманин может испытывать чувство уважения. Пусть иной раз и подкрепляемого «сверху» недвусмысленными акциями по применению силы в случае недружественных действий.
При таком мироощущении искренняя поддержка российскими мусульманами нынешнего режима практически исключена. Бессмысленно надеяться, что не имеющая идеологической точки опоры и перспектив саморазвития, жонглирующая законами и «понятиями», бесстыдно вороватая по всей бюрократической вертикали, да еще и слабая и безвольная «демократическая власть» сможет совладать с крепким и твердым в вере мусульманским меньшинством.
Более того, своими опрометчивыми действиями и метаниями — от длительного попустительства ваххабизму, приобретшему на территории России явные черты тоталитарной секты, до проверок документов милицией на выходе из мечетей в поисках потенциальных террористов — власть добились того, что даже формальное выражение почтения по отношению к ней становится попросту неприличным. Именно этим и объясняются многие резкие заявления отдельных мусульманских идеологов и целых региональных общин, которые при другой общественной конъюнктуре могли бы быть однозначно пророссийскими: у них не осталось возможностей сохранять лояльность власти без потери лица.
Вместо столетней давности пантюркизма на повестке дня новая угроза — панарабизм (для которой ваххабизм является одним из радикальных направлений), представляющий собой попытку выстроить новую версию «глобального» ислама, координирующего действия из единого центра и ставящего во главу угла не столько религиозные, сколько религиозно-политические цели. Казалось бы, преодоленный столетия назад с распадом халифата «арабоцентризм» вновь материализуется в обрамлении высоких технологий, от авиаатак на ВТЦ до интернет-воззваний. Правомерность притязаний арабских лидеров на подчинение им «исламского мира» (и так раздираемого внутренними противоречиями, в первую очередь между двумя главными ветвями — суннитами и шиитами) не более теологически обоснованна, чем, скажем, заявка на лидерство в «христианском мире» представителей христианских общин Вифлеема и Назарета (тоже, кстати, арабов). Тем не менее, это никого не волнует. Учитывается в основном наличие материальных к тому предпосылок, а их на сегодняшний день предостаточно.
Вопреки распространенному мнению, исламские лидеры на территории России и бывшего СССР не особенно приветствуют арабскую ориентацию своих общин, прекрасно понимая, что в случае победы этого направления их самих ждет участь «мусульман второго сорта», вынужденных подчиняться приказам из-за рубежа. Однако альтернативы им никто не предлагает, а сами они без посторонней (т.е. государственной) помощи не имеют ни технических, ни финансовых возможностей для ее создания.
Все это открывает широкие возможности перед зарубежными исламистами по тихому освоению российской территории. В 1990-е в Сибири за раздачей гуманитарных милостей местным мусульманским общинам был замечен один из братьев бен Ладена. Историческая московская мечеть, расположенная в десяти минутах ходьбы от Кремля, отремонтирована на деньги арабского шейха, о чем и сообщает соответствующая надпись на ее фасаде. Гайнутдиновцы и таджуддиновцы наперебой обвиняют друг друга в получении крупных денежных сумм от саудовских ваххабитов, причем настолько убедительно, что, скорее всего, эта информация верна в обоих случаях.
В свое время России удалось отстоять свою религиозную (а с ней и государственную) независимость от Запада, русифицировав, «подогнав под себя», полученную из Византии доктрину православия. Сами византийцы пошли другим путем: пытаясь лавировать и подстраиваться к ситуации, заключили унию с католичеством, что в итоге закончилось полным разгромом. В настоящее время мастера американо-европейской риторики предлагают нам именно модернизированный «византийский вариант»: встать на пути «восточного мира», побратавшись с угасающим западным христианством и закрыв глаза как на совершенно чуждую русским «протестантскую этику», так и на финальные конвульсии католической экспансии. Вместе бороться с «мировым исламским терроризмом» и героически пасть в схватке, сделав страну ареной междоусобиц между христианским и мусульманским населением.
Имперская политика России всегда состояла в поддержании разумного баланса между использованием мировых достижений и культивированием собственного «особого пути». В каких-то случаях незачем изобретать велосипед и можно вполне обойтись иностранными наработками. Но только не в базовых областях, к которым, безусловно, относится сфера религии и где заимствования чуждых технологий чаще всего приводят к катастрофическим последствиям. Возрождение утраченных традиций российского ислама должно стать одним из основных направлений по укреплению суверенитета и внутренней безопасности. Химерическую идею о существовании на территории России какого-либо «нейтрального ислама» следует решительно отбросить: у нас возможен или пророссийский ислам, или антироссийский. Пора делать выбор.
Опубликовано на сайте Агентства политических новостей
