 |
| Правая.Ru | Михаил Тюренков | 08.05.2006 |
К 150-летию со дня рождения мыслителя
— Реакционер он, конечно, закоренелый? — Еше бы!— И ничего более оголтелого нет? — Нет ничего более оголтелого. — Более махрового, более одиозного — тоже нет? — Махровее и одиознее некуда. — Прелесть какая. Мракобес? — «От мозга до костей», — как говорят девочки. — И сгубил свою жизнь во имя религиозных химер?
— Сгубил. Царствие ему небесное. — Душка. Черносотенством, конечно, баловался, погромы и все такое?.. — В какой-то степени — да. — Волшебный человек! Как только у него хватило желчи, и нервов, и досуга? И ни одной мысли за всю жизнь?
— Одни измышления. И то лишь исключительно злопыхательского толка.
— И всю жизнь, и после жизни — никакой известности?
— Никакой известности. Одна небезызвестность.
Венедикт Ерофеев «Василий Розанов глазами эксцентрика»
«- Сколько может быть мнений, мыслей о предмете?
— Сколько угодно… Сколько есть «мыслей» в самом предмете: ибо нет предмета без мысли, и иногда — без множества в себе мыслей…
— Где же тогда истина?
— В полноте всех мыслей. Разом. Со страхом выбрать одну. В колебании.
— Неужели же колебание — принцип?
— Первый в жизни. Единственный, который твёрд. Тот, которым цветёт всё, и всё — живёт. Наступи-ка устойчивость — и мiр закаменел бы, заледенел"…
«- Реакционер? — Ешё бы!»
Несомненно, «реакционер»! Реакционер леонтьевского типа («Рачинский, Страхов, Толстой, Победоносцев, Соловьев, Мережковский, — не были сильнее меня… сильнее себя я чувствовал Константина Леонтьева…») в той проповеди принципа «цветущей сложности», которую единственно стоило бы подморозить. В остальном же, согласно Розанову, необходимо оставить всё как есть, в жаре того непрерывного движения, которое заповедал Сам Творец в Своём благословении «плодиться и размножаться». И никакой аскезы, вплоть до мыслей о принципиальной вредности монашества, вплоть до прямых укоров Православной Церкви, кощунственных высказываний относительно Нового Завета, обожествлении стихии пола и т. д., и т. п…. И вот уже Церковь ставит вопрос об отлучении Розанова от своего лона, предании богохульника церковной анафеме. Именно в этом контексте другой «крайний реакционер» и «фанатичный черносотенец» епископ Гермоген Саратовский (ныне священномученик) в одном из обращений к Синоду о «Людях лунного света», одной из наиболее антихристианских книг Розанова, написал следующее:«Воспевая гимны „священным блудницам“, [Розанов] проповедует разврат, превозносит культ Молоха и Астарты, осмеивает евангельское учение о высоте девства, восхваляет язычество с его культом фаллоса… извращает смысл монашества и клевещет на него и издевается над духовенством».
Однако дело с отлучением затянулось до 1917 года, а там пришла революция, и Церкви стало уже не до Розанова. Сам же Василий Васильевич, походя, после февральской трагедии, обратился к откровенному язычеству: вместо Христа им утверждается даже не пол, а Солнце. И, наконец, умирая от голода и холода в Сергиевом Посаде суровой зимой 1919-го, примирился с Церковью. Так, в последние месяцы жизни Розанов достаточно тесно общался с отцом Павлом Флоренским, однако когда этот философ и богослов в рясе захотел исповедовать умирающего «коллегу», тот отказался вполне по-розановски:
«Нет, где же Вам меня исповедовать. Вы подойдете ко мне с „психологией“, как к „Розанову“, а этого нельзя. Приведите ко мне простого батюшку, приведите „попика“, который и не слыхал о Розанове и который будет исповедовать „грешного раба Василия“. Так лучше…»
Просьба мыслителя была выполнена, подобно другому (не менее неоднозначному) философу-современнику Вл. Соловьёву, «раб Божий Василий» скончался в единстве со Святой Соборной и Апостольской Церковью…
«-Черносотенством, конечно, баловался, погромы и все такое?.. — В какой-то степени — да…»
Ну, погромы, не погромы, а из либерального «Религиозно-философского общества» Василий Васильевич был изгнан за вполне определённые «злодеяния». «Корифеи» религиозной философии Мережковский, Гиппиус и Философов инкриминировали Розанову два чудовищных в глазах Совета этого «Общества» преступления:1) Розанов в статье, размещённой в «Богословском вестнике», органе Московской Духовной Академии (sic! — М.Т.) «Не надо амнистии» выступает против возвращения в Россию из эмиграции революционеров Плеханова, Кропоткина и народовольца Морозова: «Блудного сына надо простить, но только раскаявшегося, а нераскаявшегося: Христос не указал».
2) Второе обвинение с пафосом бросает лично Дмитрий Философов:
«Розанов не останавливается на своем призыве к последней жестокости. Он пошел дальше. Я говорю о его выступлении по делу Бейлиса. Розанову, этой душе Религиозно-философского общества, пришлось перекочевать в татарскую орду «Земщины» (газета Союза Русского Народа — М.Т.). 5 декабря 1913 года в «Земщине» появилась статья Розанова «Андрюша Ющинский». Но Розанову и этого мало. В той же газете он помещает обширную статью: «Наша кошерная печать…»
Надо отметить, что в последней статье мыслитель мастерски разделал «под орех» Мережковского с Философовым, чем и вызвал их «праведный гнев». Между тем, многие были против исключения Розанова из «Общества». Так, один из его участников С. А. Алексеев выразился весьма недвусмысленно:
«Мы все прекрасно знаем Розанова. Разве он когда-нибудь был осторожен в своих словах, разве было время, когда он не был ядовит и зол? Мы это прекрасно знали, и когда ядовитость Розанова распространялась на Церковь, ядовитость иногда злобная, мы только благодушно говорили: «Василий Васильевич, по обыкновению, нам сегодня наврал», — и больше ничего. Теперь мы вознегодовали, когда злое слово Розанова направилось в ту сторону, которая, по убеждению Совета нашего Общества, является противоположной Розанову…»
Тем не менее, 19 января 1914 г. на заседании Совета не хватило кворума для принятия решения. Развязка наступила лишь после заседания 26 января 1914 года. Тогда, узнав о баллотировке вопроса о принятии в члены «Общества» брата адвоката Менделя Бейлиса О.О. Грузенберга — философа С.О. Грузенберга, Розанов специальным письмом уведомил общество о своем выходе из него, правда, сознательно и «со смыслом», спутав двух Грузенбергов.
Но что же в итоге? Разве мог тонкий знаток июдаики, восхищавшийся ветхозаветным отношением к вопросам брака и пола, умереть, не примирившись с еврейством. Напротив! В своём афористичном завещании, написанном на адрес большевицкого правительства, голодающий Василий Васильевич написал прямо, хотя и не без своеобычного трагического юмора:
«Веря в торжество Израиля, радуясь ему, вот что я придумал. Пусть еврейская община в лице Московской возьмет половину права на издание всех моих сочинений и в обмен обеспечит в вечное пользование моему роду-племени Розановых честною фермою в пять десятин хорошей земли, пять коров, десять кур, петуха, собаку, лошадь и чтобы я, несчастный, ел вечную сметану, яйца, творог и всякие сладости, и честную фаршированную щуку…»
Наверное, за «честную фаршированную щуку» Василий Васильевичу многое простилось, а потому, даже в советское время, с неизбежными оговорками по поводу розановских «шовинизма», «пессимизма» и «экзистенциального субъективного идеализма», о нём «окончательно» не забывали:
«Никакой известности. Одна небезызвестность…»
Сегодня же — многочисленные биографии, многотомное собрание сочинений (не считая безчисленные тиражи «Уединённого» и «Опавших листьев») и несколько скромных памятников, один из которых (в виде кукиша, направленного в небеса) «остроумно» установлен в сейфе кафедры культурологии Философского факультета Санкт-Петербургского Государственного Университета. Хотя, как помнится, сам Василий Васильевич некогда писал:«Не ставьте памятника Розанову, ставьте памятник носу Розанова"…
Ну и, разве что, «честной фаршированной щуке"…
