«Так и должно быть»

Владимир Шаронов: Многоуважаемый Владыко, прежде всего, позвольте сделать необходимое для дальнейшего разговора уточнение. Правильно ли я понял, что есть две осевые идеи Вашего доклада на Десятом Всемирном Русском Народном Соборе: о приоритете нравственности над законом, о губительности слепого копирования либеральных ценностей?

Митрополит Кирилл: Как и каждому человеку свойственно, Вы сделали свой личный акцент. И правильно сделали, потому что мы ведь соприкасаемся с реальностью сквозь призму своего собственного я, сквозь призму своих озабоченностей. Ваш акцент правильный, но он отражает, может быть, Вашу озабоченность. А вот моя озабоченность была следующей: идея прав и свобод является, несомненно, величайшим достижением человечества. Собственно говоря, если бы не реализовывались права и свободы в нашем обществе, мы бы сейчас с вами на эту тему не разговаривали. И Вы бы у митрополита интервью не брали. И то, что у Церкви сейчас права и свободы есть — это результат реализации этих ценностей. Поэтому говорить, что Церковь выступает против прав и свобод — это просто не знать нашей истории. Но вот что происходит, когда человек реализует свои права и свободы вне системы нравственных координат? Ведь в нас и добро, и зло. В нас жизнь духа и в нас жизнь инстинкта. Если человек реализует себя вне системы нравственных координат, то как его направить на то, чтобы он реализовал доброе начало, а со своим злым началом боролся? Если он не воспитан в системе нравственных координат, то никакой закон ни к чему не сумеет направить.

Мы сейчас говорим: скинхеды, бандиты, ксенофобия, в синагоге порезали, мальчика православного битой по голове ударили, когда он из храма выходил… Как с этим бороться? И некоторые говорят, особенно меня это удивило из уст некоторых членов Общественной палаты: «Вот здесь надо гайки закрутить! Это надо выжигать калёным железом!» Говорят, как будто не было всей предшествующей истории. Нельзя выжечь зло в одной сфере общественной жизни и оставить простор для раскрепощения инстинкта и зла в другой сфере. Если при помощи прав и свобод раскрепощается не только добро, но и зло в человеке, то будут совершать и надругательства над святынями, как это, мы знаем, было. И надругательства над Отечеством, мы знаем, как это было и до сих пор бывает. И надругательство над личностью, над национальностью, над верой и т. д. И задача Собора заключалась в следующем: сказать простую вещь: права и свободы должны действовать в системе нравственных координат и непременно должны связываться с нравственной ответственностью человека. А общество должно помещать людей в такую систему взаимоотношений, когда все поступки безнравственные, не соответствующие нашей, в данном случае, позвольте прямо сказать, традиционной морали будут им, обществом, осуждаться.

Владимир Шаронов: Традиционной морали? Русской морали? Российской? Христианской? Православной?

Митрополит Кирилл: Традиционная мораль — это мораль всего человечества. Это мораль, которая принадлежит всем религиям, это то, что некогда Бог дал Моисею в виде десяти заповедей. Если хотите, это то, что в переходное перестроечное время Горбачёв называл общечеловеческими ценностями. То, что принадлежит всем. Вот если общество будет говорить, что реализация прав и свобод возможна только в этой системе ценностей, и что общество не готово поощрять реализацию прав и свобод вне этой системы, тогда мы будем жить в прекрасном мире.

Если же мы отказываемся от нравственной ответственности, отказываемся от нравственного контекста, в котором должны осуществляться права и свободы, то мы раскрепощаем зверя и дело кончится трагически не только для России. Мы видим, что сегодня во всём мире происходит. Вот даже все эти парижские сцены протестов… Пойди разберись, где здесь протест против закона, где здесь хулиганство, где здесь чернуха, простите, которая выплеснулась, когда люди били витрины, сжигали автомобили? Это что, протест против закона? Это просто возможность раскрепостить своё злое начало!

Если не будет нравственного воздействия общества — закона, школы, Церкви, государства, средств массовой информации, литературы, если мы все не будем работать сообща и координировано, то, действительно, права и свободы обернутся страшным сном. Вот, собственно говоря, что хотел сказать Собор.

Владимир Шаронов: Владыко, позвольте еще один уточняющий вопрос: случаен ли порядок темы, вынесенной в заглавие Собора: «Вера. Человек. Земля. Миссия России в двадцать первом веке»?

Митрополит Кирилл: Нет. Здесь есть определенный замысел. Для человека существуют определённые приоритеты мировоззрения. Вера, с точки зрения Церкви и очень многих людей, которые разделяют православные убеждения, может и должна стать основной мотивацией человеческих поступков. Если это произойдёт, то, значит, человеческие поступки всегда будут мотивированы добром. Они всегда будут исходить из этого важного посыла. Человек призван совершать добро, и если мы тему добра и правды поставим после темы человека, то это будет означать, что человек в любом своём проявлении представляет ценность. И тогда легко докатиться до идеи о том, что и злодей представляет из себя ценность, имеет достоинство.

Следующая тема «Земля». Конечно, на земле должны существовать правда, истина, добро и человек, как выразитель этой истины, правды, добра. И, конечно, наконец, этот выразитель должен существовать достойно. Некоторые нас критиковали после Собора, говорили, что мы очень высоко подняли планку, говорим о духовном, а нужно думать и о простых вещах. Так вот, может быть, так говорили те, кто не вчитался в документы Собора. Собор очень настаивает на важности модернизации России. Впервые было сказано о том, что мы больше не можем ездить по тем дорогам, по которым мы ездим. Не можем пользоваться теми аэропортами, которые мы используем. Мы не можем больше иметь науку, образование, здравоохранение в том состоянии, в котором мы имеем. Если мы будем иметь всё на таком уровне или даже хуже, о какой такой миссии России в двадцать первом веке можно говорить? Ни о чём подобном нельзя говорить. Поэтому задача Собора была в том, чтобы подчеркнуть необходимость модернизации страны. Но имелась в виду не модернизация, как слепая вестернизация. Хотя и тут нужно внести некоторые пояснения. Опять таки критики говорили: «Русская Православная Церковь и Собор против Запада, против вестернизации"… Но тут необходимо, как сказал классик, мух от котлет отделить.

Дело в том, что другого пути технического развития, кроме того пути, по которому прошёл Запад, не существует. Если кто-то его изобрёл, пусть нам покажет. Но мы же с удовольствием ездим на хороших западных машинах, и, наверное, состав покрытия дорог на Западе тоже замечательный. И глупо будет, если мы поставим себе задачу изобретать нечто, что не соответствует этому пути развития человеческой цивилизации. Да, действительно, модернизируя страну, нужно использовать лучшие образцы всего того, что есть в мире. Но вот чего нельзя забывать: если мы будем слепо всё копировать, то мы потеряем Россию, это будет другая страна, не будет России. Поэтому, развивая техническую сторону нашей жизни, модернизируя страну, мы должны сохранить то духовное культурное аутентичное начало, которым обладает Россия. Мы против слепой вестернизации, которая вместе с хорошими дорогами и машинами привносит нам иную систему ценностей и требует от нас отказа от своей собственной системы ценностей.

Владимир Шаронов: Владыко, не могу удержаться от вопроса, который родился у меня не только в ходе Вашего ответа, но и в процессе чтения Вашего доклада на Соборе. Вы всё время используете понятия «Запад», «Западная цивилизация», «Западный мир». Но известно, что западный мир — это западно-христианский мир. Это прямой «продукт», результат развития христианства. Пусть и Западного. И мы говорим не просто о западных ценностях, мы говорим о том, что они рождены в лоне католицизма и протестантизма. Нынешнее состояние Запада — это современный этап христианства, веры западного человека, по которому он шел последние два тысячелетия.

Митрополит Кирилл: Вопрос, который требует обстоятельного и развернутого ответа. Это очень распространённый взгляд на Западную цивилизацию, и, позвольте мне сказать, что он не вполне правильный. Во-первых, когда мы говорим не о Западной или Восточной цивилизации, когда мы говорим о Европейской цивилизации, мы должны ясно понимать, что Европейская цивилизация — это результат усилий и Запада, и Востока. Нельзя сказать, что Европейская цивилизация стала развиваться с 17-го, 16-го или даже с 15-го века. Хотя в 15-м веке уже было что-то такое, что говорило о явном влиянии Востока. Давайте вспомним о Византии. Что такое Византия? Само понятие «Византия» появилось ведь только в 15-м — 16-м веках. До этого времени такого понятия не существовало, а существовало другое — «Империя Ромеев», т. е. римлян. Это Восточная империя римлян. И когда Запад рухнул под тяжестью варварских нашествий, когда там всё покрылось плесенью, когда в Риме паслись козы в Колизее, на Востоке был всплеск искусств, науки, государственного строительства. И империя восточная — Византийская — распространялась в том числе и на Запад. Вы возьмите Сицилию, восточное побережье Апеннинского полуострова, да и многие другие районы Средиземного моря, где распространялась эта Восточная культура… А затем, после падения Константинополя в 15-м веке огромное количество образованных, просвещённых греков переехало на Запад, и Сицилия, Сардиния, юг Апеннинского полуострова — это всё в культурном смысле не что иное, как реальное, живое свидетельство присутствия Византии. Я уже не говорю о Ровене: тут надо взять ещё почти на тысячу лет раньше. Кстати, знаменитый Эль Греко — это кто? Критский живописец, который эмигрировал на Запад. Разве, посещая музей Эль Греко в Испании, у кого-нибудь из созерцающих его живопись возникает вопрос о том, откуда истоки его творчества? Все наверняка думают, что это местные истоки, испанские истоки. То есть, католические. А это — греческие православные истоки. К чему я это всё говорю? К тому, что Европейская цивилизация — это очень сложное взаимодействие различных мейнстримов, таких встречных мощных потоков влияний, которые обогащали друг друга. Именно в результате их взаимного обогащения и влиянии возникла цивилизация Европы. Конечно, мы должны помнить и о месте колоссальной трагедии разделения Церквей. Вначале она была делом чисто политическим, потом стала богословским, а потом — и цивилизационным. Даже до сих пор незримая граница существует, которая разделяет как бы Восток и Запад. В нашем современном понимании эта граница проходит по границе разделения 1054 года, по границе, разделившей православную церковь и католическую церковь.

А теперь в отношении того, можно ли Западную, сегодняшнюю цивилизацию называть христианской. Только лишь отчасти. Да, действительно корпус идей, в том числе прав и свобод, сформировался в лоне христианства. Конечно, этот корпус, особенно на его первоначальном и определяющем этапе развивался под влиянием христианства, как православного, так и католического. Но идея антропоцентризма, идея автономии человеческой личности от Бога возникла в эпоху Просвещения, как реакция на политическую власть католической церкви. Католическая церковь имела на Западе не только духовную власть. Нам сейчас даже трудно себе представить, а у европейцев всё это ещё в памяти. Мне приходится встречаться с антиклерикалами, которые при только одном слове «Католическая церковь» теряют присутствие духа, потому что в их памяти, в исторической памяти, жива вся эта борьба с реальной политической властью католической церкви.

Что произошло на Западе? Рухнула Западная — Римская империя, и на всём постримском пространстве была только одна структура, которая саму себя сохранила и которая объединяла народы. Римская католическая церковь. Подобно тому, как на постсоветском пространстве сохранилась только одна структура — Русская Православная Церковь. Но в Риме пошли по другому пути. В Риме решили, что вот эту пострримскую структуру можно и нужно поддержать реальной политической силой и властью. И поскольку только эта структура — католическая церковь — была организована, она стала себя позиционировать, как государственная власть. Церковь собирала налоги, у церкви была армия, у церкви была политическая власть, Папа Римский был главой государства. Бишоп фюрстер (князь епископ) в соседней Германии — это не курст фюрстер (князь земли) — светский. Епископ-князь, — это человек, у которого была более чем осязаемая реальная власть — и церковная, и светская, земная. Он себя проявлял по отношению к народу, к зарождающейся буржуазии, как суверенный монарх, очень часто закручивая гайки. И вот у многих западных интеллектуалов того времени стала возникать идея: не может быть свободы без того, чтобы не свергнуть тиранию. А тирания — это тирания монархов и тирания церкви, которая имела политическую власть. И начался процесс антиклерикальной реакции. Именно она выдвинула идею светских прав и свобод в отрыве от системы духовных ценностей. Я не верю, что эту систему произвели на свет какие-то нелюди. Но легче всё понимается, когда вы это рассматриваете в историческом контексте, когда вы видите, что все эти идеи возникали, как часть политической и интеллектуальной борьбы одной силы с другой силой. Поэтому, возвращаясь к Вашему вопросу, отвечу, что нынешняя система европейских ценностей возникла под влиянием христианства, но на нехристианском фундаменте. И интенсивно развивалась именно с тех пор. Особенно после французской революции, которая, Вы знаете, была просто антирелигиозной. Те, кто путешествуют по Франции, видят разрушенные храмы, монастыри, которые до сих пор остовами стоят. Вспомните город Макконе в Бургундии. С его кафедральным собором. Его никак не ремонтируют, с тем, чтобы показать, какая это была трагедия для Франции. Разрушенный собор, а рядом самое большое Бенедиктинское аббатство в мире — аббатство Клюни, полностью разрушенное, полностью изничтоженное. И до сих пор там не живёт ни одного монаха. И нужно просто видеть и понимать, что произошло во Франции. Французская революция была в первую очередь антицерковной, антирелигиозной, антиклерикальной революцией. Но ведь через эту революцию и вошла в практику идея прав и свобод, в политическую практику. И нужно видеть, что произошло в истории Западной Европы…

Конечно в 19-м веке был достигнут некий модус-вивенди в отношениях между католической церковью и политической властью, хотя не везде. Гарибальди был ярым антиклерикалом и боролся с Папой, и боролся с церковью. Но постепенно к концу 19-го века происходит некое не примирение, но стабилизация ситуации. А в 20-м веке этот вопрос был уже решён и снят, благодаря тому, что католическая церковь отказалась от политической власти, отказалась от политической борьбы и заняла ту позицию, которую она сегодня занимает. Поэтому, говорить о том, что сегодня западная цивилизация — это христианская, католическая, православная или протестантская цивилизация, нельзя. Это в первую очередь цивилизация, которая возникла под влиянием православия и католицизма, а лучше сказать, неразделённой Церкви, которая впитала в себя нравственные силы христианского послания, но в какой-то момент истории встала на путь антирелигиозный, антиклерикальный под влиянием совершенно конкретных исторических обстоятельств. Простите, но коротко не ответишь.

Владимир Шаронов: Я прочитал доклад, просмотрел и его критику…

Митрополит Кирилл: Критика — это тоже тема, о которой можно публично говорить… Критика мне напомнила старые советские времена. Помните, какая была яростная критика в отношении произведений Александра Исаевича Солженицына? Когда-то, в то время, я подошёл к одному иерарху, который тоже вздумал критиковать Солженицына, и шепнул ему на ушко: «Почитать не дадите?» Он на меня посмотрел и в сторону отошёл. И устыдился, потому что совсем мало кто тогда Солженицына читал, а все критиковали.

Что касается Собора, то Собор начался 4-го числа, 4-го вечером уже началась критика по радио «Эхо Москвы». Ни один из слушателей этого радио не видел ни одной строчки и не прослушал ни одного доклада. Были только выдержки, взятые из программы «Время», а уже возник благородный гнев трудящихся. Вот это свидетельствует о том, что реакция была эмоциональной, и она была не на послание, которое «Собор» сделал. Я думаю, в нашем обществе есть ещё много людей, которым трудно принять тот факт, что Церковь сегодня открыто обращается к своему народу с посланием, имеющим отношение к реальной жизни людей. Не к тому, что только в храме происходит, не к тому, чем за монастырскими стенами живут, а к тому, что на улицах происходит. В офисах, на заводах, фабриках… В нашей реальной жизни. Вот это вызывает у некоторых испуг. А у некоторых — непонимание. А у кого-то недовольство. Но я думаю, что это нормально, потому что всё-таки у большинства реакция была добрая и положительная.

Владимир Шаронов: Один известный священник когда-то, еще в советские времена рассказал, что его преследует кошмарный сон. Однажды он просыпается и узнает, что можно говорить все. Он выходит к пастве и вдруг его охватывает страх…

Митрополит Кирилл: «А что же мы скажем»?

Владимир Шаронов: Да, страх, потому что сказать нечего. Все очень долго ждали, что же может сказать Церковь о реальной жизни. Голос прозвучал, но реакция у некоторых оказалась близкой к шоку.

Митрополит Кирилл: Да, реакция шоковая: Церковь говорит, не повторяя ничьих чужих слов!

Вот некоторые спрашивают: «Почему вы не выступили с этими идеями 10 лет назад? Ведь вот тогда бы это прозвучало особенно сильно». Если бы мы тогда выступили с такими идеями, то это было бы вдвойне опасно. Абсолютное большинство людей восприняло бы это, как влияние на нас компартии или советского прошлого, где права человека не были в почёте. И в то время просто сказали бы, что Церковь себя объединяет с теми политическими силами, которые хотят вернуть нас в прошлое, они выступают против движения вперёд. И тогда так было бы прочитано наше послание. Это та причина, по которой мы не могли выступить с этой идеей в советское время, потому что тогда это было бы абсолютно контрпродуктивно. И второй момент: мы не могли выступать с этими идеями 10 лет назад, потому что у Церкви тогда действительно не было сил вести полномасштабный диалог с обществом. Я не хочу сейчас сказать, что у нас много сил, но чувствуем, что настало время.

Владимир Шаронов: Владыко, а готовы ли мы сегодня воспринять такой подход и услышать голос Церкви, прозвучавший на Соборе? Вы говорите о неком «обществе». Но общество — понятие достаточно абстрактное. Оно состоит из институтов. Готовы ли сегодня общественные и государственные институты действовать слаженно? Способны ли они двигаться совместно в этом направлении?… Когда мы сегодня слушаем выступления депутатов Законодательного собрания, членов Совета Федерации, руководителей министерств, видим, что они куда больше озабочены разработкой неких механизмов, которые автоматически улучшат нашу общую жизнь, повысят благосостояние и т. д. В общем, государственные мужи и политики все больше ищут некие механизмы общественного счастья. Идут чисто марксистско-ленинским путем — вначале совершенствуют производительные силы, потом анализируют общественные отношения…

Митрополит Кирилл: Очень правильно говорите. Нашим депутатам и политикам, руководителям причем, уточню, всех уровней действительно необходимо помнить, что не только развитие производительных сил и производственных отношений определяет качество человеческой жизни. Они в первую очередь должны исходить из того, что есть идеи и истины более высокого порядка, без которых не будет достойного качества жизни ни в нашей стране, ни в городе, ни в поселке, ни в селе.

Подлинная жизнь человека во все времена опиралась на базисные ценности, а не на надстроечные, если использовать привычную для многих лексику. Есть базисные ценности, которые для нашего народа являются таковыми на протяжении всей истории. Но базис — это не производительные силы. Никогда экономическая идея не может войти в национальную, это нонсенс. Никто за очередную новую технологию не пойдёт проливать кровь. Никто за изменение банковской системы не будет закрывать грудью амбразуру. Человек совершает подвиг во имя других ценностей, базисных ценностей. Вера, прежде всего, принадлежит к этим базисным ценностям, как и нравственность человека и общества.

Сегодня Церкви, как никогда, очень важно развивать эти идеи сотрудничества с миром науки, со СМИ, с писательскими кругами, с различными общественными организациями. Мы должны выходить на высокий уровень согласия того, что является для нас базисными ценностями. Идея, с которой я выступил в Государственной Думе где-то полгода назад, заключалась в следующем: если мы все договоримся о корпусе базисных ценностей и скажем, что эти ценности не могут быть разрушены, тогда мы спокойнее будем и к выборам относиться. Ведь у нас, что ни выборы — то страх новой революции. Но если мы скажем, что ни одна партия не имеет права посягать на эти ценности, тогда мы миру политики отдадим надстроечные ценности. И тогда народ будет избирать, но без инфарктов, без страха. Вот я думаю, что если нам удастся это сделать, тогда жизнь у нас уже будет другой.

Если же мы тесно соединим нравственность и законодательство, если у нас не будет ни одного нравственно уязвимого закона, то мы достигнем очень многого. Почему сегодня люди не выполняют законы? Потому что там либо глупость, либо нечто, что даже надрывает нравственное чувство человека. «Я не хочу такие законы выполнять!» — говорит человек… Он уже точно не желает возвращаться к тому, как не так давно жили раньше, но и так, как сегодня ему предлагают, тоже жить не хочет.

Владимир Шаронов: Насколько я знаю, слово «покаяние» в своём первом и основном смысле означает перемену, то есть понимание, восприятие новой истины.

Митрополит Кирилл: Да. Совершенно верно.

Владимир Шаронов: Владыко, мы говорили о готовности общества услышать голос Церкви. Но ведь послание, которое прозвучало от участников Собора, накладывает колоссальную ответственность и на всю Русскую Православную Церковь. А готова ли Церковь взять эту ответственность сегодня? Учитывая, что за годы гонения и притеснений именно она, Церковь, была выбита, как никакой другой институт. Располагает ли она корпусом священников, богословов, просветителей, способных, например, вести разговор о философских идеях — о чем в числе самого важного Вы говорили в своем докладе. Кто, когда и где должен вести этот разговор?

Митрополит Кирилл: Я уже говорил, по какой причине мы не могли произнести сказанного 10 лет назад. Но вот если ещё 10 лет ждать, то это будет точно поздно. Сейчас, может быть, и через «не могу». А, может быть, и через недостаток сил. Но настало время, когда с помощью Божией можно и нужно вести этот диалог. Ну, а что такое Церковь? Ведь Церковь — это не только митрополиты и не только священники. Церковь — это христиане православные: и работающие в средствах массовой информации, и писатели, и учёные, и политики… И ведь эти люди всё больше и больше обозначают свою жизненную позицию. Вот я недавно встречался с нашими рок-звёздами. Замечательная была встреча. Они приехали ко мне, самые наши знаменитые рок-исполнители, которые собирают по 10−15 тысяч аудитории. Они все оказались православными людьми. Ну, можно было бы это представить себе 15−20 лет тому назад? А сегодня эти люди все живут христианской жизнью. И хотят через своё искусство внести вклад во всё то, о чём мы сегодня говорим. Ведь это тоже Церковь. Миряне в первую очередь, интеллигенция наша, которая открыла для себя ценности Евангелия, вот кто должен участвовать в этом диалоге с теми, кто этих ценностей ещё не открыл.

Владимир Шаронов: Правильно ли я понял, что фактически Собор своим посланием возложил обязанность на всех православных?

Митрополит Кирилл: Совершенно верно. Ведь нужно обратить внимание на то, что это слово о правах и достоинстве человеческой личности, о модернизации России было произнесено на Всемирном Русском Народном Соборе, который является общественной организацией, институтом гражданского общества. Собор символически возглавляется Святейшим Патриархом, но Собор в большинстве состоит из светских людей. Это общественная организация, объединяющая в основном православных людей, но не только. В этом году на Соборе принимали участие и католики, и протестанты, и на протяжении уже 10 лет принимают участие мусульмане, иудеи и буддисты. Поэтому мы называем его Народным. Это в первую очередь Собор, объединяющий тех, кто принадлежит к русской цивилизации. Так и начинается декларация: «От имени самобытной русской цивилизации…». А русская цивилизация всегда была многонациональной. Другой русской цивилизации не существует.

Владимир Шаронов: Более практический вопрос: вы, Владыка, подобно Игнатию Лойоле, который в своё время шагнул в церковь, вернул католицизму часть утраченной Европы, предлагаете в числе самых важных шагов обратить внимание на школьное воспитание и на работу с молодежью возлагаете свои надежды. Православные священнослужители должны стать школьными педагогами?

Митрополит Кирилл: Я не думаю, что в школах должны работать православные священники. Конечно, где-то это может иметь место, например в сельской местности. Но мы пошли по другому пути. Мы — это Калининградская область и Калининградско-Смоленская епархия. Вместе с департаментом образования епархия подготавливает профессиональных педагогов средних школ для преподавания основ православной культуры и опыт показывает, что это правильный путь.

В школе должны работать педагоги. Священники могут приходить в школы на праздники, встречаться с детьми. Но на профессиональной основе в школе должны работать педагоги. Преподаются в школе основы православной культуры. Это не проповедь, это знакомство людей с основами своей национальной культуры. Вот почему я считаю, что в России, особенно в местах компактного проживания мусульман, должна преподаваться и исламская культура. Я не вижу ничего плохого, если, например, в Казани православные люди изучали бы и православную культуру, и исламскую. Я думаю, обучение детей основам православной культуры, так же, как, допустим, в местах компактного проживания основам мусульманской культуры, необходимо. Даже более того, там, где нет компактного проживания. Простая схема: в классе 80% православных детей и 20% евреев, которые скажут, что хотели бы изучать своё. Значит, надо дать им учебник и сказать, что на экзамене они будут отвечать основы своей культуры.

То же самое и в отношении католиков, которые у нас живут. Если они хотят изучать основы своей собственной культуры, им тоже нужно дать учебник. Надо дать основные альтернативы. У нас ведь есть светские люди, не верующие, дайте им в качестве альтернативы основы светской этики. Если таких детей много, тогда нужно разделить класс. Но, отталкиваясь от идеи многоконфессиональности, нельзя лишать 80% нашего народа законного права знать основы своей религиозной культуры.

Владимир Шаронов: А Вы случайно оговорились, что экзамен надо проводить, то есть и оценку ставить…

Митрополит Кирилл: Вы знаете, это вопрос чисто методический. В любом случае преподавание этих основ должно быть добровольным. Кто-то может сказать: «Я не хочу» — и ему нужно дать альтернативный курс.

Владимир Шаронов: В своем докладе Вы очень аккуратно, но обозначили тезис о том, что нельзя допустить соревнования в миссионерстве. Вот уже много лет мы наблюдаем разгул этого миссионерского азарта в нашей стране.

Митрополит Кирилл: Это очень печальное явление. Оно разрушает ткань общественных отношений, и оно порождает антагонизмы. Я знаю реакцию многих православных людей на тех проповедников, которые ходят по квартирам, или которые останавливают на улице и говорят, что только они обладают истиной. Навязывают свои брошюрки. Это, конечно, недопустимо. Церковь не может следить за тем, чтобы обеспечивать порядок на улицах, но должен же быть какой-то порядок в стране. Если вы хотите проповедовать что-то, то выступайте перед своими единомышленниками. Почему мы говорим, что не должно быть соревновательной миссии в армии или в школе? Ею мы всё разрушим. Если в армии есть православные, то к православным должен прийти православный священник, к мусульманину — мулла, к иудеям — раввин, к баптистам — баптистский пастор. Но нельзя допустить, чтобы перед ротой выступал какой-то заезжий миссионер или представитель религиозной организации, последователей которой в этом воинском соединении нет. То, о чём я говорю, хорошо отработано в мировом опыте. Вся Западная Европа имеет институт капелланов. Существует опыт, просто надо постараться применить это к нашим условиям.

Владимир Шаронов: Как Вы оцениваете общественные отклики на документы Собора, Владыко?

Митрополит Кирилл: Вот первое, что я воспринял после «Собора», как доброе предзнаменование, это, конечно, абсолютно положительная реакция общества на посылы Собора. Были, конечно, самые такие спонтанные эмоциональные реакции, о которых я упомянул. Я совсем не против этого. Так оно и должно было быть. Если бы все выстроились и сказали: «Так!», ну, тогда как-то немножко было бы странно. А когда есть борьба мнений, желание уточнить, даже если есть какой-то эмоциональный протест — это всё хорошо. Но общая реакция — абсолютно положительная, даже у тех, кто с чем-то по каким-то причинам не согласен. Все практически сегодня понимают, что дальше так мы жить не можем. А вот теперь что же делать?

Собор высказался в пользу создания правозащитной программы. Некоторые наши правозащитные организации почему-то перепугались, что вот теперь Собор, так сказать, монополизирует работу в области правозащиты. Не говорилось, но подразумевалось, что Собор или Церковь приватизирует все гранты, которые из-за границы поступают на такого рода деятельность. Я уже неоднократно говорил и сейчас хочу сказать и успокоить людей: Собор не получает никаких грантов из-за границы, ни от нашего Правительства, ни от каких-то государственных организаций. Собор вообще не имеет бюджета. Собор с шапкой ходит и собирает на всё то, чем он занимается. Поэтому мы не являемся конкурентами ни для кого. Кроме того, мы не будем создавать так называемого правозащитного центра, о котором почему-то стали говорить в СМИ, потому что центр — это юридическое лицо, это зарплата, бюджеты. Это опять не то, чем мы хотим заниматься.

Наша правозащитная программа предполагает в первую очередь диалог с современными правозащитными организациями. Есть организации, с которыми, наверно, говорить будет очень трудно, и я думаю, что мы с ними и разговаривать не будем. Но есть очень мыслящие люди, действительно очень озабоченные проблемами человека. И с ними мы, конечно, будем разговаривать.

Я думаю, что Собор будет развивать свой диалог с политическими партиями и общественными движениями. Они почти все были представлены на самом Соборе, и ни одной протестной ноты не было взято в отношении общих идей Собора со стороны основных политических сил страны. Теперь задача заключается в том, чтобы во взаимодействии с Государственной Думой, с политическими партиями продвигать идеи Собора. Задача заключается в том, чтобы законы были нравственно безупречными, чтобы апелляция к закону всегда поднимала у человека планку его отношения к жизни, чтобы закон воспитывал человека. Мы этой темы уже касались: когда у нас принимаются законы, а люди с усмешкой говорят: «Ну-ну, знаем, да, знаем… Слышали…» — это значит, закон опускает общество. А закон должен его подымать. И вот, дай Бог, чтобы импульсы, данные Собором, содействовали этому процессу.

Владимир Шаронов: Спасибо Вам большое, Владыко.

Наша справка: Владимир Иванович Шаронов , директор государственной телерадиокомпании «Калининград», журналист, автор публикаций в отечественной и зарубежной прессе о Л.П.Карсавине, П.А.Сорокине, статей по церковно-общественной жизни. За участие в восстановлении Антониево-Сийского монастыря, строительстве Часовни Преподобных Герасима, Питирима и Ионы в селе Усть-Вым (Республика Коми), содействии в деятельности Воронежской и Борисоглебской епархии награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского II-й степени. Живет и работает в Калининграде.

http://kaliningrad.rfn.ru/rnews.html?id=14 941&cid=7