 |
| Официальная страница Архиерейского Синода РПЦЗ | Георгий Скок | 12.05.2006 |
Это большая честь быть приглашённым для доклада на этом Соборе, в поворотный момент для Русской Православной Церкви заграницей. Меня попросили рассказать о проблемах и нуждах молодёжи с точки зрения работника, занимающегося вопросами молодёжи. Сначала, когда меня попросили это сделать, я задался вопросом: справлюсь ли я с этой темой. В конце концов, я — не духовное лицо и у меня нет опыта настоящей пастырской работы.
В то же время, не было периода в мой жизни, когда я не был бы тесно связан с церковью и молодёжью, и несморя на то, что прошло столько лет и я сам превратился из юноши в человека среднего возраста, я по-прежнему работаю с молодёжью. В самом деле, я, наверно, работаю сейчас с церковной молодёжью больше, чем когда-либо, как регент хора, лагерный администратор, а также как организатор работы с молодёжью в целом. Благодаря тому, что мне приходилось играть разные роли, у меня была возможность побывать во многих наших приходах и участвовать во многих молодёжных и церковных мероприятиях в целом, особенно в Канаде и Соединённых Штатах, поэтому у меня знания и наблюдения непосредственного очевидца.
Работа с молодёжью — это большая и требующая смирения задача. Действительно, стоять перед молодёжью и пытаться их чему-то учить -меня это часто и раздражает, и захватывает намного больше, чем при работе со взрослыми. Они свежие, полны жажды знаний, ещё не устали от жизни и пока что не утратили способность к восприятию новых идей и изменеию собственных взглядов. Мне вспоминается реплика из американского фильма «The Paper Chase «. Профессор юридического факультета, приветствуя новых студентов в первый день занятий, говорит им: «Я с каждым годом старею, а вы остаетесь вечно молодыми.» В этом и заключается задача — привлекать молодых людей в церковь в тот период их жизни, когда они открыты ей навстречу, когда их вера ещё чиста, и делать это постоянно всё то время, когда эти люди из детства переходят в отрочество, и работать с каждым последующим поколением молодёжи.
Позвольте мне проиллюстрировать эту концепцию на примере из жизни. В число моих церковных обязанностей входит преподавание церковного пения в субботней русской школе при Соборе Святой Троицы в Торонто. Это большая школа, в которой больше 200 учеников. В течение одного года мне присылают около 50 учеников среднего школьного возраста, чтобы я научил их исполнять литургию по субботам во время Великого поста. Я не пытаюсь сделать из них детский хор, я пытаюсь приобщить их к порядку и красоте литургии. Многие из этих детей выросли в семьях, не посещающих церковь, и часто они себя чувствуют в церкви не очень уютно. Они должны выучить каждый аспект службы: как стоять, почему нельзя разговаривать, когда отвечать. Научить их только исполнению песнопений — это, вероятно, самая простая часть дела.
Тем не менее, несмотря на полное отсутствие сначала каких либо знаний церковной службы, ко времени Великого поста, когда их приглашают исполнять литургию, они достигают того уровня, когда они могут очень хорошо исполнять церковные песнопения вполне самостоятельно, при минимальной помощи со стороны. Какое удовольствие работать с этими детьми в возрасте 11 — 12 лет и наблюдать, как они от протестов, что надо стоять, достигают уровня, когда они хотят петь в церковном хоре на каждой службе.
Перед ними поставили задачу, они с ней справились и теперь они владеют ею полностью. На это потребовалось время, силы, забота и постоянное обхаживание, уговоры. В этом суть работы с молодёжью. И когда начнётся новый учебный год и будет много новых лиц, надо трудиться заново!
Старая эмиграция
Хотел бы я сказать без оговорок, что это красивая картина и подтверждение блестящего будущего, но я не могу. В этой группе из 50 учеников нет ни одного ребёнка из семьи, эмигрировавшей после Второй мировой войны, не говоря уже о потомках более ранних волн эмиграции, а именно, тех эмигрантов, которые основали РПЦЗ (Русскую Православную Церковь заграницей) и построили большинство сегодняшних церквей. Все эти дети либо родились в России или Канаде после того, как их родители приехали сюда в составе последней волны пришельцев из России. И хотя я рад возможности работать с ними, мы должны задать вопрос: куда подевались все дети старых эмигрантов? Эту проблему легко не замечать, особенно в более крупных городах, где существуют большие общины новых эмигрантов и где в результате этого церкви полны. Прошу понять, что исследуя эту проблему, я не ставил себе задачу бесцельно критиковать происходящее или проявить какое-то предпочтение к молодёжи предыдущих поколений эмигрантов; исходя из полученных уроков, я просто хотел найти выход из создавшейся ситуации.Большинство наших церквей открылись после Второй мировой войны в результате наплыва послевоенных перемещённых лиц, приехавших в Западную Европу, Северную и Южную Америку и Австралию. Как только люди обосновывались на новом месте, они в первую очередь строили церковь. Часто начинала работать русская школа и общественные организации. В более крупных центрах, например, в Канаде, общины преуспевали, однако в небольших городах, где было всего по нескольку русских, задача сохранения церкви оказалась очень трудной особенно потому, что дети учились на английском и ассимилировались в местную культуру.
Если для родителей участие в церковной жизни было естественно, то у молодых людей возникало много сложностей. Начнём с того, что есть много приходов с очень малым числом молодых людей и к тому же эти приходы географически изолированы от других. Здесь у молодых людей нет возможности организовывать собрания, выходящие за рамки прихода, и они часто чувствуют себя изолированно. Это осложняется ещё и тем фактом, что Церковь заграницей исторически отделила себя от церквей других православных юрисдикций. В таких ситуациях было немного возможностей встретиться на месте с другими лицами православного вероисповедания. Кроме того, в отличие от положения людей, проживающих в более крупных центрах с более многочисленными приходами, здесь мало что делалось для организации и стимулирования молодёжи, не было даже информации о молодёжных съездах, встречах, паломничествах в Джорданвилль и на Святую землю. Хотя сегодня, когда Интернет сокращает все расстояния, легче узнать о подобных мероприятиях, ущерб уже нанесён. В моей стране, Канаде, дети послевоенных иммигрантов, моё собственное поколение и более юные, уже либо отошли от активной церковной жизни, либо полностью оставили церковь, и это в пугающем количестве случаев. В приходах в небольших городах часто даже нет ни одного молодого человека или женщины, детей моих ровесников, а в больших городах, те, что ещё остались, участвуют в церковной жизни минимально.
Отец Гавриил провёл блестящее обширное исследование на тему, чем церковь привлекает молодёжь, но это исследование в основном охватывало молодых людей, участвующих в церковной жизни, и даже несмотря на это, они признают, что их мало интересует церковная служба или работа. Люди, которые отпали от церкви, в это исследование вообще не были включены. Судя по моему собственному опыту, с людьми одной со мной возрастной группы и представителями более молодых поколений это происходит по многим причинам:
— они уезжают в университет или находят работу в городах, где нет приходов Церкви заграницей, и из-за нашей исторической отделённости они не стремятся найти другие православные общины;
— они вступают в смешанные браки, и хотя они могут вернуться в свою церковь, чтобы их обвенчали и крестили их собственных детей, они уже не чувствуют себя частью своей церкви — она уже стала церковью их бабушек и дедушек;
— те, кто недостаточно хорошо знает русский язык, чувствуют себя неловко, особенно перед лицом старой гвардии, требующей, чтобы говорили только по-русски;
— что в ещё большей мере делает их нежеланными гостями — это то, что здесь, в Северной Америке, например, особенно в больших городах, нет практически английских приходов РПЦЗ, и часто в русских приходах на английском вообще не говорят, даже Евангелие или Апостол не читают по-английски. В церквях, где полно новоприбывших, приняли решение: «Нет необходимости».
Эти люди начинают внутренне отдаляться от церкви и в конце концов просто её покидают.
Элита
Среди тех, кто остаётся, в первую очередь, люди, более-менее прилично говорящие по-русски, которые с детства, возможно, умели читать и петь и даже принимали уча c тие в церковной службе в годы учёбы. Достаточно интересно то, что эта группа очень спаянна независимо от места проживания, встречается в лагерях и на съездах и известна нашим епископам и духовенству. Это благословение Божие иметь их в церкви, в хоре, в церковной жизни. Их преданность достойна восхищения и они стали как бы элитой внутри церковной структуры. В то же время это ещё заметнее разделило регулярных и нерегулярных прихожан.Этой группе повезло в том, что она из больших приходов и общин, таких как нью-йоркская и сан-францисскская, или из таких активных приходов, как Лейквуд и Наяк. Их родителей Бог благословил воодушевляющими воспитателями, такими как отец Валерий Лукьянов, покойный отец Серафим Слободской, а здесь, сам Святитель Иоанн. Их окружали страстные русские патриоты, для которых одной из побудительных причин было сохранение всего русского — языка, обычаев и церкви. Они венчались в церкви и пытались передать детям то, что получили сами. Им часто удавалось учить детей дома, в некоторых местах они открывали дневные школы, и теперь дети стали той элитой, о которой я только что говорил.
Русские
К характеристике этих двух в корне различных групп молодёжи, хотя и те, и другие являются потомками основателей нашей церкви, надо добавить ещё один фактор. Было время когда «именно мы были русскими». Неважно, как плохо мы говорили по-русски, мы знали несколько ключевых выражений, мы собирались в церкви, некоторые из нас ходили в русскую церковную школу или ездили в летний лагерь, мы изучали историю, пели у костра задушевные русские песни из другого века. Молодёжи нравилось быть русскими и для всех окружающих в Соединённых Штатах и Канаде именно мы были русскими. Это чувство перешло и к детям моего поколения.Мы никогда не подозревали, что ещё при нашей жизни это положение может измениться. Когда рухнули советские структуры, русские начали приезжать в беспрецедентном количестве, и тысячи пришли в наши приходы. Во многих приходах они составляют большинство регулярно посещающих церковь прихожан. Мы не можем отрицать, что с опаской отнеслись к этим новоприбывшим. Очень мало кто из нас с ними раньше мог знакомиться, не говоря уже о том, чтобы общаться с ними в церкви. Но если даже отвлечься от того факта, что они приехали из ранее закрытого Советского Союза, во многом наша реакция совпадала с отношением к пришельцам со стороны более ранней, уже прижившейся эмиграции, например, в Северной Америке, когда начали приезжать иммигранты после Второй мировой войны. Эти страхи и даже недоверие были вполне взаимны. Наши родители, а затем и их дети лучше говорили по-русски, и с нашей точки зрения, мы с бОльшим энтузиазмом относились к церковным традициям, мы более правильно постились, чем предыдущая группа русских. Но, как хорошо известно тем, кто прошёл через этот период, мы оставались русскими, в первую очередь, благодаря церкви, которую чаще всего нашим родителям приходилось и строить, и содержать. Сегодняшние новоприбывшие — это в целом продукт антиклерикального общества и церковь для них нечто совершенно новое.
Позволю себе заметить, что поэтому разница культур между новым поколением эмигрантов и их детьми с одной стороны и нами с другой — даже больше. Они не только приехали из государства с абсолютно другой системой, но их дети и молодёжь резко отличаются от нас по культурным параметрам, включая музыку, которую слушали молодые люди, книги, которые они читали, мультфильмы и киноленты, которые они смотрели. На практике таким примером может быть репертуар их песен, которые они поют у костра и которые полностью отличаются от наших. Честно говоря, они очень мало знают о нас, сбиваются с толку, когда имеют с нами дело и дивятся нашему русскому языку. Разумеется, они знают русский в совершенстве. Что касается нас, за спиной которых стоит несколько поколений за границей, от рядового прихожанина до высших чинов церковной иерархии среди нас мало кто бегло говорит или пишет по-русски. Хотя есть и исключения — некоторые лица, затратившие на это много сил, и, может быть, как более крупный пример, верующие в Австралии, жившие после революции на Дальнем Востоке в подлинно русском окружении — тем не менее, такова реальность. Для новых иммигрантов не мы русские, а они. Постепенно и мы сами начинаем воспринимать себя так же, даже в церкви.
Что мотивирует и сплачивает молодёжь
Тем не менее, многие из новоприбывших русских, усердно посещающих церковь, в том числе много молодых мужчин и женщин, обрели дом в Русской Православной Церкви заграницей. Более того, многие приняли здесь православную веру и составили ядро молодых энтузиастов во многих приходах. Русская Православная Церковь заграницей давно является маяком традиционного православия, что подтверждается обращением в эту веру тысяч людей нерусского происхождения, которые у нас принимают православие на протяжении ряда лет, а также нашими многочисленными процветающими церковными миссиями, некоторые из которых превратились в полномасштабные приходы, монашескими общинами, такими как в Англии и Западной Вирджинии.Разнообразие групп, являющихся нашими членами (а я назвал далеко не все), показывает, что мы больше уже не монолитная организация, состоящая из людей одного склада. В то же время люди стараются оставаться в своём кругу, поэтому не часто доводится всем группам собираться вместе. Посколько всех нас объединяет наша уникальная Церковь, я решительно думаю, что нам надо сделать всё возможное, чтобы вовлечь молодёжь в церковную жизнь и в общение друг с другом и тем самым максимально увеличить влияние всех позитивных элементов.
Переломным событием моей жизни, когда мне было 20 лет, стало моё участие в самом первом в Монреале всезарубежном съезде молодёжи РПЦЗ, созванном архиепископом Виталием. Хотя я и принимал активное участие в церковной жизни с самых ранних лет и часто бывал в важных приходах, о которых говорил ранее, а также в монастырях в Джорданвилле и Ново-Дивееве, я, тем не менее, не был достаточно подготовлен к предстоящим событиям в ходе этого съезда тому влиянию, которое он оказал на всю мою последующую жизнь. В этом недельном мероприятии участвовало около трёхсот молодых людей. Они приехали в Канаду со всего мира. Не все посещали каждую церковную службу, многих молодых людей больше интересовало вращение в обществе и ночные мероприятия, чем посещение всех лекций, но было живое родство. Однако уже тогда было видно, кто здесь был по сути дела посторонним, и это были молодые с недостаточно хорошим русским языком. К моему прискорбию, на каждом следующем съезде, в котором я участвовал, пока не осознал, что меня самого уже нельзя отнести к молодёжи, было всё меньше и меньше лиц, часто одни и те же лица и совсем немного новых.
На последнем всезарубежном молодёжном съезде РПЦЗ, проходившейся здесь у нас в Сан-Франциско два года назад, зарегистрировалось менее 100 молодых людей. Отчасти это было связано с тем, что конференция совпала по времени с 10-й годовщиной проославления Святителя Иоанна Сан-Францисского и предполагалось привлечь как можно больше серьёзной молодёжи из числа регулярных прихожан, но в конце этот удивительно организованный праздник, который мог потенциально привлечь в церковь столько людей, закончился почти буквально молитвой хору. Хотя было приятно смотреть на молодых людей и работать с ними, я всё-таки думаю, каким примером они могли бы быть для другой, менее церковно-ориентированной молодёжи, если бы только она была там и могла бы общаться с духовенством и молодёжью, собравшейся на этот съезд. Энергия таких встреч очень заразительна, однако нельзя подхватить идею, не подвергаясь её воздействию. Возможно, здесь присутствовал страх, что менее примерная молодёжь окажет дурное влияние на детей, которых мы с такой любовью воспитали, но я думаю, что в столь замкнутом окружении всё было бы наоборот.
Интересно, не происходит ли то же самое и на других торжественных собраниях. Я могу говорить как очевидец о других крупных мероприятиях, рассчитанных на молодёжь и иногда только на молодёжь. В Северной Америке у нас каждый год в декабре проходит Свято-Германовский Молодёжный съезд, а в октябре — Церковно-певческий съезд. Это великолепные, прекрасно организованные мероприятия, однако количество участников медленно, но неуклонно сокращается. Достаточно интересно, что основным языком служб в обоих случаях является церковно-славянский, но за исключением выступлений нескольких делегатов, язык делового общения на этих встречах — английский, и обычно на этом же языке говорят и в коридорах. Это доступные мероприятия и надо их энергичней пропагандировать и помогать молодёжи на них попасть. Они, как я уже говорил о всезарубежном молодёжном съезде РПЦЗ, очень вдохновляют своей энергией и важны в деле приобщения людей к красоте церкви и церковной службы. Они также дадут молодёжи разного склада возможность общения, чувство полноты и охвата церкви.
Другое удивительное средство для этой цели — молодёжный лагерь. Я являюсь одним из директоров относительно нового русского православного лагеря в Канаде. Сначала, когда лагерь создавали в 2000 г., мы думали, что дети у нас будут из старых эмигрантских семей. К нашему удивлению, в первый год работы лагеря у нас было 11 детей, и все они родились в России. В прошлом году у нас было 56 детей, из которых 40 из России. В результате мы подружились с этими детьми, родители доверяют их директорам и старшим воспитателям канадского происхождения, а наши родившиеся в Канаде дети подружились, похоже, на всю жизнь, с людьми, которым они сами или их родители всего несколько лет назад не могли бы доверять. Эти русские дети учатся петь Бородино, а мы учим новые русские выражения и совершенствуемся в русском языке! Что ещё более важно, мы учим детей новых эмигрантов всему, что связано с церковью и церковной службой, и некоторые стали активнее в церковной жизни и даже крестились! И наконец, канадская молодёжь старшего возраста, которая отошла от церкви, получает таким образом возможность безбоязненно вернуться в церковь хотя бы отчасти, с удовольствием проводя время. Многие наши добровольцы, которые помогают нам содержать имущество в исправности, руководят лагерем и участвовали в строительстве часовни в 2005 г., относятся к числу тех, кто когда-то отошёл от церкви, а теперь работает с нами, посещает службы и причащается.
Нельзя упускать ни одну возможность свести вместе разные группы людей. В связи с этим я хотел бы вспомнить замечание, сделанное Евгением Кустовским, известным московским церковным музыкантом и педагогом (он руководит музыкальной школой и у него свой сайт kliros. org), который в 2002 г. как регент приезжал на гастроли на певческий съезд в Чикаго. Он опубликовал на своём сайте наблюдения, сделанные в ходе съезда: «Братцы, тут действительно здорово. Атмосфера, как и на наших летних съездах, и веселая, и деловая. И вообще, они — это мы, только чуть подальше. Те же проблемы, те же гласы, единственная разница — девять часов.»
Что препятствует молодёжи активно участвовать в приходской жизни
Поколение, о котором я говорил раньше, покинувшее Россию после Второй мировой войны — это поколение, которое рабским трудом зарабатывало деньги, чтобы построить и выкупить наши церкви, с любовью украшать их, петь, готовить и посещать службу на протяжении пятидесяти лет. Теперь, когда они стареют и редеют ряды, их беспокоит будущее того, что они построили. Однако не всем им нравится идея передать дело молодым. Это поколение считало молодыми всех, кто родился после них и часто никого не подготовило на роль своего преемника. Это, может быть, не всегда относится к новым приходам или приходам миссий, которые начинали с нуля, но я знаю многих молодых людей, которые наталкивались на этот кажущийся барьер суровых старых лиц и отступали обескураженные.Теперь, когда похороны каждый день, основатели начинают понимать, что надо передавать церковные дела, их православную веру, но кому? В ходе дискуссии в журнале «Православная Москва» отец Максим Козлов, хорошо известный ректор церкви святой мученицы Татьяны при московском университете, написал следующее:
«Современные молодые люди свободнее в суждениях, свободнее от стереотипов, они открытее. Но, с другой стороны, у многих я, к сожалению, наблюдаю отсутствие навыка к ответственности… Увы, это проявляется и в церковной жизни. Можно без труда найти множество молодых, которые готовы быть на подхвате: помочь, поднести, убраться, поучаствовать в ремонте храма, попеть на клиросе, — но как трудно бывает найти того, кто бы решился оказаться „крайним“, решился отвечать за какое-то дело.» (Отец Максим Козлов, Разговор о молодежи, «Православная Москва»)
Таким образом, работу сейчас приходится передавать в спешке, и большая проблема в том, что нет так много достойных кандидатов на должности, требующие и способностей и специальной подготовки: руководитель церковного хора, молодёжные работники, преподаватели церковно-приходских школ, которые активно участвуют в церковной жизни, и конечно, духовенство. Количество молодых людей в нашей семинарии в Джорданвилле очень невелико, и особенно мало семинаристов, родившихся заграницей. В священнический сан посвящают лиц, не имеющих духовного образования, и хотя это нормально при большой нехватке, мы часто получаем священников с благими намерениями, но без необходимой подготовки. Эта проблема осложняется очень прискорбной ситуацией, когда у сегодняшних людей, особенно молодых людей, очень мало внутреннего уважения к духовенству. Взрослые, не говоря уже о детях, зачастую не знают, как получить благословение священника или епископа.
Кроме того, у молодых людей очень распространён цинизм и недоверие по отношению к иерархии — молодые люди безусловно знают о расколах в церкви, бесконечных судебных исках в результате, а также сколько денег и сил на это тратится. Они даже сегодня видят трудности, угрожающие стабильности Пправославной Церкви в Америке.
Их также беспокоит, что много сил уходит на переговоры о примирении с Московской патриархией. Этот процесс продолжается уже почти шесть лет и столько энергии, что вполне понятно, требуется на решение вопроса о будущем нашей церкви, что у молодых людей складывается впечатление, что для них уже ни у кого нет сил. Хотя на уровне приходов и встречаются исключения, мы должны принять во внимание тот факт, что было мало новых публикаций, органов, организаций (не говоря уже о вебсайтах), предназначенных для молодёжи. Вспомните те дни, когда было много новых книг, журналов (многие из них, увы, просуществовали недолго), таких как «Трезвон», «Православная семья» и др. Хотя активные молодые люди стремятся заполнить пробел, создавая собственные дискуссионные группы и вебсайты, в них участвует сравнительно мало людей и они часто допускают серьёзные ошибки и отклонения от учений церкви.
Мы не можем проигнорировать и тот факт, что у нас в церкви мало кандидатов на архиерейство. Свято-Троицкий Монастырь в Джорданвилле уступил для этой работы многих монахов за счёт монашеского братства, но есть епархии в Южной Америке, Канаде и Франции, где много лет не было активных или постоянных епископов. Стоит ли удивляться, что именно в этих местах особенно сильно недовольство среди мирян и духовенства стремлением нашей церкви?
Воцерковление молодёжи — роль духовенства и самой молодёжи
Совершенно очевидно, что состав и отношение нашей молодёжи кардинально изменились. Они образованны, хотя это светское образование, они живут в обществе по большей части анти-христианском, и их мнение формируют средства массовой информации. В этих страшных обстоятельствах, вместо того, чтобы оставлять их самоуправляемому православию, духовенство и учители церкви должны найти пути выслушивать молодых на их собственных условиях.Мне было интересно читать недавнее заявление Синода Элладской Православной Церкви, в котором говорится о приоритетных направлениях, которым должна следовать церковь — о новой евангелизации греческого общества. Там написано следующее:
«Необходимость ее обусловлена тем, что в настоящее время вера воспринимается некоторыми скорее как народная традиция, чем как часть жизненного опыта человека. Серьезное внимание следует уделять подготовке образованных пастырей, поскольку в современных условиях требования к священнику значительно повысились: он должен быть сведущим не только в богословии, но и в других областях человеческих знаний. Далее отмечается важность пастырской заботы о молодежи. Духовное окормление нужно начинать с младенческого возраста, охватывая им и последующие возрастные категории вплоть до студентов высших учебных заведений. Молодые люди особенно нуждаются в поддержке пастыря, поэтому присутствие в высших учебных заведениях Церкви сегодня необходимо. В деле катехизации священнику следует привлекать мирян с богословским образованием, а для работы с детьми — создавать особые группы катехизаторов. Кроме всего прочего, требуется заново организовать жизнь прихода, с тем, чтобы он вновь приобрел характер евхаристической общины.»
Помимо вопроса подготовки пастырей и мирян, возникает и другой вопрос из этого заявления греческой церкви: возможно, для нашей церкви настало время официально поставить на обсуждение вопрос языка. Полусвободное владение русским языком, что когда-то считалось почётным и являлось культурной традицией, совершенно недоступно для многих детей и особенно для внуков старых эмигрантов, не говоря уже о большинстве новообращённых, однако именно это является главной причиной, по которой людей исключают из активной церковной жизни во многих приходах. Хотя в результате того, что открыли российскую границу, очень возросло число русскоговорящих прихожан в церкви, сама тенденция русификации приходов несомненно негативно отразится на тех, кто с трудом владеет русским или вообще его не знает. Мы знаем историю предыдущих эмиграций с этой точки зрения, и нет никаких оснований полагать, что новоприбывшие сумеют лучше своих предшественников сохранить русский язык. Например, дети в моём церковном хоре и лагере, о которых я говорил ранее, не знавшие по приезде сюда пять лет назад ни слова по-английски, теперь пользуются им как общепонятным языком. Недавнее резкое увеличение числа русскоговорящих, согласно этой модели — явление кратковременное, поскольку следующее поколение детей переключится на язык большинства населения страны и интегрирует естественнейшим образом в массу людей, не посещающих церковь.
Это не означает, что надо упразднить церковно-славянский язык: надо просто использовать все доступные средства для распространения нашей веры. У приходских священников должны быть чёткие инструкции, как и когда пользоваться местным языком во время служб и чтения катехизиса. Этого не надо бояться, это предвидели ещё тогда, когда только создавали нашу церковь. Ниже приводится интересная рекомендация:
«Для успешного служения заграничной нашей миссии, в деле выяснения света православия пред духовным взором инославного и иноверного населения за границей, необходима особливая подготовка кандидатов на должность пастырей и клириков заграничных русских церквей, путем командировок русских богословов для изучения языка, обычаев страны и ее религиозных вероисповеданий, на богословские факультеты и миссионерские институты.» (из Деяний Русского Всезаграничного Церковного Собора состоявшегося 8 — 20 ноября 1921 года в Сремских Карловцах, Доклад Миссионерского Отдела, Мероприятие N 16)
Восемьдесят лет спустя эту задачу ещё только предстоит выполнить, хотя много было сделано. РПЦЗ сама выпустила много богослужебных публикаций на английском с переводами, выполненными нашими людьми — я имею в виду работу отца Лоуренса Кэмпбелла в Джорданвилле, брата Исаака Ламбертсона в Нью-Йорке и других, опубликовавших Часослов, Минеи, Октоих и многие другие службы. Проводятся музыкальные семинары на английском, дающие возможность узнать, как проводить и организовать службы. Хотя здесь можно заметить, что все эти ресурсы предназначены для миссионерских приходов, они безусловно нужны — или в конце концов будут нужны — и в тех приходах, в которые сегодня преобладают русские прихожане. У нас приток новоприбывших из России прекратится, и мы должны будем смотреть на эту ситуацию в будущем с любовью, как подлинные миссионеры.
И в заключение я хочу вернуться к моим ранее сделанным замечаниям по поводу разных групп, составляющих нашу церковь и околоцерковное окружение. В своём интервью Максим Козлов, которого я ранее цитировал, говорит также о разных типах молодёжи:
«Молодежь светская — континент, а молодежь церковная — островок, если говорить честно. Но некоторые обитатели континента иногда оказываются в церковной ограде. Это происходит не по типовой схеме, тут множество индивидуальных историй. Приводит Господь. Но это не значит, что нам ничего делать не надо. Помимо молитвы надо налаживать церковную жизнь. Об этом много сказано, но проблема до сих пор не снята. Молодой человек, случайно зашедший в храм, должен почувствовать, что ему рады, что он интересует не как субъект экономического пожертвования или как человек, которому вообще лучше поскорее уйти, потому что пол моют.» (Отец Максим Козлов, Разговор о молодежи, «Православная Москва»)
В современном мире так много негативных анти-церковных сил, что по моему мнению, мы просто не можем упустить ни одного из этих молодых людей, если у нас с ними были когда-нибудь хоть какие-то контакты. Мы не можем больше по-прежнему делить молодых людей на элиту, на примыкающих, на отколовшихся, на русских и на нерусских. Если воспользоваться выражением отца Максима, мы должны приложить все усилия к тому, чтобы молодые люди со своего континента перебрались на маленький остров и стали церковной молодёжью.
Благодарю за внимание.
http://www.russianorthodoxchurch.ws/synod/2006/5dokladskok.html
