Московский комсомолец | Елена Михайлина | 17.05.2006 |
На императорскую яхту «Штандарт» Иван Седнев, житель небольшой деревеньки под Угличем, попал по блату. Матрос Климентий Нагорный приходился Ивану почти свояком — числился в женихах у родственницы Седнева Шурочки. Поэтому, когда пополняли команду «Штандарта», Клим сразу предложил потенциального родственника. Благо морской опыт у того имелся (Иван проходил службу на плавбазе «Полярная звезда»), здоровья — хоть лопатой ешь, внешность, как сказали бы сейчас, — презентабельная. Словом, вылитый царский матрос!
Дальше — больше.
Получением должности лакея их высочеств Иван также отчасти обязан Нагорному. Позвали Клима, а он в очередной раз не забыл про свояка. Матросы переехали в Царское Село. Нагорный числился дядькой цесаревича Алексея, а Седнева определили к великим княжнам. Кстати, нет ничего удивительного в том, что император брал в прислужники к детям крепких моряков. Время было смутное — бомбисты, революционеры и пр., и пр. Случись что — и такой лакей легко сыграл бы роль телохранителя.
Когда Иван немного освоился на новой службе и осмелел, он попросил позволения перевезти в Царское жену, 17-летнюю красавицу Маню. Августейшие особы отнеслись к проблеме с пониманием — супругу привезти позволили и даже выделили Седневым хорошую квартиру. В 1910 году у царевой прислуги родилась дочка Людмила.
Гости воровали у монархов ложки
Служил Иван не за страх, а за совесть. Обстановку в семье Романовых Маня читала по лицу мужа. Когда что-то было не так, Седнев приходил чернее тучи. Особенно возмущало его придворное… воровство.— Как же это неприятно видеть, когда к ним приходят гости и потихоньку крадут вещи.
Маша ахала, но, утешая мужа, напоминала ему, что гости — сплошь знать. И потому не может лакей из деревни Сверчково хватать за руку графиню, стырившую в качестве милого сувенира серебряную ложку! Значит, надо терпеть. Ивана поражали даже не сами факты краж, а то, что Николай II всех принимал радушно, а «они его за олуха держали». Седневу по душе был последний русский царь. Нравилось его общение на равных, внимательность…
— Императрица Александра Федоровна деду доверяла безоговорочно, — рассказывает Тамара Белкина, внучка царского лакея. — А великие княжны к нему и вовсе по-особенному относились.
До сих пор в семье Седневых хранится бесценная реликвия — золотой женский крестик последних российских монархов. И это не просто подарок. Это факт, доказывающий невероятную близость двух семей — венценосной и простой ярославской. В 1912 году у Ивана с Машей опять случилось пополнение, родилась вторая дочка — мама сегодняшней собеседницы «МК» Тамары.
— Ее крестной матерью была великая княжна Ольга Николаевна. Она и подарила новорожденной крест Романовых. Кстати, в честь царской дочери мою маму назвали Ольгой.
Ленька-поваренок — друг наследника
Меж тем Седневых в Царском Селе становилось все больше. Однажды во время очередного отпуска Иван приехал в Сверчково. Тут родня на него и насела: «Ленька, племянник твой, подрастает. По кухне кой-чего уже умеет, забрал бы ты его к царю, помог бы мальчонке в люди выбиться».Так в Царском Селе появилась ставшая уже легендарной фигура Леньки-поваренка. На самом деле его причисление к кухонным затеям носило весьма условный характер.
— Ленька наш очень сдружился с царевичем. Алексей Николаевич без него и обедать не садился! — с гордостью говорит Тамара.
Природу этой дружбы понять несложно: у больного гемофилией наследника переизбытка друзей-мальчишек никогда не было, а царь к неравной дружбе относился более чем лояльно. Вот так и прикипел к августейшей фамилии еще один Седнев.
Но не судьба, видно, была жить-поживать сверчковским крестьянам в монаршей резиденции. Время надвигалось страшное. В том, что оно обязательно коснется Царского Села, Иван не сомневался и незадолго до буйного 1917 года отправил жену с детьми в Углич. А сам с Ленькой остался.
— Сундук с вещами дедушка следом послал. Так что вы думаете? Все выгребли! Когда сундук пришел, внутри оказались только кирпичи и икона Казанской Божьей Матери.
На этом рабоче-крестьянская ревизия не закончилось. На дом к Мане заявилась целая делегация революционных односельчан. Думали, что привезла Седнева из Царского Села несметные сокровища. Разочарование искавших было велико, и, чтобы уж совсем зря лошадь не гонять (приехали-то на телеге!), у Мани забрали самовар.
Самовара было не жаль, больше беспокоило то, что от мужа не было писем. А вскоре и вовсе как обухом по голове — Николай II отрекся от престола.
Последняя защита великих княжон
Возможность уйти была у всех императорских слуг, но матросы и мальчик-поваренок ею не воспользовались. Они предпочли разделить заточение своего царя и поехали в Сибирь. Видно, слишком крепко прицепилась обычная фамилия Седневых к «необычным» Романовым.Николай II записал в дневнике о своем страшном последнем доме: «Разместились след. образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне, уборная общая, в столовой — Н. Демидова, в зале — Боткин, Чемодуров и Седнев (Ленька. — Е.М.)».
— Когда император, Аликс и их дочь Мария в 1918 году были отконвоированы в Екатеринбург, а остальные дети ввиду болезни Алексея остались в Тобольске, царица отправляла туда посылки. Среди них были и с надписью «Седневу». Она беспокоилась о здоровье приболевшего дедушки и слала ему лекарства.
Из дневника Николая II:
«2 мая. Среда.
Применение „тюремного режима“ продолжалось и выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все наши окна известью. Стало похоже на туман, кот. смотрится в окна. Вышли гулять в 3 ¼, а в 4.10 нас погнали домой.
У Седнева простуда с лихорадкой.
3 мая. Четверг.
День простоял серый, но теплый. В комнатах, особенно наших двух, ощущалась сырость; воздух, входивший через форточку, был теплее комнатного. Научил Марию играть в трик-трак.
У Седнева лихорадка меньше, но он пролежал весь день».
Красивая смерть
11 мая в Екатеринбург прибыли княжны, наследник и Нагорный с Иваном Седневым. Но последние прожили в жутком Ипатьевском доме всего три дня.Нагорный перехлестнулся с конвоем еще на вокзале. Царские дочери несли свои вещи сами, по щиколотку проваливаясь в липкую весеннюю грязь. Тоненькая Татьяна, самая красивая и волевая из царевен, тащила два огромных чемодана и собачку. Нагорный попытался подхватить ее багаж, но конвоиры не дали ему даже подойти к девушке. Клим высказался по этому поводу, не сильно стесняясь в выражениях.
Конфликты матросов с рабоче-крестьянскими вертухаями продолжились и в доме. Грязные надписи о княжнах и рисунки возмутительного содержания, появлявшиеся на стенах уборной, просто оттирали. Но пьяная солдатня плюс ко всему еще и безбожно воровала: то позолоченному наперстку ноги приделают, то перстенек стащат.
Последнюю и роковую стычку матросов с конвоем описал в своих воспоминаниях воспитатель цесаревича Пьер Жильяр: «Эти два милых малых не могли скрыть своего возмущения, когда увидели, как большевики забирают себе золотую цепочку, на которой висели у кровати больного Алексея Николаевича его образки».
Не думали смелые люди, что новая власть признает только одну цену за ошибку — жизнь.
Из дневника Николая II:
«14 мая. Понедельник.
Погода простояла теплая. Много читал. Алексею, в общем, было полегче.
Погуляли днем час. После чаю Седнева и Нагорного вызвали для допроса в обл. совет. Вечером продолжался осмотр вещей дочерей при них. Часовой под нашим окном выстрелил в наш дом, потому что ему показалось, будто кто-то шевелится у окна (после 10 час. вечера), — по-моему, просто баловался с винтовкой, как всегда часовые делают.
16 мая. Среда.
Алексею было лучше. Аликс легла пораньше из-за мигрени. О Седневе и Нагорном ни слуха, ни духа!»
Из дневника императрицы Александры:
«13 июля. Суббота.
Кто-то сказал, что Нагорный и Седнев отправлены из этой губернии вместо того, чтобы вернуть их к нам. В 6 ½ Бэби принял свою первую ванну после Тобольска. Он ухитрился влезть и вылезти в одиночку, также сам взбирался на кровать и слезал с нее, но может стоять только на 1 ноге по-прежнему…»
Убили отважных матросов в начале июня 1918 года в лесу близ Екатеринбурга выстрелами в спину. Больше месяца пролежали на земле их тела, расклеванные воронами и поливаемые дождями. Белогвардейцы, вскоре занявшие город, выкопали огромную братскую могилу — убитых было немало. Но слуг Его Императорского Величества решили похоронить отдельно у церкви Всех Скорбящих. Местные старики помнят, как вскоре после погребения кто-то усыпал могилу матросов белоснежными цветами. (Захоронение царских слуг не сохранилось, его сровняли с землей, когда устраивали городской парк. — Е.М.)
— Мама и крестная всю жизнь переживали, что их отец не похоронен по-человечески. Они же ничего не знали, понимали, что убит, но как и где… О том, где находится дедушкина могила, нам сообщил недавно служащий Санкт-Петербургской епархии Илья Попов.
Прощание с последним Седневым
Романовы так и не узнали, как закончилась жизнь их верных слуг. Их собственное время уже начало последний отсчет.Из рассказа Я.М.Юровского о расстреле царской семьи на совещании старых большевиков в г. Свердловске:
«16-го утром я отправил под предлогом свидания с дядей мальчика-поваренка. Это вызвало беспокойство арестованных. Посредник Боткин, а потом и кто-то из дочерей справлялись, куда и зачем, надолго увели Седнева. Алексей-де за ним скучает… Приготовил 12 наганов, распределил, кто кого будет расстреливать».
Из дневника императрицы Александры:
«16 июля. Вторник.
Внезапно прислали за Ленькой Седневым, чтобы он пошел и попроведовал своего дядю, и он поспешно убежал, гадаем, правда ли все это и увидим ли мы мальчика снова…»
Через несколько часов после написания этих строк никого из императорской семьи не останется в живых. Ни красавицы Татьяны, ни милой крестной Ольги, ни Ленькиного товарища по всем играм Алексея…
Ленька-поваренок вернулся домой в Углич. Проснувшись с утра, он засобирался к дяде Ване.
— А дяди Вани и нету тут, — удивилась его мать.
— Мне сказали, что он поехал домой в деревню, — упрямо стоял на своем мальчик.
Из-за этих слов племянника в сердце Мани Седневой полвека жила надежда на то, что муж затерялся на жестоких дорогах революции, из-за неразберихи не может добраться до Углича, но обязательно вернется. Сколько раз она поднималась на крутой берег Волги, пытаясь высмотреть за косогором знакомую фигуру! Сжимала в руках крестик Ольги Романовой и просила Бога вернуть Ивана домой.
Не знала, что несчастлив и горек крест последней княжны.
«Царские прислужники»
— Представляете, когда дедушку убивали, ему было 33 года, как Христу, — вытирает слезы Тамара. — А ведь кто он был? Матрос из крестьян…Действительно. После Февральской революции народ побежал от Романовых как от прокаженных. Среди бегущих были замечены и весьма знатные особы, чего уж говорить о простых смертных?.. От слуг царя ведь много не требовали, только одно слово: «Отрекаюсь». Два выходца из бедных крестьянских семей это позорное слово так и не произнесли. Они предпочли умереть. Только ли в человеческих качествах Нагорного и Седнева тут дело?
Тамара считает, что они были связаны какой-то клятвой и являлись хранителями тайны царских сокровищ.
Приходит на ум и вот еще что. В своих воспоминаниях палач Семьи Юровский упоминает о «фантастической жадности» царицы, из-за которой, как он считал, княжны умирали долго и мучительно. Мол, на каждой был надет корсет из драгоценных камней, от которого пули отлетали как от заговоренного — приходилось добивать израненных девушек контрольным в голову. Кажется, дело не только в попытке сохранить состояние. Плотно сшитые камни сыграли роль своеобразных бронежилетов. А если еще и вспомнить о мощности тогдашнего оружия… При побеге такой бронежилет запросто мог сохранить жизнь своей хозяйке. Кто бы ни был автором сей защитной конструкции, ясно одно — он был хорошо знаком с военным делом.
Увы, побега не было, а царскую семью расстреливали в упор.
Оставшуюся без главы семью Седневых односельчане язвительно продолжали именовать царскими прислужниками и ненавидеть за короткий период благополучной жизни в Царском Селе. Сына Ивана Дмитрия (он самый младший, родился уже в Сверчкове. — Е.М.) третировали главным образом в школе. В его классе проблем было три — сын священника, сын бывшего лавочника и сын «царского прислужника». Периодически директор школы решал, что они не достойны получения социалистического образования, и выгонял вон.
Леонида Седнева, Леньку-поваренка, в 1942 году расстреляли палачи НКВД. Кстати, если верить данным упомянутого уже Ильи Попова, на момент гибели Семьи поваренку было 9 лет, а не 13−14, как писали ранее. Есть версия и о том, что рослому деревенскому пареньку дополнительные годы приписала родня, опасаясь, что его не возьмут на работу. Тогда в истории семьи Седневых имеется еще одно совпадение: на момент гибели Леньке-поваренку тоже исполнилось 33 года. Как Христу.
Следователь по важнейшим (был такой термин) делам Наметкин при осмотре Ипатьевского дома после убийства царской семьи в числе прочих предметов обнаружил в печи обгорелый листок, на котором чернилами было написано: «Седнев, тоска… грусть… глубокую… поймет… ветер к земле… чтобы сломи… не согреш…»
Орфография дневников оставлена авторская
http://www.mk.ru/numbers/2179/article75481.htm