 |
| Правая.Ru | Вадим Нифонтов | 15.05.2006 |
Пожалуй, наиболее известны его «социологические романы», наподобие «Зияющих высот» и нескольких довольно однообразных вещей постсоветского цикла. Однако, на мой личный взгляд, наибольшего успеха он достиг, написав трактат «Коммунизм». Это сейчас заметно, что там много банальностей, эмоциональных и просто необоснованных утверждений, а лет двадцать назад сочинение Зиновьева казалось чуть ли не откровением — слишком хорошо оно коррелировало с реальностью.
Основной метод Зиновьева состоял, похоже, в том, чтобы как следует обложить нехорошими словами любое наблюдаемое явление (советская критика, помнится, любила приписывать такое стремление Солженицыну). В этом, кстати говоря, ничего ужасного нет — люди, способные к критике, даже неконструктивной, очень нужны. Например, при создании крупных проектов в области программного обеспечения тестировщики, способные как-нибудь особенно хитро и изощрённо «подвесить» изготовленный продукт, весьма ценятся.
Сам Зиновьев, судя по всему, это своё амплуа осознавал и стилистически был ему верен до конца. Вообще, его жизнь оказалась логически завершённой. Учился в ИФЛИ (элитарном вузе, по понятиям 30-х гг.), одновременно участвовал в «антисталинском заговоре», каким-то образом (на редкость странный штрих биографии) бежал и успешно скрылся от НКВД. Воевал с фашистами на фронте. Воевал с «марксистским догматизмом». Воевал с «советской властью», потом с «перестройкой», потом с «реформами». Помимо этого, успел отругать «русский национализм», «махровое православие» и «западнизм» (книга о Западе, с её теорией «деловых клеточек», помню, произвела уже весьма смехотворное впечатление — это был всё тот же «Коммунизм», только методично и последовательно вывернутый наизнанку). Впрочем, «западнизм» Зиновьев успел ещё и похвалить — в том смысле, что «вот такой ужас победил, но пока ничего лучше нету». Видимо, похвалил на всякий случай.
Собственно говоря, Зиновьев представлял собой ходячий «апофеоз беспочвенности», и это стало основой его успешной карьеры. Логикой он действительно хорошо владел, но это была логика напористого партийного пропагандиста: «Лошади кушают овёс и сено, это всем известный факт. Вы утверждаете, что лошади кушают клевер, следовательно, вы лжёте. Теперь осталось только установить, с какой целью вы лжёте. А лгать вы можете только со следующими целями…». Примерно вот так… Метод, кстати, безотказный, с его помощью простого обывателя очень легко забить. Ну, у Зиновьева и получалось. Очень хорошо получалось.
Беда в том, что обыватель не понимал одного — это такое сценическое амплуа. Ну, вроде драматического артиста, шпагоглотателя или канатоходца. Обыватель искренне считал, что Зиновьев производит «научные теории». Что коммунизм сводится к деградации социального организма до уровня «коммунальных отношений» (кстати, «теория деградации» применялась Зиновьевым и к современной российской реальности — правда, теперь уже оказывалось, что коммунизм был в сравнении с ней величайшим достижением), что коммунизм должен вступить в эпоху кризиса, пережить её и укрепиться, что он совершенно закономерно рухнул. И что потом стало ещё хуже, потому что, оказывается, новый строй — это синтез «дореволюционной архаики», «остатков социализма» и «элементов западнизма» (как он заявил в одной из своих лекций). Зиновьев знал, что русские мыслят эмоционально окрашенными категориями, и, сказав такую бессмысленную банальность, логическую бессмыслицу, понимал, что ему будут аплодировать все — и враги «архаичного православия», и антикоммунисты, и коммунисты, и западники, и почвенники. А ведь это примерно то же самое, что сказать, будто «дерево имеет наглость (или несчастье) состоять из толстого грубого ствола, примитивных корней и слабых, но развитых листьев, причём все эти три элемента очень слабо взаимосвязаны».
То есть, конечно, главную задачу свою Зиновьев выполнял — он провоцировал людей на критическое мышление. Вот только, в отличие, скажем, от Сократа, действовавшего похожими методами, Зиновьеву было нечего предложить слушателям. Позитивной программы у него не было вообще, он был оводом, кусавшим ради самих укусов. Бог и религия представлялись философу «чушью», марксистские теории — «ложью», западные учения — «ерундой на постном масле» и «идеологическими пустышками». Похоже, он исповедовал принцип «следует жить без надежды и в абсолютной пустоте».
Совсем недавно я писал о Станиславе Леме, тоже исповедовавшем что-то подобное. Вот только у того и некая позитивная программа была, да и интеллект, пожалуй, помощнее. Зиновьев был этаким недоразвитым, пришибленным советским Лемом: вместо «Суммы технологий» — «Коммунизм», вместо «Соляриса» — «Зияющие высоты», вместо «Мегабитовой бомбы» — «Катастройка». Лем, который провёл всю жизнь в советском подвале, в этой специально сконструированной платоновской пещере. Даже оказавшись за рубежом, он продолжал мыслить категориями подвала. А ведь мог бы и развернуться… Абстрактный «антисоветчик» Солженицын в эмиграции помаленьку превратился в «православного аятоллу». Зиновьев так и остался «странствующим циником».
Беда только в том, что амплуа «критика-тестировщика идей и общества», которое в нормальных условиях должно быть массовым и привычным, в нашем случае воспринималось как «полёт социологической мысли». Поэтому Зиновьев так и остался, в лучшем случае, на уровне юношеских записных книжек Лема. Этот примитивный уровень искусственно устанавливала советская система, что её впоследствии и погубило — как только общество разрешили критиковать, обыватели, непривычные к таким вещам, оказались в ступоре, а те, кто похитрее, всю систему разнесли в клочки.
Зиновьев буквально пару лет назад (кажется, в лекции на Полит.Ру) сожалел, что у него не осталось учеников «его уровня». Это в самом деле очень печально. У каждого нормального человека должен быть свой «внутренний Зиновьев» (главное — не давать ему полной власти над собой), да и в обществе таким типам стоило бы присутствовать — в качестве интеллектуальных чернорабочих нормального социального развития. Однако психологический типаж Зиновьева (в сущности, всем и всегда недовольная брюзга), весьма распространённый в российском обществе, считает себя «свободно мыслящей личностью» и потенциальным «властителем дум». То есть примитивный советский уровень, установленный для мышления, жив-здоров и помирать не собирается. Это, по-моему, печально.
