Москва, журнал | Борис Ключников | 24.05.2006 |
Проживает в Париже, сотрудничает с учеными Института востоковедения РАН.
В последние годы опубликовал книги «Исламизм, США и Европа» (Алгоритм, 2003 г.) и «ВТО — дорога в рабство» (Алгоритм, 2005 г.).
В журнале «Москва» печатается впервые.
Речь пойдет не о чудесном рассказе Валентина Распутина, не о прекрасном, богатейшем французском языке, а о бессмысленных и беспощадных погромах, которые с 27 октября по 17 ноября сотрясали Францию и потрясли весь мир. Что произошло? Кто такие погромщики, откуда они взялись, кто их организовал, что они требуют, что предпринимают власти, как на эти требования реагируют французы? И наконец, не грозит ли то же самое другим странам? Какие уроки следует извлечь России? Франция издавна имеет репутацию социальной лаборатории. Социальные вихри, зарождающиеся во Франции, проносятся потом по другим странам и континентам.
Франция под ударом
Министерство внутренних дел Франции 1 декабря 2005 года опубликовало следующие итоги беспорядков. «Социальные волнения» охватили треть департаментов. Они были особенно сильны и продолжительны в 300 коммунах, тех, где среди населения высока доля иммигрантов из арабских и африканских стран. Жертв нет, но материальные потери превышают 200 млн евро. 80 полицейских получили ранения. Сожжено 10 тысяч автомобилей, 233 общественных и 74 частных здания. Особенно пострадали колледжи (92), лицеи (49), школы (106), библиотеки (15), более 100 предприятий. 20% пострадавших зданий не функционируют, ждут восстановления. Атакам вандалов подверглись христианские храмы. В ответ запылали три мечети в городах Карпентра, Монтбелиа и Лион. Осквернили и подожгли две синагоги. Кто из воюющих сторон это сделал — неизвестно.В анализируемых событиях очевидными «дрожжами» стали арабские подростки. Против них только в Париже было брошено 12 тысяч полицейских, подразделения жандармерии, приведена в боевую готовность французская армия. За три недели было арестовано 4770 погромщиков. Многих малолеток отпускали, с тем чтобы на следующий день вновь задерживать. Против сотен погромщиков возбуждено уголовное дело. Впервые за 40 лет, после алжирской войны, во Франции введено чрезвычайное положение. Мэрам было разрешено вводить комендантский час, в том числе в таких крупных городах, как Лион, Орлеан, Амьен. Национальное собрание Франции вынуждено было принять новый закон, который разрешает вводить чрезвычайное положение не на 12 дней, как это позволял закон от 1955 года, а на три месяца. Специальные службы убеждены, что кто-то организовал и руководит беспорядками. Они не исключают нового витка вандализма.
Вандалами выступили обитатели арабских и негритянских пригородов — иммигрантских гетто, которые ныне опоясывают многие европейские города. Непредсказуемость грядущего: властители боялись, что их задушат красные пояса пролетариев, а душат их ныне черные пояса. Опасались еврокоммунизма, а столкнулись с евроисламом. Этих парней уже давно сторонятся прохожие, ускоряют шаг, переходят в другой вагон, завидев кучки «цветных» в бейсбольных кепках козырьком назад, в куртках с капюшонами, скрывающими лица. Они выросли в этих гетто, на скромные заработки трудяг-родителей и на пособия от французского государства, которые они привыкли получать как должное. Среди них очень высок процент безработицы — 40% и выше, как у нас в Дагестане и Чечне. Они не ищут работу — потеряли надежду. Не хотят учиться: зачем, что это даст? Они склонны к жульничеству, к мелкому хулиганству, сами потребляют и распространяют наркотики. Их часто задерживают и обыскивают по типажу — «лица арабской национальности». Порой это делают на виду у соседей, у любимой девушки. Они ненавидят «фликов» — полицейских, чувствуют себя обделенными, незаслуженно отверженными. Но среди них нет беспризорников, как в России, где беспризорных миллионы. И в большинстве своем наши беспризорники — «лица славянской внешности». В отличие от Франции, многие «лица кавказской национальности» у нас при деньгах, при очень больших мафиозных деньгах. Они захватили торговлю, рынки, сколотили вокруг себя этнические преступные группировки. Они диктуют цены, с презрением относятся к русским трудягам. Власть во Франции этого, конечно, никогда не допускала. Она с самого начала ставила иммигрантов на место. Невозможно себе даже представить, чтобы «лицо арабской внешности» посмело нагло, как у нас, приставать к коренной француженке под подхалимские смешки с потрохами купленного служителя порядка. Нет, до этого Францию и Европу либералы еще не довели. Иммигрантов пока заставляли уважать закон и местные обычаи, смягчая условия их жизни довольно щедрыми социальными пособиями. В этом принципиальное отличие положения иммигрантских верхов в России от Франции и других развитых стран. Повторюсь, речь идет о мафиозных верхах и их обслуге, а не об иммигрантах, согласных на рабский труд. В России даже нелегальные иммигранты могут с помощью коррумпированных чиновников «славянской внешности» годами паразитировать на теле бедолаги — «государствообразующей нации».
Франция — страна закона и порядка. Ее свободы защищают не рыхлые, бесхребетные, болтливые временщики-либералы, а железный кулак мощного государства, одетый, правда, в бархатную перчатку демократии. Французы верят своим правоохранительным органам, и потому они потрясены. После этой вспышки насилия они более не уверены, что их правительство способно защитить их. А более серьезные беспорядки вполне возможны уже в скором будущем. Страна столкнулась с новым видом организованного насилия — с городской партизанской войной. Тайная полиция несколько лет назад представила секретный доклад, в котором предметно указала 750 взрывоопасных городских кварталов, где годами накапливалась черная энергия ненависти. Не менее проницательными оказались и шансонье — певцы. Подборка их песен, недавно опубликованная в газетах, действительно поразительна. Черные гетто в них уже давно сравниваются с миной замедленного действия. «Она рванет — войну миров начнет», — предрекала одна из этих веселых песенок. Такие песенки и особенно анекдоты — куда более точный показатель общественных настроений и фобий, чем изначально заданные ответы на опросы фондов и пулов. Но верхи к шансонье не прислушиваются.
Власти не придали особого значения скандальной выходке на «Стад де Франс», что в парижском пригороде Сен-Дени. Перед началом футбольного матча команд Франции и Алжира десятки тысяч болельщиков освистали исполнение государственного гимна Франции — знаменитой «Марсельезы» — символа французской революции, провозгласившей свободу, равенство и братство. Власти замяли инцидент. Так же точно в других странах либеральные правители поспешно отступают при первых стычках, пытаются примирить, достичь компромисса, умиротворить неизвестно кого и, главное, зачем! Впереди всех либеральная законодательница Англия: снять кресты в школах — пожалуйста, снять кресты с касок полицейских — с удовольствием, запретить копилки в виде традиционных свинок (исламу они противны) тоже готовы! Консерватор Буш, наихристианский в мире президент, запрещает с 2006 года называть елки рождественскими: называйте их отныне «праздничным деревом». Вспомним, что и «пламенные революционеры» в России до 1936 года запрещали елки. Буш идет еще дальше в процессе дехристианизации бастиона мирового капитализма: каникулы в США теперь официально будут называться не рождественскими, а зимними. Опять как в Советском Союзе!
В России прокладывает себе дорогу та же тенденция примиренчества с тем, с чем принципиально нельзя мириться. Зачем поднимать общероссийскую дискуссию о гербе России, о двуглавом орле с крестом — историческом символе того, что Россия наследница Византии, христианского царства, павшего под ударами турков? Россия исконно, со времен монголов, веротерпимая держава и потому не знала религиозных войн. Иноверцы верно служили России. Среди офицеров — русских немцев в годы Первой мировой войны не оказалось ни одного предателя. Два, только два российских генерала остались верны присяге государю, не признали его отречения: кавалерийские генералы Артур Келлер и хан Эриванский. Это надо помнить и не поддаваться агитации исламистских экстремистов. Всем, кто любит Россию как свою Родину, надо признать справедливость слов президента Путина, сказанных в Грозном в декабре 2005 года: «Россия всегда была защитницей ислама». Православные и мусульмане России вместе строили и защищали свою общую родину.
Французским властям удалось сорвать планы бунтарей из предместий прорваться в центр Парижа. В ноябрьские дни в Интернете появились призывы громить государственные учреждения, «сворачивать шею жандармам», сопровождаемые фразочками типа: «…твою мать, свинья, Франция!» На одном из сайтов, которые и координировали вылазки, погромщики рисовали такое развитие событий: «Мы пока не представляем организованной силы. Но мы станем ею: у нас будут „калашниковы“, гранаты, взрывчатка. Мы встретимся на площади Бастилии». В Париже они не прошли, но в Лионе, третьем по величине городе Франции, центр города был ими захвачен. То же случилось в Тулузе и ряде других городов.
События во Франции привлекли внимание во всем мире. Жгли автомашины и в Голландии, и в Бельгии, и в Германии. И чем мягче режим, тем больше ярость вандалов, чувствующих слабину. В Австралии «выходцев с Ближнего Востока», избивших двух белых женщин, быстро утихомирили. Стихийно, вопреки воле властей, пять тысяч австралийских парней устроили хулиганам порку. Там поняли опасность прецедента: сегодня избили двух чужих девушек — спасательниц на пляже, завтра, если им это простить, будут убивать и насиловать их сестер и жен. Это в России при либералах потеряны стыд, совесть, достоинство, солидарность с ближними. Удивительно ли, что события во Франции так взволновали россиян. Народная интуиция верно увидела в них проекцию на Россию. Только у нас, если упустим время, это будет много хуже.
Первый явный урок из недавних французских событий очевиден: власть должна быть властью. Президент, премьер, власти на местах, силы порядка проявили исключительную выдержку. Иначе и быть не могло. Прожив 30 лет во Франции, я могу уверенно сказать, что французы тоже недолюбливают полицию. Она ведь бескомпромиссна к людским слабостям! Но уважают ее. Не любили ее и в царской России, не любили и в Советском Союзе, но не презирали. Недавний опрос 3-го канала ТВЦ показал, что только 2% опрошенных доверяют «демократической» милиции. Во Франции полиции верят. Со всех концов света едут во Францию учиться «полицейскому делу». Во французскую полицию набирают лучших из лучших, и необязательно из «коренных» французов. Это уважаемая профессия, в которой можно сделать карьеру. Силы порядка вновь, как и в мае 1968 года, выдержали испытание, выдержали не без помощи телевидения. Гостелеканал «Франс-2» показал, как полицейские в ярости избивают погромщика. Чтобы убедить граждан, что перед законом все равны и правосудие всех виновных покарает, полицейских арестовали и отправили в парижскую тюрьму «Санте». Профсоюз полицейских «Альянс» пришел в негодование, отправил президенту протест, назвав арест коллеги «неприемлемым и недопустимым». Вся Франция встала на сторону полиции. Кстати, избитый арабский парень — «жертва полицейского произвола» был на другой день вновь задержан при нападении на пожарников, которые посмели тушить огонь, зажженный его дружками. Вандалы в те ночи соревновались, кто больше уничтожит автомашин, кто покруче подожжет школу и т. д. Ни Ширак, ни премьер де Вильпен тем не менее не отступили от буквы закона: арестованных запрещено избивать. Закон есть закон.
Если бы не строгая дисциплина, не политическое воспитание, не высокая мораль полиции и других силовых структур, во Франции сейчас царил бы и нарастал хаос, охватывая прочие страны. Спросим себя: сумели бы наши российские многомиллионные силовые структуры проявить такую дисциплинированность, стойкость, сдержанность? Французы ни капли крови не пролили. Правильно ли у нас набирают силовые структуры, воспитывают ли, организовывают ли? Многие в этом усомнятся, потому что весь организм нашего общества сверху донизу поражен жаждой разбогатеть, разбогатеть любыми путями, так как в этом преуспела в 90-е годы сама властвующая «элита». В глазах не только народа, но и самой милиции эта «элита» незаконна и ее собственность наворована и нелегитимна. И от этого так просто не отмахнуться. Нелегитимность — это несправедливость, а значит, великий грех, который будет толкать вновь и вновь на другой грех: грабь награбленное. Отсюда взяточничество, произвол чиновников, коррумпированность власти. Кто ныне уверен, что, случись в России такие погромы, как во Франции, они не перерастут в разбой, грабежи и поджоги домов и усадеб новых русских, новых татар и казахов и т. д. Возразят: мол, у новых собственников на страже сотни тысяч частных охранников, здоровенных парней, место которым у станков и плугов. Вот именно! Случись беда, не эти ли парни из народа первыми скажут: долой бездарных ненавистных хозяев! Усмирять бандитские группировки и охранников-мародеров пошлют силы порядка. Но кто уверен, что они не начнут все вместе грабить награбленное? На кого тогда можно будет положиться? На силы быстрого реагирования НАТО? Мудрый исходит из худшего развития событий, заблаговременно к ним готовится. Перед нами вполне реальная угроза не бескровной оранжевой революции, а черного кровавого передела.
Премьер-министр де Вильпен, обращаясь к французам 29 ноября, с чистой совестью мог сказать: «Во Франции за все две недели беспорядков не было убитых» (Ле Монд. 2005, 2 декабря). Он успокаивал нацию, пытаясь противостоять либеральной прессе и телевидению, в том числе зарубежным, которые усиленно нагнетали панику и фобии. Он избежал называть эти события бунтом или мятежом, а квалифицировал их как «социальные беспорядки». Как бы в ответ на ликующие за океаном голоса ненавистников независимого курса Франции де Вильпен напомнил, что расовые волнения в США, в Сан-Франциско, в 1992 году были намного опаснее: в них погибло 54 человека.
Альтернатива Ле Пена
Странное дело, именно либералы и социалисты, стоявшие у власти во Франции, в первую очередь виновны в преступной иммиграционной политике. И они же жестче всех критикуют центристов-голлистов, которые пытались последние десять лет исправить ошибки либералов и навести порядок. Очень это напоминает критику Союзом правых сил и К° «путинского режима». Примечательно, что именно либералы навязывают французам ложное клише: погромщики — это арабы, а значит, мусульмане, а значит, исламисты, а значит, потенциальные террористы. Навязывают, надо признать, весьма и весьма умело и успешно. Три четверти французов убеждены, что вся напасть от арабов и негров.К чести правительства Франции, оно не пошло на поводу яростного настроения большинства коренных французов. Президент Ширак и глава правительства де Вильпен ни в одном из своих выступлений не назвали погромщиков исламистами. Когда «коренные экстремисты» в ответ на поджоги церквей подожгли три мечети, Ширак и де Вильпен без промедления осудили эти акты ответного вандализма, пообещали наказать и действительно наказали виновных. Правда, такая строгость и благородство нисколько не отрезвили, не облагородили арабских молодчиков. Через несколько часов после извинений президента они подожгли в том же самом городке больницу. Такова черная энергия отчуждения и ненависти люмпенов, да еще чужеродных люмпенов.
В ответ мэр Ниццы Жак Пейра запретил строительство новой мечети. Он заявил, что мечети — это не просто место для богослужений, но место сбора вандалов. Наблюдения показывают, что большинство имамов не поддерживает экстремистов. Молодежь собирается не в мечетях, а в спортивных клубах, просто в своих кварталах. В мечетях большинство из них годами не появляются. Религиозные руководители мусульман, опасаясь репрессий, заявили, что беспорядки не имеют религиозного подтекста. Не было замечено ни зеленых знамен, ни мусульманских шапочек, ни прочей исламской атрибутики. Премьер де Вильпен мог с полным основанием сказать французам: не ищите исламистов, это были «социальные беспорядки» (Ле Монд, 2 декабря). Ясно, что какие-то силы, могущественные силы, имеющие доступ к СМИ, а то и владеющие ими, пытаются разжигать ненависть между коренными французами — христианами и мусульманами. Они, кстати, всегда на стороне иммигрантов, обвиняют французов, апеллируют к их милосердию. Классовое неравенство и борьбу искусно, неприметно направляют в русло религиозного столкновения. Из-за океана ведь была указана цель: грядет столкновение цивилизаций!
Из этого для нас вытекает еще один урок: следить и обезвреживать все те силы, которые шаг за шагом стремятся стравливать православных и мусульман. Провокаторы за последние 15 лет добились крупных успехов: войны в Чечне, невероятная безработица в Дагестане, на всем Северном Кавказе, сеть ваххабитских ячеек по всей России. В борьбе с провокаторами нужно опираться на подлинный ислам, на правоверное мусульманское духовенство, на старейшин. Они помнят из истории и знают, что в России православные легче уживались с мусульманами, чем с католиками, а сунниты легче сходились с православными, чем с единоверцами-шиитами. Шииты Азербайджана всегда дружили с православными приходами.
Объективности ради замечу, что по поводу этих печальных событий было высказано много домыслов, вплоть до того, что это вездесущее ЦРУ, мстительные американцы задействовали свою исламистскую агентуру во Франции, чтобы наказать французов за непослушание. Есть и другая версия: что, мол, это наркобароны спровоцировали тысячи подростков, втянутых в наркобизнес, чтобы продемонстрировать свою силу, свою способность дестабилизировать государства. Едва ли! Зачем это им сейчас, они и без того процветают. И почему выбор пал на Францию? Почему не на США, Россию, азиатские государства? Эти последние ведут с ними самую беспощадную борьбу. Еще одна фантазия исходит из тех кругов, которые опасаются слишком «прыткого», излишне проамериканского шефа полиции Николя Саркози, который рвется в президентское кресло. Мало кто верит, что подростки смогли так стихийно и мгновенно сорганизоваться. И не только в Париже, а по всей Франции, во многих городах Европы. Все убеждены, что кто-то за ними стоял, но следов не оставил. Кто же это?
Анализируя события во Франции, нельзя поддаваться эмоциям. Надо избежать соблазна подогнать кажущееся, недоказанное за действительное, смешивать причины и следствия. Такой соблазн наблюдается даже у картезиански мыслящих французов. Вот мэр парижского пригорода Шатийон заявил: «Нереально, чтобы какая-то политическая организация стояла за недавними событиями, маловероятна и их связь с предстоящими президентскими выборами. Но как это вовремя!» Тонкий намек от противного. Намек и сравнение на исключительно высокий урожай, собранный американцами в результате трагедии 11 сентября и последовавшей за ней всемирной борьбы с терроризмом. Выгоды действительно поразительные, трудно перечислимые. Может, действительно во Франции нашелся эпигон массовых политических инсценировок? Они сейчас в моде. Кому это выгодно? Конечно, тем, кто будет бороться за президентский пост весной 2007 года.
На деле в наибольшей выгоде оказался французский националист, который занял позиции правее Де Голля, — Жан Мари Ле Пен и его Национальный фронт. Он правоверный католик, бывший десантник, ему уже перевалило за 80 лет, и претендовать на пост президента он не может. Но Ле Пен, как и многие французы, не желает простить либералам и центристам, что, собрав на выборах 20% голосов, лепеновцы не имеют ни одного депутата в парламенте. Такой «демократии» нет даже в России. Веселый старый француз Ле Пен, «лучший оратор Франции», как уверяют меня мои интеллигентные французские друзья, посмеивается над «прытким» Саркози, который явно нацелился использовать печальные события для завоевания перед выборами популярности. «Нынешние крутые меры шефа МВД Никола Саркози подтверждают, что я всегда был прав. И французы теперь это видят: министр наконец стал проводить мою политику. Но оригинал, — острит неугомонный весельчак Ле Пен, — всегда лучше копии». Он более гибок, чем Саркози. Он не называет подростков из предместьев мразью. Нет, он дальновиден, он им сочувствует: «Эти человеческие существа — жертвы французских правительств, которые обрекли их на ужасные условия жизни. (Знал бы Ле Пен условия жизни российских гастарбайтеров! — Б.К.). Что станет с этими людьми, которые проходят школу жизни, нападая на жандармов и полицейских?.. Они превратятся в террористов и бандитов» (Русская мысль. N 43). Ле Пен, как видим, не подлаживается, не разделяет ярость и ненависть, ослепившую раненных в самое сердце коренных французов. И тем не менее его десятки лет либералы клеймят человеконенавистником, расистом, фашистом, а теперь и лицемером и демагогом. Ныне он на вершине успеха и славы. Этакий провидец, за годы все предсказал! И сейчас он не называет подростков исламистами, но предупреждает французов, что если они не изгонят либералов, проповедников «открытого общества», не станут, как их предки под Пуатье в 732 году под знамена Христа, то их и всю Европу ждет исламизация.
От слов его сторонники перешли к делу. Мэры многих городов сколотили отряды самообороны, которые успешно несли ночной дозор. Сами граждане организовывали патрули из 10−20 автомобилей, которые объезжали свой город и в случае необходимости вызывали полицию. Премьер де Вильпен поддержал эту инициативу. Самооборона французов — еще один забытый нами урок: на Кремль надейся, а сам не плошай. Власти в России и сами уже зовут нас вернуться к советскому опыту дружинников. Удивительное дело: многое из оплеванного либералами «совкового» прошлого ныне перенимают самые развитые страны: массовое дошкольное обучение, превентивное здравоохранение, фундаментально широкое высшее образование, социальные фонды, детские площадки во дворах, массовый спорт и т. д. и т. п. Мы выбросили вместе с водой здорового ребенка.
Национальный фронт Ле Пена провел 21 ноября на площади Пале- Рояль мощную демонстрацию, которую замолчали почти поголовно либеральные СМИ. Над демонстрантами витали дух и лик святой Жанны д’Арк, спасительницы Франции. Она символ этого «ультраправого» Национального фронта. Были не только пламенные патриотические речи, но и глубокий анализ происходящего. Основная идея, по сути, та же, что и у социалистов и коммунистов: Франция, как и вся Европа, вступила в эпоху системного кризиса. Либералы не способны решить национальный вопрос, проблему, которую Франция ранее не знала. Иммигранты сбиваются в этнические гетто. В них развилась и крепнет какая-то особая «культура»: молодежь начинает жить, как у нас говорят уголовники, «по понятиям»! Восхваляются правонарушения, праздность, вульгарность и идеализируются насилие, отчужденность, непохожесть на жалких, непассионарных, отпавших от Бога бывших христиан. Либеральные правители способствовали становлению этой «культуры», освятили ее теориями мультикультуризма, индивидуализма, неотъемлемого права человека на отличие, на особую идентичность (droit, а la difference).
В этой странной «культуре» нет ничего ни типично арабского, ни африканского, ни тем более мусульманского. Здесь Ле Пен согласен с властями. «Но, — говорили его ораторы на площади Пале-Рояль, — если не принимать и далее мер, то миллионы жителей гетто станут под знамена Бен Ладена. Беззубые, бесхребетные космополиты, ждущие указаний из США, не способны отстоять Францию. Пришло время остановить ужасный процесс дехристианизации, вернуться к традициям и устоям наших христианских предков — и тогда мы победим! Но разве могут это сделать люди, ныне стоящие у власти!» — восклицали лепеновцы. Они даже в пустую преамбулу европейской конституции побоялись включить строчку, напоминающую, что Европа развивалась под влиянием христианского вероисповедания. Смерть Бога ведет к смерти человека! Кого европейцы боятся? Финансовую олигархию! Удивительно ли, что французы проголосовали против такой конституции? Ее проект был подготовлен французом, даже бывшим президентом Франции Валери Жискар д’Эстеном, либералом и масоном. «Вы пожинаете, — уверяют лепеновцы, — плоды того, что он и его соратники посеяли».
Задумаемся, на чем настаивают ораторы из лепеновского Национального фронта. Что это? Тайный позыв века к теократии, к патерналистскому теократическому государству, где социальная поддержка будет больше той, которую обещает ислам? Мировые конфессии будто уже включились в соревнование за то, кто из них овладеет грядущей теократической перспективой, несмотря на то что либеральная цензура запрещает даже думать о ней. Из всех конфессий, считают теологи и социологи, прямо работают на эту перспективу только иудаизм и ислам. Ле Пен ставит такую же перспективу перед католицизмом. Что касается православия, то его теократические возможности оцениваются как очень скромные, крайне недостаточные для грядущих бурь. России еще предстоит преодолеть секуляризацию, традиционную подавленность православной церкви светской властью. Развитые социальные функции Церкви — мощный заслон против чиновничьего произвола и угрозы возврата к тоталитаризму.
Первым звонком тревоги были студенческие волнения в мае 1968 года. Я не был их участником, но был очевидцем, внимательным наблюдателем. И сегодня, 37 лет спустя, помню это парижское восстание, невообразимые лозунги, пламенные речи и воззвания, знамена всех цветов во дворе Сорбонны, в парках и скверах. И над всеми ними черный стяг анархистов. Но странное дело! Тогда парижанам не было страшно. Из окон домов Латинского квартала они бросали студентам мебель, ковры — все, что сгодится на баррикады. Они им симпатизировали. Почему? Потому что студенты были свои, плоть от плоти французы, вновь восставшие французы. Восстание, баррикады — это привычное для Франции явление. Миттеран — президент-диалектик — спокойно рассуждал, что французский народ испокон веков решает неурядицы путем острейших кризисов, подобно тому как организм излечивается, когда поднимается температура. События осени 2005 года — это прелюдия из иной оперы. Французам страшно! Они не верят, что из этого кризиса можно когда-либо выйти. Они не знают, что предпринять. Они видят, что и правительство в тупике. Восстали чужие, которые не хотят стать своими. Их уже миллионы, и рождаемость среди них втрое выше. Франция на глазах одного поколения раскалывается, ткань общества рвется. Галльского ислама не получилось!
В этом отличие и, будем надеяться, светлая перспектива России: у нас 15 млн мусульман, пока не чужих, а своих, российских мусульман. Тех, предки которых совместно с православными владели и обустраивали Великую степь, господствовали на имперских просторах Евразии. Это драгоценное наследие дружбы народов и религий царской России сохранили и упрочили интернационалисты-большевики. Сохранили, несмотря на комиссарскую ненависть к России. Пользовались этим царским наследием, но упорно лгали, что царская Россия была тюрьмой народов. Для православных русских людей не то что шовинизм, а обычный национализм всегда был и остается уделом слабых умов. Арнольд Тойнби в статье «Византийское наследие России» тонко понял самую суть нашей истории: «Как под Распятием, так и под серпом и молотом Россия — все еще „Святая Русь“, а Москва — все еще „Третий Рим“. Tamen usque recurret („Все возвращается на круги своя“)». Уже давно замечено, что русские, завоевывая новые земли, не навязывали свои порядки, тем более своей религии, не чуждались туземцев. Лучших брали на службу государю. Об этом писали и Алексис де Токвилль, и маркиз де Кюстин, и даже лорд Керзон. «Русский, — писал он, — братается с завоеванными народами в полном смысле слова». Жупел «русского фашизма» — это страшилка либералов, которые сами ныне быстро дегенерируют к социальному дарвинизму, рыночному отбору и расизму. Стоит только присмотреться повнимательнее к процессам в либеральной Америке.
Иммиграция: крах либерального проекта
Меры, которые предлагает Ле Пен, неосуществимы, поскольку его Национальный фронт не допускают к власти. Что же предлагает правительство, что требуют негодующие французы? Пресса, телевидение, все СМИ переполнены разгромной критикой иммиграционной политики прошлых десятилетий. Особенно достается Жискар д’Эстену, бывшему в 70-е годы президентом Франции.Поскольку мы стремимся извлечь для России полезные уроки (умные учатся на чужих ошибках), то обратимся к истории вопроса. Российские либералы — не творческая порода людей, они только и способны, что «прихватизировать», да и то по заокеанским программам копировать, имитировать. Вот и иммиграционную политику они бездумно кроят по западным лекалам.
Ныне широко распространен скептицизм в отношении социальных наук и их прогнозов. Нашему поколению на долю выпало слишком много небылиц: то, что мы к 1980 году заживем в коммунизме, что опередим Америку. Теперь Чубайс зовет строить «либеральную империю», а Греф уверяет молодежь, что нечего заботиться о России, ибо «через 20 лет вы станете гражданами мира». Однако среди тысяч ученых выделяются отдельные провидцы. Таким был философ и историк Арнольд Тойнби, знаток шестнадцати умерших и пяти живущих цивилизаций. Хотя события во Франции осенью 2005 года не носили религиозного характера, вспомнили, что предсказывал Тойнби: социальные конфликты неизбежно «разбудят воинственный дух ислама, даже если он дремал дольше, чем Семеро Спящих… стоит только космополитическому пролетариату вестернизированного мира восстать против засилья Запада…».
Сколько мусульман поселилось в Европе? Самые надежные статистические службы не дадут ответа. Чаще других цифр указывают, что среди 380 млн жителей Европейского Союза в 2002 году проживало 18 млн мусульман. Левые считают, что их не более 10 млн, правые — что более 25 млн. Это 4−5%, мусульмане стали влиятельным фактором в жизни всех без исключения европейских стран. Лидеры их встречались в Финляндии в 1999 году, приняли «декларацию Тампере», где обозначили контуры общей иммиграционной политики. В том же, 1999 году заключили Амстердамский договор, обязавшись «сделать Европейский Союз территорией свободы, безопасности и справедливости». Подписались под Дублинской конвенцией о немедленной высылке нелегальных иммигрантов в страну, где они нарушили границу. Конвенция оказалась невыполнимой. На встрече в верхах в Севилье в июне 2002 года, главным вопросом которой была иммиграция, лидеры говорили уже почти исключительно о безопасности. Она оказалась важнее и свободы, и справедливости.
Массовая иммиграция мусульман в Европу — плод рыночной экономики, плод конкурентной борьбы. Корпорациям и банкам Европы, где до 70-х годов почти не было мусульман, нужна была как можно более покорная и дешевая рабочая сила. Как ныне в олигархической России! Она была нужна концернам, но против иммиграции возражала общественность, которая уже 30 лет жалуется: никогда европейцам не давали возможности проголосовать по такому судьбоносному вопросу. Фирмы завозили рабочих сотнями тысяч, не размышляя о последствиях ни для современников, ни для их детей. Вот такая демократия.
Брали пример с Америки. Но Америка изначально была страной эмигрантов. В Европе действуют другие законы: она легко ассимилирует выходцев из стран христианской цивилизации, но оказалась неготовой переварить, интегрировать миллионы мусульман, тем более что при современных средствах транспорта и связи они, живя в Европе, остаются укорененными на своей родине. А главное, в Европе они селятся компактно.
Лидеры пятнадцати европейских государств договорились ассимилировать тех эмигрантов, которые уже живут в Европе, и не допускать новых волн иммиграции. На официальном языке слово «ассимиляция» заменяется более нейтральными понятиями: «интеграция с сохранением культурной идентичности» и т. д. Договорились также усилить контроль границ, создать со временем общеевропейскую пограничную службу и применять репрессии к странам, которые способствуют выезду своих граждан в Европу. Правительства бедных стран действительно стремятся избавиться от лишних ртов и безработных. Вместо разрекламированного открытого общества Европа стала возводить новый железный занавес. Но было поздно!
Европа преподает России еще один урок: трудно, порой невозможно интегрировать людей, которые сформировались как личности в ином культурном окружении и селятся в чужих им обществах компактно. Европа легко переварила массовые перемещения португальцев, испанцев, итальянцев, русских, сравнительно небольшие трудности были с поляками. Но с самой массовой, мусульманской иммиграцией во всех странах возникли большие, длительные и болезненные проблемы.
Франция стала испытательным иммиграционным полигоном, и европейские лидеры изучают ее опыт особенно внимательно. Однако, знакомясь с недавним французским докладом «Ислам в республике» (2002 г.), становится ясно, что официальная политика интеграции не дает результатов: и в третьем поколении африканские мусульмане не становятся французами. Трудность в том, что ислам должен рассматриваться не только как религиозный феномен, но и социальный и культурный фактор, и более того — как образ жизни. Буддизм тоже образ жизни, но с буддистами нигде не возникает проблем.
Десятилетиями во Франции шла борьба по вопросам иммиграции. Раз пять ее запрещали, но всякий раз предпринимательские союзы в борьбе за конкурентоспособность добивались снятия запретов, не желая замечать, что они делают из Франции «Франкостан». Была бы высокой прибыль — и вся философия. Этот провал надо хорошо обдумать российским либералам, готовым приглашать миллионы китайцев, пакистанцев — всех, кому надо меньше платить. Именно поэтому они хотят объявить национальной идеей России… конкурентоспособность.
У людей различных религий обычно разные взгляды не только на взаимоотношения с Богом, но и на гражданственность, на государство, на отношения отцов и детей, мужей и жен, на роль матери в семье и дедов. У них различное отношение к законам, к правам и обязанностям. Опыт Франции показывает, что для огромного большинства мусульман ислам означает главным образом связь с семьей, культурное наследие, но не веру. Это секулярный ислам. Он свойствен людям, которые родились и учились во Франции, усвоили ценности ее индивидуалистической культуры. Эти люди, как правило, к религиозным обрядам относятся скептически.
С другой стороны, среди значительной части мусульман Франции наблюдаются разрыв с умеренными семейными исламскими традициями и переход к фанатическим верованиям, которые подаются как возвращение к первоначальной чистоте ислама, реисламизация. Это то, что неточно называют ваххабизмом. Мусульмане Европы сопротивляются ассимиляции. Очень многое из европейских обычаев они не могут принять, не наступив исламу на горло: не могут смириться с либеральными нравами, которые для них выглядят вседозволенностью и распущенностью.
Показателен в этом отношении пример Нидерландов, страны продвинутого либерализма. В этой небольшой стране проживает уже один миллион мусульман. Надо признать, что правительство многое делает для интеграции мусульман в своеобразное голландское общество. Создана сеть годичных курсов, где усиленно преподаются голландский язык, история, культура, право страны. Но для мусульман нестерпима мысль, что их дети будут так же распущены в половой жизни, как голландцы. Они скорее простят вора, чем проститутку или гомосексуалиста. И тем не менее голландцы не нашли ничего лучшего, как начать учить через СМИ мусульман терпимости, толерантности. Да как неуклюже учить! Кампания скоро выродилась в фарс. Некий Усама просил называть себя по-американски — Сэмом. Чтобы не выглядеть «отсталыми», этот Усама и еще несколько имамов стали пропагандировать гомосексуализм среди молодежи. Имам Мазрук Абдула держал на фестивале секс-меньшинств речь о терпимости ислама: «Я при входе в мою мечеть не держу гомосекоискателя! Каждый пусть заходит и молится». Однако не все еще забыли, что во всех великих мировых религиях это грех. Ислам особенно строг: в Коране есть семь стихов, в которых Пророк осуждает садомитов, ссылается на библейский рассказ о Лоте. Во многих исламских странах гомосексуализм — это тяжкое преступление, виновных живьем закапывали в землю. Удивительно ли, что исламисты считают борьбу против интеграции мусульман в европейское общество своей самой неотложной задачей?
Серьезно задумались ныне о последствиях иммиграции и европейские лидеры. В Севилье, где в июне 2002 года они вновь встретились, явно возобладала программа самой минимальной, почти нулевой иммиграции. Правительственные программы теперь лишь на словах отличаются от требований так называемых крайне правых.
Мне пришлось наблюдать череду выборов во Франции весной 2002 года. Они запомнятся как феноменальный прорыв правого лидера Ле Пена и его Национального фронта. Он набрал почти 20% голосов, сняв с выборов социалиста Жоспена. У Ле Пена и его фронта вопросы иммиграции стоят на первом месте. У меня сохранились предвыборные воззвания Ле Пена. Читаю в них требования-обещания:
«- Обеспечить правопорядок и безопасность всем: не давать спуска хулиганам и бандитам, укрепить силы правопорядка, восстановить смертную казнь для наиболее одиозных преступников.
-Прекратить всякую иммиграцию, закрыть границы, немедленно высылать из Франции всех иностранцев-правонарушителей и нелегалов.
— Защищать прежде всего права и интересы французов при распределении рабочих мест, жилья, пенсионного и социального обеспечения.
— Защитить семью и детей от наркотиков, увеличить поддержку многодетных французских семей…»
Правящая партия президента Ширака шла на выборы с такими же лозунгами, только завуалированными более мягкими формулировками. На деле это те же требования, что и у Ле Пена. Нет только лепеновского лозунга «Франция для французов» и полного запрета иммиграции. Сравним:
«- Восстановить власть государства (это нужно бы прежде всего России. Конечно, не всевластие коррумпированного чиновничества. — Б.К.).
— Обеспечить полную и быструю наказуемость всех преступлений и правонарушений.
— Ввести суд присяжных.
— Остановить насилие в школах.
— Дать отпор малолетним правонарушителям.
— Решительно бороться с нелегальной иммиграцией.
— Укреплять семьи и помогать им.
-Восстановить систему нашей обороны».
Как видим, и в благополучной Франции тот же набор проблем, что и у нас, болезнь общая. Кризис наступил 27 октября 2005 года. Европейские имамы, успокаивая власти, иногда говорят, что не более 10−15% мусульман склоняются к поддержке и симпатизируют исламистам. Но это значит, что в Европе уже есть 1,5−2 млн молодых, энергичных, склонных к авантюрам людей. Их ряды пополняются новыми волнами иммигрантов. После событий осени 2005 года на повестке дня два вопроса: профессиональное обучение и трудоустройство мусульманской молодежи и полный запрет новых волн иммиграции.
Можно не сомневаться, что не сработают все те, по сути, чрезвычайные меры, которые приняты для закрытия границ для нелегальных иммигрантов. Европа столкнулась с такими глобальными факторами, как феноменальная рождаемость, демографический взрыв и абсолютная нищета на ее границах. Тот, кто ездил по странам «третьего мира» и видел страны не из окон фешенебельных хилтонов и интерконтиненталей, никогда не забудет картин массового человеческого бедствия. Они потрясают и в Лагосе, и в Калькутте, и в Каире, в богатых нефтью арабских странах, где сказочная роскошь соседствует со страшной нищетой. Среди 5 млрд жителей «третьего мира» 800 млн людей хронически голодают, 24 тыс. ежедневно умирают от голода. Нет чистой питьевой воды, нет образования для детей, нет врачей. Нет у молодых людей никакого будущего, только голод, безработица, наркотики и инфекции. Спид косит сотни тысяч.
А из Европы время от времени заявляются в гости односельчане, соседи, знакомые, которые однажды рискнули «сжечь прошлое» и, бросив все, наудачу рванули в далекую, известную только по телевещанию Европу. Ушли без денег, без документов, но с великой надеждой. А вернувшись, рассказывают о своих действительных или мнимых успехах: устроился на работу, нашел жилье, женился, купил телевизор, а то и автомашину, показывает, что привез. И далекая Европа в воображении слушателей становится желанным, близким земным раем.
И как бы плотно ни закрывала и ни оснащала богатая Европа свои границы, какие бы технические новшества ни ставила, сколько бы быстроходных пограничных катеров ни спускали на воду итальянцы и англичане — все это разобьется о несокрушимое желание людей бежать от голода, эпидемий и нищеты.
Вот США построили на границе с Мексикой стену, которая оборудована более грозно, чем Берлинская. Но поток иммигрантов из Мексики не уменьшается. Из одиннадцати американцев один рожден не в Америке. Американцы не могут перекрыть одну мексиканскую границу, а европейцы пытаются закрыть одиннадцать границ Европейского Союза. На африканском берегу Гибралтара сборные пункты беженцев из всей Западной Африки. Что только не пришлось им пережить, пока они не добрались до Гибралтара! Тысячи километров по саванне и по пустыне Сахаре тянутся и тянутся караваны несчастных. Транспорта нет, сбиваются в ватаги, чтобы защищаться от разбойников, которые их избивают, убивают, насилуют, отнимают те небольшие суммы денег, которые они собрали на дорогу. Так же как чеченские банды грабили в поездах несчастных украинских работяг. Сколько таких опасных дней под палящим солнцем? На обочинах валяются неприбранные трупы тех, кто ослаб в дороге, кто умер от жажды, кого убили, но для выживших это только начало злоключений.
Аналогичные истории на других беженских магистралях. Вот путь из Курдистана и из Турции через Грецию и Албанию в Италию. В одной только Греции находится 250 тыс. нелегальных иммигрантов. Они тоже ждут «надежного капитана», который доставит их на пустынный берег в Италии. Ими оказываются самые обыкновенные албанские бандиты, которые при встрече с полицией выбрасывают доверчивых беженцев в открытое море. Если беженцев выловит итальянская полиция, считается, что им повезло. Итальянских полицейских, хорошо знакомых с жестокими законами своих мафиози, берет оторопь, когда они сталкиваются с албанскими пиратами. Даже видавших виды служак поражает «менталитет тупых убийц» — «албанских борцов за свободу».
В стенах «крепости Европа» много щелей. Им не сдержать волн нищеты и отчаяния, которые становятся все выше и все чаще набегают из «третьего мира». Беда массовой иммиграции в том, что иммигранты приносят с собой всю грязь, все пороки своих стран и народов, не задумываясь, разрушают остатки великой христианской культуры.
Европа и евроислам: война неизбежна?
Европейцы знают о тяжелой жизни беженцев. Созданы десятки агентств помощи, общины христиан приходят на помощь. Но отношение к ним меняется по мере того, как беженцы оседают, сплачиваются вокруг мечетей или светских организаций и выставляют властям все новые и новые требования, нарушают покой и установившиеся порядки коренных граждан.Потомственных европейцев удивляет и возмущает, что дети иммигрантов вместо того, чтобы быть мирными, спокойными тружениками, начинают жаловаться, что европейцы недружелюбны, что они нетерпимы, что они расисты, колонизаторы, что они мало дают пособий, что они виновны в их нищете и отсталости. Это давление приводит к расколу европейского общественного мнения. Либерально настроенные европейцы и партии считают, что надо мягче, приветливее относиться к иммигрантам и выполнять их требования. Традиционалисты из коренных жителей доказывают, что этого нельзя делать, ибо мусульмане будут требовать все больших и больших уступок, что, идя таким путем, их никогда не интегрировать в европейское общество. Ссылаясь на опыт, они доказывают, что под прикрытием жалоб на расизм европейцев идет исламизация Европы, так как суть требований мусульман не просто равноправие, а право жить в чужих странах по своим особым обычаям и даже по своим законам.
Ни одно мусульманское общество не дает иностранцам столько прав, как Европа. В исламском мире даже собратьев по религии — иммигрантов-мусульман из других стран — власти быстро ставят на место. В 80-е годы несколько тысяч тунисцев и египтян попытались осесть в Ливии, где много нефти и жизненный уровень повыше. Их за несколько дней насильно эвакуировали из Ливии. Иордания изгнала многих палестинцев, Алжир — марокканцев и туарегов, Ирак — египтян. Были и массовые депортации: Саудовская Аравия без оглядки на права человека выселила миллион йеменцев. В этой стране, как и в Кувейте и других нефтяных эмиратах, много иностранцев. Но там они не граждане, а местные работодатели предпочитают бессловесных, забитых, трудолюбивых филиппинцев.
Возмущение в европейских обществах нарастает, когда правые партии приводят новые и новые факты нетерпимости к иноверцам в мусульманских странах. Лозунг дня: попробуйте приехать в Мекку или Медину с Евангелием, со своей иконой или открыто там носить крест! Нет, не проповедовать христианство или буддизм, а быть самим собой! Между тем каждому доброму мусульманину вменяется в обязанность проповедовать свою «единственно правильную веру». Или пример политических беженцев, скрывающихся от властей своих стран. Среди них много экстремистов, которых преследуют в своих странах за крайнюю враждебность к Западу. В Европе их не только принимают, но и создают условия для пропаганды их антиевропейских взглядов. Но ни один христианин, живущий в исламской стране, никогда не посмеет сказать что-либо неуважительное или просто сделать критическое замечание в отношении исламских порядков. Выжившие со времен Византии христиане — это подданные второго сорта, хотя среди них повышенный процент интеллигенции. В светском, сравнительно веротерпимом Тунисе государственным законом мусульманкам запрещено выходить замуж за немусульманина. Жениться на немусульманке мусульманин может. «Почему?» — спрашивают удивленные европейцы. Оказывается, ислам считает своих правоверных мусульман выше всех других людей, и потому никто не должен властвовать, доминировать над мусульманином. Муж в этой религии — господин, глава, хозяин, и потому муж-христианин не должен властвовать над мусульманкой. В исламистском Пакистане начинают преследовать остатки христианских общин, архаичные муллы объявляют их вне закона, хулой всемогущего Аллаха. В Судане двадцать два года подряд мусульмане истребляют при поддержке демократического Египта и молчаливого согласия США христиан и анемистов. То же в Эритрее, отделившейся от христианской Эфиопии, и в Индонезии. В то же время христианские общины и даже католические миссионеры спокойно живут среди индусов и буддистов. Богатая Саудовская Аравия и нищий Пакистан финансируют строительство сотен мечетей по всей Европе, но выбрасывают на своих таможнях библии из чемоданов туристов. Возмущает европейцев Турция, так и не признавшая свою вину за кошмарный геноцид полутора миллионов армян в 1915 году и полмиллиона православных греков в 1923-м.
Европейцы недавно узнали, что саудовцы добились наконец разрешения построить мечеть в самом Риме. Они обещают, что будет она выше и великолепнее собора Святого апостола Петра. Во Франции еще четверть века назад, в 1975 году, было всего 24 мечети, в 1984 году, после прихода к власти социалистов, — уже 551, в 1998 году — 1400, в 2003 году — свыше двух тысяч. Такими же темпами строятся мечети во всех европейских странах, даже в далекой Скандинавии. Мечеть — это не только место отправления религиозного культа. Это центр общины, закрытой для немусульман. Страны Европы охватывает сеть таких центров. Мусульманские общины наступают, становятся настойчивее в своих требованиях. Они координируются из Саудовской Аравии, братствами мусульман из Египта и Пакистана. А у правительств «объединенной» Европы полная разноголосица и разлад. В уступчивости лидирует Англия, где уже разрешили создавать отдельные частные коранические школы. Если согласилась Англия, почему отказывается Франция? Она недостойна называться демократической страной! Не добились во Франции права на создание отдельных мусульманских школ. Тогда начинается неослабевающее давление на обычные школы: дайте возможность мусульманским детям в школах молиться, введите факультативные уроки по исламу, обеспечьте в школьных столовых особые, мусульманские блюда, чтобы было мясо халал, обеспечьте раздельные для девочек и мальчиков бассейны, не обязывайте девочек ходить на уроки гимнастики, позвольте мусульманкам носить во всех учебных заведениях особо завязываемые косынки, так как это принято в мусульманских странах. Зарубежные центры и международные мусульманские организации, кажется, просто ищут какую-нибудь новую зацепку, чтобы заставить слабых, неуверенных в своей правоте чиновников в очередной раз пошуметь, погрозить и вновь сдать позиции.
Официально косынки мусульманкам носить в европейских школах так и не разрешили, кроме Англии, где учащимся можно носить вместо школьной формы национальные одежды. Но на косынки решили смотреть сквозь пальцы. Исламисты прекрасно знают, что прорыв мощной плотины начинается с малой трещинки, с первых капелек. Для исламистов — это первые победы над безбожниками, над неверными на «бывшей их территории». Для них это провал политики интеграции.
За капельками последовали малые ручейки. В некогда прочном здании светских республик и монархий Европы появились теократические анклавы. Многочисленные мусульманские пригороды европейских городов незаметно вводят вместо гражданских законов мусульманский шариат. Европейцы, в том числе полицейские, не хотят более туда и заявляться — из-за грязи, вони, нищеты и угроз нападения бандитов. Точно так же как это начиналось в Гарлеме в Нью-Йорке и стало обычным для остальных городов. У обитателей этих гетто появляются свои авторитеты, старейшины, шариатские судьи-кадики, молодежные организации типа «Юных мусульман». Короче, европейский закон там уже не действует, это своеобразная экстерриториальность, где иммигранты де-факто пользуются неприкосновенностью.
Шариат поощряет полигамию, а европейские законы строго запрещают ее. Многоженство — преступление, и оно карается законом. Но что делать, если поселился мусульманин, получил, скажем, французское гражданство и спустя пару лет требует разрешить перевезти еще трех своих жен, ссылается на закон о воссоединении семей? Так был создан знаменитый прецедент «Мондхо». К 2000 году, опираясь на него, в одной только Франции появилось 250 тыс. полигамных семей. Либеральные мудрецы тогда, в 1986 году, постановили: «полигамия не противоречит общественному порядку». Все это уроки из французского опыта. Их надо в России знать! Прецедент отменили через тринадцать лет, но отмена обратной силы не имеет. Французские налогоплательщики узнают, что мусульманским семьям, со многими женами и изобилием детей, надо оказывать социальную помощь. В прессе появлялись шокирующие истории. Например, безработный отец получает на своих трех жен и 20 несовершеннолетних детей различные пособия, которые в сумме составляют семь тысяч долларов в месяц. Власти пытаются скрывать от общественности такие факты, потому что они подогревают возмущение европейцев. Многие европейские труженики, зарабатывающие себе на жизнь в поте лица, начинают считать пришельцев нахлебниками и бездельниками, что их надо высылать из страны. Очень опасное для социального мира заблуждение: большинство мусульман в Европе честные труженики и выполняют самые тяжелые работы. Действительно, либеральные правительства втайне от общественности заключают с мусульманскими государствами соглашения, которые позволяют последним контролировать жизнь своих мусульманских подданных на европейской земле. Согласно этим соглашениям, позволяется совместное финансирование различных мусульманских общественных организаций, газет, журналов, радиочастот и телеканалов на арабском языке. Это, считают многие политики с правого фланга, не поддержание культурной самобытности, а самоубийственное финансирование теократического государства в теле светской республики. Они считают, что теократия несовместима с демократией, что замкнутые мусульманские общины никогда не интегрируются в европейское общество. Придет время, и теократия евроислама бросит открытый вызов светскому государству. «Посмотрите, что произошло в Ливане, — говорят правые. — Без малого двадцать лет в Ливане шла гражданская война. Ныне снова разгорается!»
Так вместо интеграции растет стена отчужденности, непонимания и взаимной враждебности. Вот как оценивает ситуацию исламолог Александр дель Валь: «Старые европейские нации очутились в капкане собственных гуманистических ценностей, основанных на правах человека и свободе слова. У них со времен Второй мировой войны и деколонизации развилось чувство национальной вины. По всему видно, что они во все большей мере оказываются неспособными противостоять мощному процессу исламизации Старого континента».
Исламисты убеждают мусульман не интегрироваться, не растворяться в безбожной европейской цивилизации, рисуя им картины близкой полной победы: мы победим этих бывших христиан одной только высокой рождаемостью, плодовитостью мусульманок. Европейские женщины не хотят рожать и нянчить своих детей. Мы заставим их нянчить наших. Ссылаются на Пророка, который будто бы предсказал, что первым христианским городом, который перейдет в ислам, будет Константинополь, а за ним падет Рим. Это «пророчество» подтвердил еще в 1998 году руководитель «Международного исламского фронта» Омар Бакри: «Константинополь был исламизирован и теперь называется Истамбул. Теперь очередь за Римом. Ни один мусульманин ни минуты не сомневается в том, что вся Италия будет исламизирована и что зеленое знамя ислама будет реять над Римом».
Очень настойчивы мусульманские организации в вопросах гражданского права, требуя, например, официального признания законности браков и разводов по мусульманскому обряду, прав наследования, особых кладбищ или участков кладбищ. Все чаще ставится вопрос о мусульманской квоте среди чиновников мэрий, префектур, местных и высших органов власти, о придании исламу особого статуса, ибо это вторая по численности религия; о создании политических мусульманских партий или об отдельных фракциях в парламентах для защиты интересов быстро растущего мусульманского населения. Однако до согласия на это либералы еще не довели свои народы. Даже в ультралиберальной Англии запрещено создавать политические партии по религиозному признаку.
Лидеры мусульманских общин ныне осваивают искусство давления на власти посредством СМИ — медиатические атаки. Вот пример. Как-то французская фирма «Шанель» пригласила знаменитую красавицу Клаудиу Шиффер показывать новые модели платья. Одно из них было украшено красивой арабской вязью, которая случайно оказалась обрывками текста из Корана. Это были не «Сатанинские вирши» непристойного богохульника Рушди, но все-таки стихи из «единственно священной книги». И где? На теле неправоверной грешницы, европейской красавицы! Умеренные, обычно очень трезво рассуждающие священнослужители парижской мечети объявили это богохульством и дали в СМИ бой, пригрозив призвать к бойкоту продукцию фирмы «Шанель». Что тут началось! Руководители «Шанель» сразу сдались, признались, что допустили оплошность, сто раз извинились перед всей мусульманской общественностью, десять раз заверяли, что ни в коей мере не хотели задевать религиозные чувства мусульман. Вот так бизнес и будет защищать Европу! Католики всей Европы (не протестанты) стали задавать либеральным властям вопрос: почему же тогда дозволено поносить христианство, открыто издеваться над Иисусом Христом, тиражировать и показывать фильмы типа «Последнее искушение Христа», кто и почему систематически оплевывает европейскую историю, приклеив к средним векам наклейку темных веков? Возмущались: может, власти скоро запретят издавать памфлет Вольтера «Фанатизм, или Пророк Магомет»? Сегодня Вольтера непременно признали бы расистом: он считал Пророка деспотом, который использовал религию в своих политических целях!
Французским католикам прислали свои соболезнования итальянские единоверцы. Они сообщали, что в Италии гремит скандал вокруг великого Данте. Известно, что он в «Божественной комедии» поместил Мухаммеда в седьмом круге ада. Богатый и влиятельный Союз исламских организаций Италии потребовал запретить изучать «Божественную комедию» Данте в лицеях и университетах. Он решил дать католикам бой, подкупить СМИ, устроить грандиозный скандал и сделать очередной идеологический прорыв в дряблом, колеблющемся либеральном обществе Европы. Главное, наступать, наступать шаг за шагом, теснить неверных на их собственной земле, у стен Ватикана! Кампания в СМИ против великого поэта, объявленного богохульником, все продолжается. Дошло до того, что экстремисты стали угрожать разорить его могилу. В августе 2000 года итальянская полиция предотвратила подрыв древней настенной фрески в одном из соборов Болоньи, где изображен седьмой круг ада Данте.
Как добиться примирения, взаимопонимания двух различных мировоззрений? Для правоверного мусульманина стихи Данте и памфлет Вольтера — это ужасное богохульство. Для него совершенно неубедителен довод, что они жили 300 и 600 лет тому назад. Для француза и итальянца запретить издавать или изучать Данте и Вольтера — такое же издевательство, какое учинили русскому народу «пламенные» революционеры-богоборцы, запретившие после революции издавать, читать, преподавать Достоевского на его родной земле. Ислам в Европе при власти иноверцев — явление, не предусмотренное религией Мухаммеда. Теологи маликийского толка, столкнувшись в XII веке с захватом норманнами мусульманской Сицилии, ссылались на пример из жизни Мухаммеда: он ушел из языческой Мекки и обосновался в Медине. Юристы веками советовали мусульманам не оставаться под властью иноверцев и уходить к себе в Дар-уль-Ислам, где только и можно вести достойную мусульманина жизнь. Так и поступили мусульмане Испании. Примирение было раньше всех и наиболее органично достигнуто в России. Мусульмане стали органической частью российского суперэтноса, весьма плодотворным элементом полиэтнической и многоконфессиональной российской империи. Необходим здравый компромисс в новой исторической обстановке и в Европе, где миллионы мусульман по своей собственной воле стали селиться и жить в немусульманских государствах.
Осев в Европе с семьями, с детьми, не согласились ли они признавать законы европейских стран? Не трудно понять, что если они продолжат создавать свои особые государства в старых государствах Европы, то они неизбежно подготовят страшную гражданскую войну и для своих детей, и для детей европейцев. Ведь не согласятся без боя «кафиры» стать данниками мусульманских владык, какими стали побежденные византийцы, отказавшиеся перейти в ислам. И неизвестно, кто возьмет верх в такой войне. «Кафиры» могут проснуться, прогнать либералов и безбожных правителей, вновь сплотиться под знаменем Христа! Не лучше ли, чтобы европейские мусульмане стали лояльными гражданами своей новой родины? И христиане, и мусульмане должны пересмотреть свое историческое отношение друг к другу. Европейцы должны расстаться со своим высокомерием в отношении других народов. Они ныне в смятении, потому что, как и мы, русские, все более сомневаются в том, сумеет ли слабеющая государственная власть обеспечить сосуществование не двух религий, а двух обществ на одной территории — европейского и мусульманского, Франции и «Франкостана».
Если не произойдет такого исторического примирения религий, если возобладают религиозный фанатизм, ваххабизм и прочие непримиримые толки, мир столкнется с серией локальных конфликтов, подобных исходу православных русских в 90-е годы из Чечни. Это российский урок Европе. Исламская республика Ичкерия, ни минуты не раздумывая, изгнала 300 тысяч истерзанных еще большевиками терских казаков.
Каким же образом предотвратить назревающее столкновение? Неужели правы мусульманские власти, не позволяя иноверцам оседать в Дар-уль-Исламе в исконных своих владениях. Так поступил и Авраам, «когда непоместительна стала земля для них, чтобы жить вместе… И сказал Авраам Лоту: да не будет раздора между мною и тобою… Отделись же от меня. Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево. И отделились они друг от друга» (Быт. 13, 6−11).
Absit Omen! (Да не будет это дурным предсказанием!)